Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина

– Веришь? – Кейрен повторил вопрос.

– Верю, – словно нехотя ответила она. – Ты… ты же не бросишь меня?

Не бросит.

Он держал ее, чувствуя, как смыкается кольцо. И потом, поняв, что можно выйти, вышел первым. Выбрался, сполз по камню, цепляясь за показавшуюся гладкой поверхность его пальцами. И те, занемевшие, потерявшие чувствительность, все-таки выдержали вес его тела.

Не упал.

Остановился, прижался к камню спиной. Ждал, дыша судорожно и часто.

И когда в черном зеве прохода показался свет, зыбкий, желтый и после долгой темноты ослепительный, Кейрен поднял руки, крикнув:

– Я здесь!

Замер в напряженном ожидании. С его-то везением и на подземников нарваться недолго. Но нет, тень замерла, велев:

– Представьтесь.

– Кейрен из рода Мягкого Олова. Следователь… с кем разговариваю?

– Гаршем из рода Темной Ртути. Нюхач.

Он приближался медленно, осторожно.

А по следу шли трое, которые напряженно вглядывались в темноту.

– Случилось познакомиться с местными обитателями, – пояснил Гаршем, вежливо кланяясь.

Невысокий, изящный, с темными волосами, собранными в хвост на макушке, он пребывал в постоянном движении. И если уж случалось замереть на несколько мгновений, то Гаршем хмурился, а тонкие цепкие пальцы его принимались теребить ленточки, которые во множестве были нашиты на жилет.

– Понимаю, имел счастье познакомиться. – Кейрен вдруг подумал, что выглядит он преотвратно, не говоря уже о запахе, который от него исходит.

Наверх. К родной квартирке, ныне представлявшейся самым чудесным местом на земле, к горячей ванне и камину, нормальному обеду, коньяку и газетам, визитным карточкам и письмам, скопившимся за время его отсутствия…

Вернется.

Но сначала завершит начатое.

– Со мной девушка. Свидетельница…

…вряд ли начальство обрадует этот статус.

Был спуск, и Таннис, которая вцепилась в его руку и не отпускала, несмотря на косые насмешливые взгляды. И подъем. Пещера, куда выволакивали тела.

– Королевские алхимики будут рады подарку, – заметил Гаршем, дернув носом. Носом он обладал чудесным, длинным, массивным с вывернутыми ноздрями, из которых торчали рыжие курчавые волоски. – Вообще, кажется, мы недостаточно внимания уделяли тому, что находится под городом.

В лиловых глазах нюхача горел азарт. И Кейрен готов был поклясться, что отныне спокойной жизни подземного короля настал конец.

Впрочем, не сожалеть же об этом?

Поднимали по старой лестнице, проржавевшей настолько, что некоторые ступени явно прогибались под весом Кейрена. И Таннис, карабкаясь вверх, цепляясь за перила, тихо материлась.

А на поверхности оба ослепли.

День. И солнце, какое-то невообразимо яркое. От света режет глаза, и слезы сами сыплются. Кто-то дергает, спрашивает, а голоса громом отдаются в висках. Кейрен трясет головой, но становится лишь хуже.

Что-то суют в руки.

Требуют выпить. Он пьет и кашляет, до того обжигающая жидкость.

На плечи набрасывают теплый плащ, но… вдвоем все равно теплей. И странно, что мерзнуть он начал только сейчас.

– Все будет хорошо. – Он кричит Таннис, силясь прорваться сквозь гул в голове. – Все будет хорошо…

Уже Кейрен держится за нее, не то опасаясь, что заберут, не то – что она сама, упрямая испуганная женщина, сбежит.

Экипаж. И шторки задернуты. Блаженство полумрака. Скрип рессор.

– Пройдет. – Кейрен прижимает свою свидетельницу к себе и гладит по грязным слипшимся волосам. – Это потому, что мы выбрались… и здесь света много, а там – темнота… и тихо.

Она кивает и все равно дрожит.

Холод тому виной?

Или… ей страшно? Ничего, Кейрен сумеет справиться с ее страхами. Вот только надо до управления добраться и…

…экипаж остановился перед знакомым серым зданием. Невысокое, приземистое, с бордюром из красного кирпича, лишь подчеркивающим тяжеловесное уродство строения.

Главная лестница. Дубовая дверь с длинной бронзовой ручкой, которую дежурным дважды в день вменялось натирать до блеска. Каменный пол и отраженные в граните огоньки, создававшие иллюзию бездонного колодца.

Стойка из темного дерева. И седые бакенбарды констебля Доусона. За широкой его спиной виднеется секретер с множеством ящиков, в которые раскладывали почту. Медный колокольчик дремлет, и витой шнур, поднимавшийся к главному колоколу, покачивается. А Доусон разминает пальцы, точно раздумывая, не стоит ли поднять тревогу.

– Здесь так… – Таннис запнулась и покрепче вцепилась в руку Кейрена. Должно быть, странно они выглядят со стороны. Доусон вон хмурится и бакенбарды оглаживает, что означает высшую степень неодобрения.

– Не обращай внимания.

Кейрен вдруг осознает, что он, по сути, бос… носки и те съехали.

И одет в рванье.

Грязен. Наверняка похож на бродягу… и отцу ведь донесут… придется рассказывать, если не все, то многое. Он снова будет недоволен и заговорит о том, что служба Кейрену не дается, а значит, имеет смысл заняться чем-нибудь другим.

И маме будет спокойней. Она переволновалась.

Снова плакала.

Проклятье… тысячу раз проклятье… он мог вынести что угодно, кроме маминых слез. Сразу начинал чувствовать себя виноватым.

– Идем. – Вцепившись в локоть Таннис, Кейрен потащил ее по коридору, не позволяя оглядеться.

Лестница. И дама-секретарь, сухопарая, в сером строгом платье, вынуждена прижаться к стене. Она морщится, не скрывая брезгливости, и спешит достать из рукава носовой платок.

Ну да, воняет…

…и следовало бы для начала домой заглянуть, но…

Позже.

Дверь в кабинет заперта, и Кейрен понимает, что ключ его остался где-то в подземелье, а за новым нужно спускаться к Доусону и…

– Я подумал, что тебе пригодится. – Филипп, который прежде не пытался даже притвориться дружелюбным, протянул медный ключ. – Тебя наш вызывает. Желает лично послушать о приключениях.

При этих словах Филипп поднял глаза к потолку.

– Мне надо…

Вымыться.

Переодеться. И вычесать блох, которых он, кажется, умудрился подхватить.

– Послушай совета, мальчик. – Филипп сам вставил ключ и повернул, зло, вымещая на металле раздражение. – Тебе надо появиться пред ним так, как ты выглядишь сейчас. Тогда, глядишь, тебя и пожалеют.

Кейрен не нуждается в жалости.

– Ты на волосок от увольнения, – сказал Филипп, распахивая дверь. – И только твой папочка и удерживает старика от того, чтобы сразу тебя вышвырнуть. Не зли его.

В этом все дело.

Снова.

Отец, который вроде бы и был за Перевалом, все еще стоял за плечами Кейрена. И доказать, что на самом деле отец вовсе не помогал устроиться в управление и уж точно не способствовал карьерному росту, не выйдет.

Все уже решили. Обсудили… и вынесли приговор.

– Давай, давай. – Филипп не спешил войти. – А за девкой твоей я присмотрю.

Идти надо.

Тормир из рода Зеленой Сурьмы – давний приятель отца. И не скрывает, что будет рад оказать тому услугу, а значит… нельзя рисковать.

– Посиди здесь. – Кейрен стянул плед, в который до сих пор кутался, и набросил на плечи Таннис. Провел по волосам, успокаивая. – Я скоро вернусь. Филипп, распорядись, пусть ей принесут чая. Горячего. И поесть чего-нибудь.

– Конечно, – не скрывая насмешки, ответил Филипп. – Куда ж мы без горячего… и это, мастеру спасибо скажи. Без него тебя бы долго не хватились.

Мастер-оружейник.

Бомбы.

И взрывы. Тот городской дом… кому отдали дело? И вернут ли Кейрену? Должны вернуть и…

Тормир из рода Зеленой Сурьмы, прозванный Большим Молотом, занимал пост главы полицейского управления последние двадцать лет. Поговаривали, что должность эта была создана специально для него и что серый особняк был выстроен с учетом пожеланий Молота, оттого и так замечательно они друг к другу подходят.

Тормир носил сизые сюртуки, скроенные по фигуре, но делавшие эту самую фигуру нарочито тяжеловесной, неуклюжей. О силе его и легенды ходили, как и о дурном, вспыльчивом нраве. В припадке ярости, которые были нередки…

И Кейрен ощущал себя крайне неуютно. Он стоял, спрятав руки за спину, стараясь не смотреть в глаза начальству.

– Ну? – Тормир подпер кулаками массивный подбородок. – Я слушаю.

– Я… виноват.

– Виноват, – благосклонно кивнул Молот. – Это без сомнений, но я все же слушаю… как, объясни мне, ты…

Он все-таки сорвался на крик, и дама-секретарь, заглянувшая было в кабинет, выскочила с неподобающей возрасту и положению поспешностью.

Кейрен молчал.

Ждал.

Знал, что кричать Тормир способен долго, выражаясь с изысканной витиеватостью, которая снискала немалое почтение среди подчиненных, но, откричавшись, он безвольно оседал в кожаном кресле и взмахом руки разрешал говорить.

– Ты, – Молот выдвинул ящик и, достав початую бутылку виски, зубами вытащил пробку, – понимаешь, щенок недоделанный, что тут было?