Этюд со смертельным исходом (сборник) - Никита Александрович Филатов

— Куда-куда?

— Тьфу, прости Господи… В приют! Для новичков. Переодели, еще «лекарства» дали, уложили спать…

— Шмонали?

— А чего там шмонать? Паспорт, денег с гулькин нос, да эта вот карточка долбаная, чтоб ей…

— А что домой к нему не поехали? На квартиру?

— Дурных нема! Зачем? Мы же не воры… Еще недельку бы, на крайний случай — две, и он сам бы к себе отвел. И дарственную на квартиру оформил бы, и еще что есть из вещичек в Братство отдал бы. Доб-ро-воль-но! Пацаны вон и девки-соплячки, те — да, из дому по мелочи несут, попадаются, муки терпят. А если солидный человек, в возрасте… Ну, к тому же и прописка в загранпаспортах не указывается…

— А в валютник зачем потащилась? Жадность фраерская?

«Сестра» досадно повела плечами:

— Бес, сволочь, попутал! Восемнадцатого координатор приезжает, надо будет встретить как положено, да и самой чего-то этакого захотелось… Мы ведь из ларьков не питаемся, только с базара или из магазинов хороших!

— Послушай… Как он сейчас? Очень… ну, это самое?

— В смысле «крыши»? Не очень ли «съехала»? Да как сказать… Я думаю — оклемается. Он ведь меньше трех недель у нас. Так?! Так! Это уж потом: хоть ты их гипнозом, хоть электрошоком…

— Ты говорила, что на первом этаже новичков только успокоительным пичкают? И волю подавляют? А уж программирует их лично Отец?

— Это ты говорил. У нас по-другому называется.

— Не важно, суть одна… Смотри, «сестричка», если его вытащить не удастся, на том свете найду!

— Пошел ты… Эй, дядя, здесь сворачивай направо, вон к тем домам! И у будки остановись, ближе не надо.

Прежде чем открыть дверь, Виноградов достал из кармана крохотный ключик и вложил его в руку Орлову:

— Это от наручников. Слушай внимательно! Если через десять минут не вернусь, давай сигнал нашим, по радиотелефону… Вызывай, на хрен, группу захвата, пусть развлекутся. Дальше… Запрись. В машину никого не пускай, по бы ни говорили. Будут ломиться, сигналь и тоже вызывай ребят. Вообще действуй по обстановке: почувствуешь что-то не то в моем поведении, в ее или шефа — сразу же поднимай тревогу. Тут лучше перестраховаться, всякое может быть.

— А я?

— Не волнуйтесь, мадам! Слово офицера. Пьеса в двух актах: клиент в машине — ключик в замочке… Один щелчок — и вы свободны! И век бы вас не видеть…

— Ладно! Пошли… Да не дрожи ты, дядя! Скоро вернемся. — И «сестра» решительно потянула капитана за собой.

…С такой скоростью Виноградов не ездил даже в эскорте Черномырдина. Владимир Александрович в очередной раз перевел взгляд с завалившейся направо стрелки спидометра на бледное, равнодушное лицо Маренича: полуприкрытые слезящиеся глаза, сальная прядь волос, уголки губ с присохшими остатками какой-то еды… От бесформенного балахона, накинутого на Виктора, чем-то отвратительно пахло — переодеть его капитан не успел, куртка, джинсы и обувь просто валялись рядом на сиденье.

— Все в порядке, шеф! Все будет в порядке… — зачем-то все повторял Орлов, то и дело поворачиваясь… — Уже скоро!

— За дорогой следи! — то ли молил, то ли приказывал Виноградов. — А то ни хрена не будет в порядке…

Запищал телефон:

— Алле! Это Зайченко… Врачей мы предупредили, жена уже в курсе! Поезжайте прямо к нему домой, в офисе светиться незачем. Верно?

— Верно… — вздохнул в трубку капитан. — Светиться незачем…

Из-за поредевших по осени деревьев выступил силуэт восстановленной недавно церкви Ильи Пророка. Виноградов незаметно перекрестился.

Начинались трамвайные пути, и Иванычу пришлось сбросить скорость.

11

Если вы окно разбили, не спешите признаваться.

Погодите — не начнется ль вдруг гражданская война.

Артиллерия ударит, стекла вылетят повсюду,

И никто ругать не станет за разбитое окно.

Григорий Остер

— О-о! Владимир Александрович! И ты «продался»? — вылезший из стеклянной будки почти двухметрового роста сержант в легкомысленно заломленном на бровь берете приветливо улыбнулся и поправил брезентовый ремень автомата.

— Я не «продался», — буркнул Виноградов. — Я пока только «сдался в аренду».

Он аккуратно запер дверь зайченковского «БМВ», убрал в карман пульт сигнализации с ключами и за руку поздоровался с постовым:

— Привет, Миша!

— День добрый… — Когда-то они с Ипатовым побывали в паршивой заварухе в горах, тогда еще считавшихся югом России. И это несколько сокращало дистанцию, предусмотренную дисциплинарным уставом. — Там полный букет — генерал, корреспонденты… Говорят, тебя можно поздравить?

— Тьфу-тьфу, не сглазь! Ладно, бегу… — Виноградов ринулся через плац, стараясь не наступать на лужи…

— Давно начали? — поинтересовался он у соседа, опускаясь на свободное место в зале. Парадный мундир, провисевший в шкафу с позапрошлого Дня милиции, жал где только можно. И даже там, где нельзя.

— Только что, — понизив голос, ответил плохо выбритый старшина. — Затеяли, понимаешь, тряхомудию из ничего! Лучше бы насчет квартир или зарплату прибавили… И куда машины деваются… А то пашешь, как папа Карло, а эти на три дня съездили, прокатились…

— Пойди выскажись, — равнодушно пожал плечами Владимир Александрович. Он знал этот тип людей — вечно недовольные, обиженные «по жизни», склонные винить в собственных неудачах кого угодно, кроме себя: коммунистов, евреев, демократов, американский империализм и непосредственное начальство. Явление абсолютно надклассовое — их одинаково много и на киношных тусовках, и в цехах заводов. Этакая клозетная оппозиция…

— И пойду! — задиристо откликнулся сосед, но было видно, что бунтарский пыл его стремительно угасал, он наконец сообразил, что золотое шитье виноградовских погон и стол президиума, уставленный ровными рядами одинаковых картонных коробочек, каким-то образом между собой связаны. — Нет, ну есть, конечно, и которых не зря награждают.

По глазам ударило беглое зарево фотовспышек: с места поднялся генерал, заместитель начальника Главка.

— Дорогие товарищи! Друзья…

Началась долгожданная церемония вручения орденов и медалей.

…Еще не стемнело, а первые гонцы уже потянулись к ларькам за «добавкой». Командир дипломатично отправился домой, оставив вместо себя непьющего Сычева, — и это было правильное решение руководителя, уважающего объективную реальность. Какой-нибудь волюнтарист, наверное, затеял бы ходьбу по кабинетам, издергал бы нервы начальникам отделений и комбатам, выявил и пресек… а в конце концов все равно заполучил бы парочку чепе от озлобленного личного состава! Полковник же Столяров знал: если гайку закрутить слишком сильно, можно запросто сорвать резьбу. Поэтому он сидел сейчас перед телевизором в комнатных тапочках и почти не нервничал, ожидая вечернего доклада дежурного.

Заступивший на службу наряд — трезвый и неприкаянный — постепенно заполнял коридоры и взводные комнаты, кого-то из свежеиспеченных «кавалеров» грузили «мертвым» телом в машину, но закаленный и проспиртованный