Работа над ошибками (Puzzle) - Андрей Буторин

— После всего, что случилось, ты еще говоришь о каких-то заумностях? — невесело хмыкнула Илма.

— Илма, если честно, то я устал уже от всех этих чудес! Хорошо бы сейчас проснуться в домике тети Веры и понять, что все это мне просто-напросто приснилось…

— Значит, я тебе уже надоела? — быстро спросила Илма мрачным голосом.

— Не понял! — Алексей недоуменно уставился на свою спутницу. — Чего это ты еще выдумала?!

— Ты сам сказал: проснуться, чтобы ничего не было…

— Я же имел в виду все эти чудеса!

— Я тоже — одно из них…

— Ты — самое прекрасное чудо на свете! — рассмеялся Алексей, поняв наконец, в чем дело. — Нет уж, тогда я лучше не буду просыпаться!

— Алексей, мы снова летим туда, — насторожилась Илма.

Действительно, корабль успел уже обогнуть маленькую восьмигранную планетку и снова приближался к жутковатой Пустоте.

— Не… Хватит, насмотрелись уже кино! — проворчал Алексей и взялся за ручку управления. «Рулить» кораблем оказалось на самом деле не на много труднее, чем катером, и Алексею удалось скорректировать орбиту так, чтобы траектория движения не пересекала «пустую» грань Октаэдра.

— И все же, нам не показывали кино, — продолжила прерванный разговор Илма.

— Почему ты так думаешь? Наоборот, очень похоже…

— Не похоже! «Наставники» нас даже не замечали! Чем закончился твой «сон»?

— Нас смахнули со стола, как пыль! — вспомнил Алексей последний «кадр».

— Я видела то же самое! Все делалось не для нас, мы стали свидетелями совершенно случайно!

— Они могли и специально сыграть, раз это кино!

— И все ради нас с тобой? Не велика ли честь? Да и смысл какой? Мне показалось, что мы для них действительно только лишь пыль. И не только мы с тобой — Алексей и Иилмаа, а вообще все… Не знаю как сказать… — Илма даже раскраснелась от волнения.

— Я понял тебя, родная, — улыбнулся Алексей. — И вполне допускаю, что ты права. Действительно, если это не глюки, не сумасшествие, а что-то такое… настоящее, то… — Алексей замолчал и севшим внезапно голосом закончил: —…То все мы сейчас в заднице!

— Фу, как ты груб! — притворно поморщилась Илма. — Груб и неточен!

— Почему неточен? — удивился Алексей.

— Потому что мы не просто в заднице, мы — в очень большой заднице! — пояснила Илма. — В обычную задницу весь этот Октаэдр не влезет.

— Давай-ка оставим эту проктологическую дискуссию, как бы занимательна она ни была, а подумаем-ка мы с тобой лучше, что нам теперь делать?

— Первым делом мы должны опуститься вниз и рассказать всем, — мотнула золотистой головой Илма.

— Ага, и устроить панику. «Конец света грядет! Молитесь, грешники!»

— Ты говоришь много непонятных и ненужных слов, — нахмурилась Илма. — Если не хочешь говорить всем, то скажем хотя бы Туунгу. И надо найти девочку…

— Туунгу-то, разумеется, скажем. А вот где мы найдем девочку? Да и зачем уже, собственно? Что это изменит?

— Мы хоть узнаем у нее, когда будут объявлять оценки за домашнее задание! Может быть, по нашему времени — это год, или сто лет… Тогда у нас есть время.

— Логично, — согласился Алексей. — Только мало мне что-то верится в сто лет… Годик хотя бы!

— Перед смертью не надышишься! — ввернула Илма.

— Где узнала?

— Уши-то есть.

Между тем корабль нарезал и нарезал витки вокруг Октаэдра в странном светло-сером свете. Хотя он был уже не таким светлым, как вначале.

— По-моему, темнеет, — обеспокоенно сказал Алексей.

— Надо скорей садиться! — встревожилась Илма, тоже заметив изменение освещения.

— Проболтали мы с тобой! Если не сядем до темноты — придется до утра здесь болтаться…

— Не хочу до утра, мне страшно! — пискнула Илма совсем по-девчоночьи.

— Ладно, держись, как раз к нашему треугольнику подлетаем! — Алексей крепко обхватил ручку управления и плавно повернул ее вниз.

Корабль послушно клюнул носом и стремительно начал снижаться.

— Не так быстро! Делай маленькую скорость! — забыла слово «тормози» Илма.

— Не боись! — крикнул в ответ Алексей, помня слова Митрича об «умном корабле», хотя и самому ему стало не по себе от стремительно приближающейся земли.

Корабль и правда был «умным». Автоматика взяла управление на себя, когда до поверхности оставалось метров пятьсот. Торможение произошло очень плавно, и многотонный космический корабль, словно перышко, опустился на колосящееся поле сразу за Никольским.

«Эх, потравили хлебушек!» — не к месту подумалось Алексею. Какой уж тут хлебушек, если кранты скоро всему миру, хоть и маленькому, но единственному.

Глава 26

Темнота наступила очень быстро. Алексей с Илмой только успели выйти из корабля на поле, как стало уже почти ничего не видно вокруг.

— Илма, ну не дураки ли мы с тобой? — сказал Алексей, но тут же поправился: — Прости, это я дурак, ты тут ни при чем.

— А в чем дело? — Илма слегка клацала зубами, то ли от ночной свежести, то ли от страха перед тревожной темнотой.

— Сели-то мы в Никольском, а зачем? Мы же договорились с Туунгом, что он отведет всех в свой замок! Ну, и как мы доберемся туда в темноте? Так что волей-неволей придется в корабле ночевать.

— Леша, я не хочу в корабле! — Илма задрожала еще больше. — Давай в селе переночуем!

— Так там же, поди, ни одного дома целого не осталось…

— Смотри, а там огонек горит! — радостно вскрикнула Илма.

Действительно, в стороне Никольского маячил красноватый огонек. Только он, как показалось Алексею, не стоял на одном месте, а медленно двигался. Причем, хоть в плотных сумерках (темнота в новом мире даже глухой ночью не была абсолютной) и трудно было понять наверняка, но создавалось впечатление, что огонек движется над поверхностью, попросту — летит…

— Да это же катер! — догадался Алексей. — За нами Кирилл, наверное, прилетел!

— А найдет он нас? — забеспокоилась Илма.

— Эх, жаль пистолета какого-нибудь у нас нет! — сокрушенно развел руками Алексей. — Разве что «фонариком» наннгским помахать…

— Ты хочешь стрелять по катеру? — удивилась Илма.

— Посигналить ему хочу, что мы здесь!

— Прости, Леша, у меня после полета голова плохо соображает… Я просто дура какая-то… — Голос Илмы задрожал, казалось, еще чуть-чуть — и она заплачет.

— Да ты что, глупенькая, — Алексей обнял Илму, насколько это позволяли «скафандры».

— Вот я и говорю, что дура… — всхлипнула Илма.

— Перестань, перестань, — еще крепче прижал к себе девушку Алексей. — «Глупенькая» — это вовсе не «дура»… Это значит — ты самая милая, самая родная, самая-самая! Это потому что я люблю тебя.

— Ага, — шмыгнула Илма носом, но уже успокаиваясь. — А была бы умненькой — не любил…

Алексей не нашелся, что ответить на это и просто взял да и поцеловал Илму во влажные, полуоткрытые губы, благо что шлемы были сняты.

— Ладно, сигналь давай, а то улетит! — сказала Илма, слегка оттолкнув от себя Алексея.

Алексей достал «фонарик» и чиркнул лучом по ночному небу. Получилось неплохо — как на рок-концерте с лазерным светооформлением, только, разумеется, беззвучно.

Огонек катера сразу остановился, замер на мгновение, а затем стал стремительно приближаться.

— Молодец Кирилл, — похвалил Алексей, опуская «фонарик».

— Это не Кирилл… — прошептала вдруг Илма испуганно.

Освещенный изнутри все тем же красноватым светом, катер завис метрах в пяти от космического корабля. Затем медленно опустился на землю. Верхняя часть кабины поползла, открываясь, вглубь борта. Алексей и Илма оба, не сговариваясь, достали «фонарики» и направили их в сторону пилота. Поскольку это был, действительно, не Кирилл… Из кабины катера поднимался старший хронист Верхнего Разведкруга Мател!

— Не стреляйте! Не стреляйте! — «закричал» Мател, размахивая руками. — Выслушайте меня!

— Брось сначала сюда свое оружие! — крикнул в ответ Алексей.

Мател послушно выбросил сначала автомат (во всяком случае, нечто подобное), а затем и «фонарик».

— У меня больше нет оружия!

— Подними вверх руки и медленно, без резких движений, иди сюда, — сказал Алексей. — Дернешься — пристрелю!

— Хорошо, хорошо! Только не стреляйте! — Мател вскинул вверх свои длиннющие руки и вышел из катера. Потоптался на месте и нерешительно стал приближаться к Алексею с Илмой, по-прежнему держащим его на прицеле.

Когда между ними и хронистом осталось каких-нибудь пару метров, Алексей жестко скомандовал:

— Стоять!

Мател застыл как вкопанный, не опуская рук. И залебезил жалобно, словно и не был он совсем недавно жестоким и беспощадным командиром отряда таких же беспощадных вояк: