Не смей меня касаться. Книга 3 - Марина Дмитриева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решила сделать еще один звонок… Юля нуждается в поддержке близких. Да, позвони, Танюша, мы обе пострадали от своей любви, обе наделали ошибок, надо попытаться вернуть прежние доверительные сестринские отношения.
– Юляш, привет!
– Привет, сестренка, – как мне показалось, настороженно ответила Голубоглазка.
– Что у тебя нового?!
– Есть одна грандиозная новость, – хихикнула Юля…
Да, прав был папа, сестренка действительно не похожа на девушку, потерявшую ребенка. Видимо, это такая защитная реакция, не вспоминать, позабыть все плохое, сделать вид, что ничего не произошло, а иначе можно загнуться от душевной боли.
– Какая?
– Да так… Я потом тебе расскажу.
– Нет, Юль, раз начала, то продолжай.
Не понравилось мне ее хихиканье, вызвало непонятное смутное беспокойство в душе.
– Да ничего интересного. Знаешь, я сдала один экзамен и три зачета. Правда, еще много зубрить осталось, но все-таки лед тронулся.
– Будем надеяться, что ты не пропустишь этот год. Сестренка, я приеду на следующей неделе, может, сходим вместе по магазинам и потом, вечером, допустим, в кино?
– Сходим, но лучше не в кино, а в ночной клуб, я так давно не танцевала. С тобой мама меня отпустит.
– Да, нам не помешает развеяться, – несколько обескураженно произнесла я, мне снова подумалось, что после такой трагедии сестра ведет себя слишком легкомысленно.
– Правда, мне особо не в чем идти, – жаловалась Голубоглазка, – этот жмотяра Шувалов забрал все мои приличные вещи. Я просила маму, а потом и папу, надавить на его совесть, но они ни в какую. Им гордость важнее родной дочки. Слушай… может ты ему позвонишь, вдруг он тебя послушает?
И снова ее поведение вызвало во мне недоумение.
– Нет, Юля, я никогда не сделаю ничего подобного. Да и ты забудь. Зачем так унижаться перед ним?! Тоже мне, возомнил себя вершителем судеб.
– Это мои вещи! МОИ! – тут же вспыхнула Голубоглазка. – Я не позволю так с собой обращаться и буду отстаивать свои интересы. Я столько вытерпела от Шувалова, а у меня даже шмоток не осталось.
– Сколько, Юля? – не смогла сдержать своего любопытства. Вдруг стало очень интересно знать, что происходило между сестрой и Алексом за время их недолгого брака.
– Он меня ни во что не ставил, – всхлипнула сестренка.
– А выглядел Шувалов очень заботливым? – недоумевала я.
– Выглядел… Только он заботился не обо мне, а о ребенке, уверена, стоило мне родить, как Шувалов выкинул бы меня на улицу и не разрешил бы видеться с малышкой. Он воспринимал меня исключительно инкубатором для своего ребенка, я должна была дома сидеть и правильно питаться, в то время, когда он шлялся по любовницам. Я, видите ли, не могла его удовлетворить полностью, потому что беременная, а ему нужно заниматься сексом каждый день, причем интенсивно и не сдерживаясь, иначе кайф не тот.
Нда, помнится, в сексе Шувалов вел себя горячо, необузданно и непредсказуемо, и признаться, развратнице во мне эти его свойства более чем импонировали. Но во время беременности жены можно ведь попридержать свой нрав? Неужели это такая непосильная задача?!
– Знаешь, как было больно слышать подобные слова, чувствовать от его одежды женские духи и представлять, как он кувыркается с другими.
Юля сдавленно зарыдала в трубку. Даже не верилось, что Шувалов может быть таким… безжалостным козлом. Но с чего бы сестре врать?! Боже, теперь понятно, почему ей потребовалась такая долгая психологическая помощь. Только вот ее хихиканье в начале нашего разговора, оно меня смущало. Мне почудилось в нем что-то недоброе, коварное, кажется, очень похоже смеялась старуха Шапокляк. Впрочем, у людей, склонных к истерии, так часто бывает, то слезы, то смех. Надеюсь, от душевной боли Юля не тронется умом.
– Сестренка, успокойся, пожалуйста… Он не стоит твоих слез.
– Не стоит… Кажется, поддавшись его обаянию, я оказала тебе большую услугу. Иначе все это свинство досталось бы тебе.
– Юль, но ведь ты постоянно подчеркивала, что у вас все хорошо.
– Мне было непросто признаться в своем любовном фиаско. Вот я и корчила хорошую мину при плохой игре. Кроме того, надеялась, вдруг после рождения малышки что-нибудь волшебным образом изменится в его поведении. А потом, когда ребенок умер внутри, Шувалов сразу меня бросил и ни разу не пришел в больницу навестить. Конечно, я ему такая не нужна… Я теперь никому такая не нужна, – продолжала плакать в трубку Юля.
Вот ты и добилась, Таня, сорвала с сестры панцирь наносной веселости. И открылась она настоящая, вся страдающая, переломанная жизнью и своей любовью к одному мерзавцу. От ее признаний кровь стыла в жилах. И ты еще сомневалась, Таня, причислила, глупая, Шувалова к героям, даже хуже, чего греха таить, временами, особенно после аварии, подумывала о возможности прощения. Видимо, он совершенно случайно спас ту девушку. «А зачем тогда Шувалов оплатил операцию отцу?» – спрашивала въедливая отличница. «Чтобы покрасоваться, видимо, – отвечала феминистка, – или чтобы поближе подобраться к Тане, ведь, благодаря мне, он не добился ее капитуляции, значит, считал игру не законченной». А потом игра ему надоела и меня выперли из города. Только подонок мог обойтись со своей женой так жестоко… Мерзавец, вот кто он такой. Папа был прав, все богатые люди скоты, деньги развращают, убивая в человеке все хорошее.
– За все эти унижения, разве я не заслужила эти шмотки? – продолжала всхлипывать Голубоглазка.
«Нет, принц не мог так поступать», – насупилась мечтательница во мне. «Да какой к черту принц! – возмутилась феминистка. – Принцы уже давно вымерли как класс. Не будь глупой и наивной».
– Танюш, я понимаю, к нему обращаться тебе неудобно, позвони тогда Екатерине Юрьевне, вдруг она поможет.
Видимо, у сестры до сих пор продолжается стресс, вот Юля и цепляется за эти вещи, будто, получив их обратно, она сможет вернуть себе покой.
– Котенок, я не буду звонить, и тебе не надо. Что за радость в шубке этой, только выпендреж, а удобства ноль. Тебе сейчас надо постараться забыть все произошедшее, начать жить заново и счастливо… В новую жизнь не нужно брать старые
