Счастья хватит на всех - Юлия Александровна Волкодав

Что они будут обсуждать роль бас-гитары в аранжировках Туманова? В конце концов, насколько Сашка поняла из прерываемых рыданиями объяснений, никто Нюрку не насиловал. Да и не дурак дядя Саша, чтобы под статью лезть.

Очень не хотелось говорить банальности вроде «Я тебя предупреждала», легче от них никому не стало бы. К тому же Сашка чувствовала и свою вину — она ведь притащила Нурай в этот странный город, у которого нет ни малейших представлений о морали. Может, у них там, в Баку, приглашая девушку на шашлыки, имеют в виду именно шашлыки и ничего больше.

— И у метро высадили, представляешь? — всхлипнула Нурай. — Даже до дома не довезли.

Сашка хмыкнула.

— Скажи спасибо, что тебе не пришлось с той дачи пешком топать. Ты не понимаешь, да? С того момента, как ты ему отказала, он сразу потерял к тебе интерес. Ты для него отыгранная карта. Всё, будет ждать следующую наивную леди, которую притянет наш звёздный маячок. В последнее время их, конечно, всё меньше. И редко когда поклонницы, чаще юные певицы. Они на гитаристов и барабанщиков не очень-то зарятся, а вот Ренату перепадает иногда.

— Ренату? — Нурай подняла голову. — Ты хочешь сказать, он тоже…

— Сначала он. — Сашка сделала ударение на первом слове. — Если Ренат Игнатьевич изволят нос поворотить, тогда уже в дело включаются музыканты. Следующий в иерархии водитель Туманова. Как там нынешнего зовут? Юра, кажется. Они так быстро меняются, что я не успеваю запоминать. Надеюсь, водитель тебя не звал на пикник у обочины?

— Какой ещё обочины?

— Не парься. — Сашка махнула рукой и потянулась за сигаретами.

— Неужели Всеволод Алексеевич не знает, какая мерзость творится у него в коллективе? Это же… Это же какой-то…

Нурай не могла подобрать правильного слова, но Сашка и так догадалась. Посмотрела на неё оценивающе и каким-то внутренним чутьём поняла — рассказывать, что всеми любимый Всеволод Алексеевич возглавляет эту иерархию, не стоит. Уж точно не сейчас.

Она вздохнула, помолчала, тщательно подбирая слова, и осторожно начала:

— Я не знаю, чего ты хотела добиться этой поездкой, Нюр. Если тебе так нужны проходы на концерты, не обязательно лизать его коллективу. В переносном смысле, не смотри на меня так! Тоня может провести тебя на любое мероприятие без эротических услуг. А ещё можно просто купить билет в кассе. И не быть никому должной! А если хотелось чего-то ещё… Нюр, по этой лестнице путь только вниз. До Севушки ты так не доберёшься.

— Я не собираюсь до него добираться! — вскинулась Нурай. — Вы все, что ли, меряете всё вокруг только сексом? Я не мечтаю с ним переспать! Да ему это вообще не надо!

И вот тут до Сашки дошло. Пазл сложился. Она на секунду даже подумала, что стоило бы пойти специализироваться по психиатрии, пригодилось бы в жизни. Потом отогнала мысль как ненужную. Так вот оно что. Уж кто-кто, а поклонницы свято убеждены в половой мощи своего кумира. Даже если тот разменял восьмой десяток и выползает на сцену с палочкой, тряся всем, кроме того, что интересует девушек. Взять хоть недавний брак одного театрального мэтра с юной особой, годившейся ему в правнучки!

Всеволод Алексеевич, к счастью, ещё не достиг этого рубежа. Но, если принять во внимание все его диагнозы, хотя бы только те, что известны Сашке, нужно быть большим оптимистом, чтобы мечтать об интиме. Да что там, достаточно близко к нему подойти, в глаза заглянуть. Там уже не то что прежнего огня, там даже угольков не осталось. Женщины же чувствуют такие вещи, их даже объяснять не нужно.

Но поклонники слепы и глухи. Они будут до последнего оправдывать его, тешить себя иллюзиями, находить им подтверждение. Убедят себя, что их кумир ещё ого-го, что на него законы времени не распространяются, что он никогда не постареет. И уж Нюрка-то, с её оптимизмом, должна быть первым апологетом Всеволода Алексеевича. А она его сразу, с ходу записывает в импотенты.

— И давно ему это не нужно? — не оспаривая саму идею, вкрадчиво поинтересовалась Сашка.

Нурай пожала плечами.

— Откуда я знаю? Просто он не такой. Не животное. Он умеет любить красиво. Любовь — это же не тыканье членом. Это сидеть вместе у камина, укрывшись пледом. Встречать рассвет. Говорить обо всём на свете…

Некстати вспомнился Блок с его страданиями по прекрасной даме, к чьему подолу он боялся прикоснуться. Сашке стало совсем тошно. И вопрос, который она хотела задать, так и остался незаданным. Какая ей разница, что именно произошло с Нюркой и кто был тот подонок? А может быть, подонки. Вряд ли стоит сейчас ворошить прошлое. Вот только Всеволод Алексеевич на роль лекарства от душевных ран совсем не годился. Впрочем, если по чуть-чуть и не подходя близко… Но, увы, они все уже подошли слишком, слишком близко.

* * *

Неделю Нурай не выходила из дома Николая Степановича дальше, чем в соседний магазин. Старалась увлечь себя работой, затеяла генеральную уборку с мытьём окон, хотя её об этом никто не просил, каждый день пекла кексы с разными начинками, но всё это делала, пока хозяин был на лекциях. Стоило ему вернуться, запиралась в своей комнате, чтобы исключить любые контакты. Просто не хотелось видеть ни одного мужчину, пусть даже самого безопасного. Все они сволочи. По-настоящему безопасным был только один, на экране её телефона.

Как Нурай скучала без компьютера, оставшегося в Баку, и без Сашкиного ноутбука! Они были проводниками в мир, где в два клика можно увидеть новые снимки Всеволода Алексеевича, посмотреть его записи, узнать, где он сейчас. В её стареньком телефоне даже выхода в Интернет не было, и Нурай чувствовала себя изолированной от жизни. Так странно, вот она в его городе, и снова взаперти. Конечно, можно было бы поехать на Арбат, но от одной мысли, что придётся торчать на морозе в лёгкой куртке, пробирала дрожь. Начались настоящие холода, и Николай Степанович уже несколько раз высказывал озабоченность её верхней одеждой. Приходилось врать, что ждёт посылку из дома с тёплыми вещами.

Иногда звонила в Баку, обещала маме, что скоро приедет проведать, и сама цепенела от ужаса при одной мысли о возвращении пусть даже на несколько дней. Ей казалось, она только войдёт в дверь их квартиры и та захлопнется на все замки. А вместе с ней и захлопнется дверь в настоящую, счастливую, московскую жизнь. И пусть пока эта московская жизнь была на мечту совершенно непохожа, она всё равно лучше, чем бесконечное ожидание счастья.