Сталин. Жизнь и смерть - Эдвард Радзинский

Поднялась большая волна. Начинают действовать два знаменитых поэта: Анна Ахматова добилась приема у секретаря ЦИКа Енукидзе, а Борис Пастернак просит защиты у Бухарина. Тот обращается к Хозяину. В Архиве президента я прочел письмо Бухарина Сталину: «Я решил написать тебе о нескольких вопросах. О поэте Мандельштаме. Он был недавно арестован и выслан. Теперь я получаю отчаянные телеграммы от жены Мандельштама, что он психически расстроен, пытался выброситься из окна и т. д. Моя оценка Мандельштама: он первоклассный поэт, но абсолютно не современен, он безусловно не совсем нормален. Так как все апеллируют ко мне, а я не знаю, что и в чем он наблудил, то решил тебе написать и об этом… Постскриптум: Борис Пастернак в полном умопомрачении от ареста Мандельштама, и никто ничего не знает».

Вождь, ставший мишенью стихов Мандельштама, размашисто пишет на письме Бухарина: «Кто дал им право арестовывать Мандельштама? Безобразие». Именно так должен был написать бывший поэт об аресте другого поэта, пусть даже его оскорбившего. А далее случилось обычное «чудо»: приговор Мандельштаму был тотчас пересмотрен.

И новый ход: он сам звонит Пастернаку. Поэт растерян: разговаривать со Сталиным – совсем не то, что просить Бухарина.

– Дело Мандельштама пересматривается, все будет хорошо, – говорит Сталин. – Почему вы не обратились в писательскую организацию или ко мне? (Он друг поэтов, а не какой-то Бухарин. – Э.Р.) Если бы я был поэтом и мой друг попал в беду, я бы на стену лез, чтобы помочь.

– Писательские организации не занимаются этим с двадцать седьмого года, а если бы я не хлопотал, вы бы, вероятно, ничего не узнали, – отвечает Пастернак и далее говорит по поводу смысла слова «друг», желая уточнить свои отношения с Мандельштамом, которые, как он считает, не вполне подходят под дружеские.

– Но ведь он же мастер? Мастер? – спрашивает Сталин.

– Да дело не в этом, – уклоняется Пастернак, стараясь понять, куда ведет беседу этот ужасный человек.

– А в чем же?

– Хотелось бы с вами встретиться, поговорить.

– О чем?

– О жизни и смерти.

Хозяин бросил трубку.

Молотов: «О Пастернаке. Сталин позвонил мне и сказал: «Не сумел защитить своего друга».

Добавим: сказал с удовольствием.

И опять говорили: как благороден Хозяин! Никто не смел подумать: неужели он и вправду мог не знать об аресте знаменитого поэта – он, который контролировал все! Конечно, и арест, и первый приговор – все по его приказанию. Но история эта стала для него своеобразным тестом… Он понял: осмелели! Поверили в потепление!

Он еще не сумел до конца усмирить интеллигенцию. Но страх Пастернака – самого смелого из них – доказывал: сумеет!

Усмирить до конца – это значит научить их не замечать арестов друзей?

Нет, это значит научить их славить аресты друзей.

Он мог подвести итоги. Система, им созданная, сработала. Пирамида партийных хозяев во главе с Богохозяином провела индустриализацию и коллективизацию в кратчайшие сроки. Охранительные механизмы системы – административно-карательный и пропагандистско-идеологический – действовали эффективно. Первый уже в страшном 1932 году полностью контролировал ситуацию. Второй механизм еще формировался: великий идеологический фронт, куда должны влиться созданные им армии – творческие Союзы… Но и на этом фронте все неплохо.

Да и простые люди в стране уже многому научились за эти годы. К примеру, видя голодающих – не видеть их. Получая нищенскую зарплату, ютясь в квартирах-сотах, выстаивая очереди за продуктами – знать, что они живут в самом прекрасном в мире государстве. В стране всемогущего ГПУ – ощущать себя самыми свободными.

Но главная часть системы – партийная пирамида – Сталина уже явно не устраивала. Среди руководителей было много ворчащих феодалов, развращенных всевластием в дни революции, с тоской вспоминающих поверженных кумиров. И фронда, которая поднималась в 1932 году, доказывала, как все зыбко… XVII съезд окончательно доказал: чтобы усмирить страну до конца, необходимо преобразить партию.

Механизм преображения уже был создан. Успешные процессы над интеллигенцией – прекрасная генеральная репетиция, которую провели они сами, те, с кем он решил расстаться…

А пока, весь 1934 год, шла передышка перед решительным наступлением. Потепление продолжалось. Пусть порадуются, обнаглеют враги…

Третий учитель

В 1933 году Гитлер стал рейхсканцлером Германии.

С первых дней существования большевистской России из-за ее международной изоляции все мысли лидеров были устремлены на внутреннюю политику. Но Германия была особой страной для большевиков.

Придя к власти при помощи немецких денег, они мечтали осуществить парадоксальный план: сбросить давших им деньги «немецких империалистов» и присоединить Германию к Союзу пролетарских республик. На карте мировой революции Германии отводилось первое место. Ее разгром в Первой мировой войне сделал эту мечту реальной. На Версальской конференции, где немцы приняли унизительные условия мира, Ллойд-Джордж распространил меморандум: «Величайшая из опасностей, которую я вижу в нынешней ситуации, состоит в том, что Германия может соединить свою судьбу с большевизмом и поставить свои ресурсы, мозг, огромные организаторские способности на службу революционным фанатикам, мечтающим силой оружия завоевать мир для большевизма». И действительно, революция несколько раз реально грозила Германии…

Потом, когда надежда на революцию исчезла, обоих европейских изгоев – большевистскую Россию и потерпевшую поражение Германию – начали связывать экономические и военные интересы. По Версальскому договору немцы не имели права создавать в своей стране танковые и летные военные училища – теперь они создавали их в России. Здесь появились тайные филиалы немецких военных заводов, здесь идут секретнейшие опыты – создается немецкое химическое оружие.

Обе стороны преследовали свои цели: немцы – сохранить свою армию (рейхсвер), большевики – при помощи рейхсвера создать армию, которая в дальнейшем должна будет уничтожить… германский и прочий империализм. В кругу военачальников Тухачевский не раз славил рейхсвер – учителя Красной армии, который дал ей первые навыки в передовой технологии вооружений. Славил с подтекстом, как когда-то Петр Великий называл учителями разгромленных им шведов…

Сотрудничество продолжалось вплоть до прихода к власти Гитлера, объявившего себя жесточайшим противником большевизма. Его программа казалась воплощением давнего страха большевиков – неизбежности военной интервенции. Гитлер писал: «Если Германия желает иметь больше жизненного пространства в Европе, его можно найти только в России».

Приход к власти Гитлера воспринимается как жесточайший просчет Хозяина. Он, управляющий Коминтерном как своей вотчиной, не дал немецким коммунистам объединиться с социал-демократами. И расколотая левая коалиция проиграла Гитлеру.

На самом деле приход Гитлера был ему необходим – для новой шахматной партии. Если бы Гитлера не было, его пришлось бы выдумать. Угроза интервенции наделила Сталина огромными правами, оправдывала любые чрезвычайные шаги, заставляла европейских радикалов поддерживать его, несмотря ни на что. Ведь СССР – очаг сопротивления фашизму, предмет его ненависти. Гитлер покончил с международной изоляцией Советской России – страны Антанты должны были искать в ней союзника, договор с Америкой в 1933 году это подтвердил.

И еще: большое количество избирателей в Германии, голосовавших против Гитлера, сулило будущие потрясения. Снова вставал призрак мировой революции. «Гитлер продержится несколько месяцев, за которыми – крах и революция», – писали в газетах старые большевики.

Ирония истории: почти мистические совпадения в судьбах этих проклинавших друг друга Вождей. Гитлер, как и Сталин, – третий сын в семье, и все дети, родившиеся до него, умерли. Гитлер также рожден в бедности, и также ходили легенды, что он незаконный сын, и даже отец Гитлера какое-то время зарабатывал сапожным ремеслом. Единственная любовь Гитлера также покончила с собой, и многие считают, что он убил ее…

И их режимы, объяснявшиеся ежедневно в ненависти, зеркально похожи. Оба дали друг другу много полезных уроков. После Ленина и Троцкого Гитлер был третьим учителем Сталина.

В 1934 году, раздумывая, что делать, он не мог не учесть уроков Гитлера.

Гитлер поучительно распорядился судьбой партийцев, приведших его к власти. Это была ворчливая вольница, так похожая на ленинскую партию. И Гитлер, также создававший могучее государство, повинующееся Вождю, решил вопрос радикально: объявил вчерашних соратников предателями и лично возглавил их истребление.

Все это мог наблюдать Сталин в июне 1934 года, пока переваривал итоги XVII съезда.

В газетах он наращивал «антигерманскую истерию», как именовали ее немцы. И «антибольшевистская истерия», как называли ее русские, активно поддерживалась Гитлером. К взаимной выгоде обоих Вождей.