Смерть в Лиссабоне - Роберт Уилсон

— Вот она тут постоянный посетитель. С утра и до вечера торчит. Все, что происходит на улице, примечает.

Я поговорил со старушкой. Кожа у нее была как пергамент, на руках красовались белые перчатки с пуговкой. Взглянув на фотографию, старушка кивнула. Да, она видела эту девушку с мужчиной, по ее описанию похожим на Джейми Галлахера.

— Они казались расстроенными, — сказала старушка, возвращая мне фотографию.

В пятидесяти метрах от «Белла Италия» на перекрестке был светофор, возле которого, по словам Галлахера, Катарина села в машину. Перекресток окружали многоквартирные дома и административные здания. Это был деловой район. Ближе к вечеру здесь, по-видимому, толпится масса людей, спешащих с работы. Я подошел к автобусной остановке. К восьми часам народ начал прибывать. Если Галлахер ударил девушку, наверняка здесь найдется кто-нибудь, кто это вспомнит.

Спокойно ходить вообще не в характере португальцев, даже когда они отправляются на семейный обед, но когда они спрыгивают с автобуса, спеша на работу, то превращаются в стадо диких слонов. Однако в этот день мне повезло: попалась двадцатипятилетняя женщина, работающая в международной компьютерной фирме на улице Пятого Октября. Она видела, как мужчина, ударив девушку, пошел по Дуке-де-Авила. Потом на светофоре остановились три машины. Первая была маленькая серебристая, вторая — большая темная, третья — белая. Водителя второй машины она не разглядела сквозь тонированные окна, видела только, что человек за рулем перегнулся через сиденье и крикнул что-то в окошко. Девушка сошла с тротуара и, быстро поговорив с водителем, села на пассажирское место. Машина двинулась в сторону музея Гульбенкяна и Центра современного искусства.

— Вы обратили внимание на марку машины?

— Я смотрела главным образом на девушку, — сказала она. — Видела, как мужчина дал ей пощечину. Если бы он погнался за девушкой, мне пришлось бы вмешаться, но он наткнулся на заднюю машину, и сработала сигнализация.

— Машина, в которую она села, выглядела дорогой?

— Новой. С темными стеклами… А больше про нее ничего сказать не могу. Можете поговорить с моим сослуживцем, который был со мной и тоже это видел. Мужчины, знаете ли, лучше разбираются в машинах.

Сослуживец машину вспомнил. Он уверенно сказал, что это был черный «мерседес».

— Если я пришлю вам каталог «мерседесов», сможете назвать мне серию и номер модели?

В ответ он лишь пожал плечами.

Я записал их телефоны и отправился в отделение. По пути сделал небольшой крюк, чтобы пройти по Руа-Актор-Таборда и взглянуть на окно Луизы. Я знал, что ее там не было, но хотелось вновь ощутить себя молодым и глупо влюбленным.

На службе я завернул в отдел кадров, чтобы попробовать разыскать того частного сыщика, который расспрашивал о Катарине в пансионе «Нуну». Я спросил одного из старых работников, не знает ли он каких-либо вышедших на пенсию полисменов, занявшихся потом частным сыском. Он назвал мне целых шесть таких.

— Описать кого-нибудь из них можете?

— Почти всех. Если и не видел их лично, то видел фотографии.

— Маленький, коренастый, седоватый, глаза карие, никогда не снимает черную шляпу с полями.

— Лоуренсу Гонсалвеш. Он лысый и с красным родимым пятном на затылке, поэтому и ходит постоянно в шляпе.

— У вас есть его телефон?

Он дал мне его полное имя и фамилию и посоветовал поискать в телефонном справочнике.

Я поднялся к себе в кабинет. Карлуш получил ордер на обыск гаража. Я послал его разыскать каталог «мерседесов», а сам велел привести Джейми Галлахера. Пока суд да дело, позвонил Лоуренсу Гонсалвешу по его домашнему телефону в Бенфике. Никто не ответил.

У Джейми Галлахера я попытался выудить подробности насчет машины. Поначалу он был в скверном настроении, но потом, приободрившись, преисполнился желания сотрудничать. Когда я понял, что он начинает фантазировать, я отослал его обратно в камеру.

Просидев полтора часа за столом, я составил шестистраничный рапорт о ходе расследования. Прибывший Карлуш сообщил мне, что определена серия машины — С. Я быстро закончил рапорт, написал заключение и отослал все это Нарсизу. Попробовал опять дозвониться Гонсалвешу. По-прежнему никто не отзывался. Наверно, имело смысл отыскать его рабочий телефон, но сейчас было не до этого.

В одиннадцать тридцать я уже сидел напротив Нарсизу, глядя, как он курит и внимательно читает мой рапорт. Потом он подошел к окну. Этот невысокий сорокалетний мужчина так заботился о своей внешности, словно в любую минуту ожидал приглашения выступить по телевидению. Даже в самый жаркий день рубашка его оставалась свежей, а брюки отутюженными. Никто в отделении не мог сравниться с ним в решительности и хладнокровии.

— Ну, как вы ладите с аженте Пинту? — спросил он, коснувшись темы, о которой я уже и думать забыл.

— С аженте Пинту все в порядке, из него выйдет отличный детектив.

— Будьте так любезны ответить на вопрос, инспектор.

— Я знаю, что многим он не по душе.

— А вам?

— Никаких трений у нас не возникает.

— А я вот слышал, что в субботу в баре между вами произошла драка, в которой вы повредили руку.

— А что, это не первая его драка?

— Просто я удивлен, что вы утверждаете, будто ладите с ним.

— У него трудный характер, но мне это не слишком мешает.

Красивое, гладко выбритое лицо Нарсизу повернулось ко мне. Он, как всегда, был сдержан и холоден.

— Единственное, что вызывает сомнения в вашем рапорте, — это утверждение сеньоры Оливейры о якобы имевших место развратных действиях ее мужа в отношении несовершеннолетней дочери.

— Полагаю, что формальной жалобы от нее не поступило.

— Нет, не поступило. Вчера она умерла.

Меня пробрало холодом.

— Вы сказали об этом как о естественной смерти.

Он покачал головой.

— Передозировка, — сказал он. — Ее обнаружили в машине, в трехстах метрах от дома ее подруги, где она провела ночь.

— Предусмотрительная женщина, — сказал я, чувствуя свою вину.

— Сейчас мы расследуем это дело.

— Кто этим занимается?

— Инспектор Абилиу Гомеш.

— Попросите его представить рассказ доктора Акилину Диаш Оливейры о каждой минуте его субботнего вечера.

— Что возвращает вас к вашему рапорту.

— К ее утверждению, хотите вы сказать?

— Утверждению, сделанному в неформальной обстановке. К тому же неуравновешенной особой, известной своей зависимостью от барбитуратов.

— Не давала ли какие-либо показания служанка?

— Мне об этом неизвестно.

— Вы не считаете, что это следует включить в рапорт, не так ли?

— Для одного дня работы вы хорошо продвинулись, инспектор. Теперь посмотрим, что нам даст гараж Валентина Алмейды. Днем я жду от вас результатов обыска и беседы с ним.

Я взял с собой Карлуша, и мы на машине направились в Одивелаш. На Кампу-Гранде полчаса стояли в пробке. Я сообщил ему о Терезе Оливейре, после чего на несколько минут наступило молчание. Слышались только безнадежные автомобильные гудки и громкая музыка техно, доносившаяся из затемненных окон соседней машины.

— Вы правильно сказали об Оливии, — проронил он, когда мы двинулись.

— Разве мы о дочери моей сейчас говорили?

— Она не такая, как другие.

— Наполовину португалка, на три четверти англичанка, — сказал я. — О чем она говорила с тобой?

— О каком-то пареньке из ее школы, у которого есть собственный «рейнджровер».

— Вряд ли «рейнджровером» можно произвести на нее впечатление.

— Он и не произвел. В том-то и дело. Она не такая, как другие. Спросила, к чему, по моему мнению, может стремиться семнадцатилетний парень, у которого в его возрасте уже есть «рейнджровер».

— И что ты ей ответил?

— Ответил, что, имея «рейнджровер», он может стремиться к чему-то большему, чем просто материальное благополучие.

— Она согласилась с таким ответом?

— Нет, — сказал он. — Она утверждает, что «рейнджровером» он уже непоправимо испорчен. Мы поспорили. Это было увлекательно.

— Спорить — это ее конек, — сказал я, покосившись на Карлуша, который упорно прятал от меня глаза. — Идеи… В девчонках, ее ровесницах, ей не хватает именно этого. Ну и как бы ты ее охарактеризовал?

Он насторожился.

Пробка двинулась с места. Музыка за окнами соседней машины смолкла. Мысли Карлуша переключились на другое.

— Вы долго пробыли там, — заметил он.

— О чем это ты?

— О Нарсизу. Вы только это и обсуждали… самоубийство сеньоры Оливейры?

— И то, что она утверждала относительно мужа.

— А вообще о том, как идет расследование, говорили? — после некоторого колебания спросил он.

— Он интересовался, как мы с тобой ладим.