Дорога на Компьен - Виктория Холт

На ночь, может, на две-три, усомнился Ле Бель.

На ночь! На две! Этих красоток как следует школили в заведении монсеньора графа дю Барри. Прекрасная Доротея не была какой-нибудь там мелкой пташкой для силков, расставленных в Оленьем парке. Он-то готовил ее к тому, чтобы она заправляла жизнью при дворе, и она, конечно, прибрала бы там все к рукам, эта дочь водовоза из Страсбурга, если б не мадам де Помпадур.

О, эта женщина! Умна она была, ничего не скажешь. Но век бы ей не преуспеть против графа дю Барри, когда бы не тот факт, что он не имел доступа к королю, а она целыми днями была возле Луи.

Она ничего не делала себе во вред. Она не стала бы пачкать свои аристократические ручки («Аристократические! — фыркнул Жан Батист. — Намного ли дочь поставщика мяса из Парижа выше по рождению, чем дочь водовоза из Страсбурга?»). Нет, кое-кто другой нашептывал королю, что Прекрасная Доротея была любовницей человека, страдавшего от мучительной болезни, одно упоминание о которой — учитывая образ жизни, который вел король, — могло бы ввергнуть Луи в панику.

Вот так кончилось дело с Прекрасной Доротеей. Может быть, напрасно он тогда поспешил просить для себя дипломатического поста в Кельне. Ничего, теперь он стал опытнее, хитрее. И нет больше мадам де Помпадур, которая стремилась бы убрать возможную соперницу со своего пути. Остался лишь усталый Ле Бель (бедняга, годы берут свое), отчаянно пытающийся отыскать где угодно и кого угодно, лишь бы та, которую он найдет, сумела развлечь короля.

Итак, Жанна может и должна преуспеть там, где Доротея потерпела неудачу. Жанна полна жизни и умеет веселиться, как никто другой. Он задумался. Надо ли ему сдерживать ее? Возможно, да. А может, и нет. Жан Батист представил себе непринужденную, развеселившуюся Жанну в обществе короля и чуть не расхохотался. Остудило его пыл сразу же возникшее подозрение, что королю ее поведение может не понравиться. Слишком многое будет зависеть от настроения короля.

Луи окружали дамы, не умевшие занять и развлечь его, так что не исключено, что именно такая женщина, как Жанна, отнюдь не утонченная дама, окажется способна на это. А опыта Жанне не занимать (Жан Батист ничуть не преувеличивал, когда называл ее самой красивой из парижанок). Ей уже приходилось развлекать столь многих мужчин в своей жизни, что она поймет, как лучше всего доставить удовольствие королю. К такой роли Жанна была подготовлена превосходно. Ей было двадцать пять лет — не первая молодость. Хотя на вид ей можно было дать не больше двадцати двух, что тоже, конечно, не детский возраст. Она сохранила удивительную непосредственность и свежесть юности. У нее была на редкость нежная кожа, но дело было не только в этом, а еще и в очаровании, изначально присущем этому жизнерадостному, пышущему здоровьем созданию, в какой-то излучаемой ею постоянной радости, которая, казалось, никогда не покидала Жанну, что бы с ней ни случалось. Жанна сохраняла эти свои качества даже во время их ссор, а ссоры эти подчас бывали нешуточными. Жан Батист и по сей день вздрагивал при воспоминании о том, как однажды она уложила свои пожитки и оставила его дом. Хвала Всевышнему, он тогда быстро нашел ее и вернул обратно. Впрочем, она оставалась жизнерадостной при любых обстоятельствах. Такова уж была Жанна сама по себе, так и бурлящая весельем, счастливая уже тем, что просто живет на свете, независимо от того, где и как проходит ее жизнь.

Может быть, даже не ослепительная красота, а именно эти свойства делали Жанну такой незаурядной, такой яркой женщиной, способной не только преуспеть самой, но и принеся удачу своему благодетелю.

Жан Батист представил себе, как вытянутся лица у всех тех Версале и Париже, кто предостерегал его, что кончит он плохо чуть ли не милостыню будет просить. Придется им теперь прикусить языки. То-то удивится его родня в Левиньяке, когда узнает, что за сюрприз есть у него. Они там до сих пор смотрят на него как на бездельника, несмотря на письма, которые он писал им из Парижа.

Жан Батист был уже далеко не молод. Когда тебе между сорока и пятьюдесятью, приходится признать этот грустный факт. Богатства особого он не нажил, зато накопил кое-какой опыт и набрался житейской мудрости, и его удача — дело нескольких ближайших месяцев. Эту удачу принесет ему Жанна.

Впрочем, был и он когда-то богат. Двадцать лет назад он выгодно женился. Семья дю Барри рассчитывала, что Катрин Урсула Дальма де Верногрез поселится в обветшалом замке в Левиньяке, обновит замок за свои денежки и выкупит часть земель, утраченных предыдущими поколениями владельцев замка, и тогда семейству дю Барри удастся вернуть былой блеск.

Таковы были основания семьи Жана Батиста устраивать этот брак для своего старшего сына.

У самого Жана Батиста были несколько иные основания. Он женился на Катрин, чтобы прибрать ее состояние к своим рукам, а не отдавать его своему семейству.

Теперь он признавал, то был неосмотрителен, но тогда у него не было опыта, который он приобрел впоследствии. Он сделал попытку удвоить свое состояние за игорным столом, и вскоре денежки Катрин уплыли по тому же руслу, что и прежнее богатство семьи дю Барри.

Это было много лет назад. Катрин обеднела, как и его семья, и потому им не стоило оставаться вместе. Они расстались, и Жан Батист отправился на поиски новой удачи в Париж.

Если раньше он видел в Катрин женщину, которая сделает его богатым с помощью брака, то теперь в Жанне он видел женщину, которая принесет ему такое же счастье, вскружив голову королю.

Катрин была одной из самых богатых невест в Тулузе. Жанна была самой красивой женщиной Парижа.

Он подготовил Жанну к тому, чтобы использовать для своего успеха, как использовал в свое время Катрин. За эти двадцать лет он поумнел, и теперь своего не упустит.

Почти двадцать пять лет тому назад, в августе 1743 года, в деревне Вокулер родилась Жанна Бекю (известная теперь под именем мадемуазель Вобарнье).

Она была внебрачной дочерью Анны Векш, но кто был отец Жанны, этого никто точно не знал. И дело тут не в том, что никто не проявил к этому интереса. Кое-кто утверждал, что отец Жанны — один из тех солдат, что были расквартированы в деревне. Анна спала с кем-то из них. Говорили также, что это повар из деревенской гостиницы. Анну частенько видели там на кухне. А кто-то считал, что отец девочки — один из монахов монастыря, куда Анна приходила, чтобы шить монашеское облачение. Ее видели там с Жан Жаком Гомардом, братом Ангелом, который держал себя с нею совсем не так, как подобает монаху.

Когда Жанне было четыре года, мать взяла ее с собой в Париж, где нашла себе место кухарки в доме красивой куртизанки, известной под именем Франчески.