День саранчи - Натанаэл Уэст

Никто ее, в сущности, не слушал. Все с головой погрузились в наблюдение за тем, как она улыбается, смеется, трепещет, шепчет, негодует, закладывает ногу на ногу и сбрасывает обратно, высовывает язык, расширяет и прищуривает глаза, встряхивает головой, расплескивая платиновые волосы по красному плюшу спинки. Странным в ее жестах и гримасах было то, что они вовсе не иллюстрировали ее рассказа. Они были почти беспредметны. Ее тело как будто понимало, до чего глупы ее слова, и пыталось возбудить слушателей до состояния всеядности. Сегодня ей это удавалось; никому и в голову не пришло смеяться над ней. Единственное, что они сделали, - это еще теснее обступили ее кресло.

Тод стоял вне круга, наблюдая ее в просвет между Эрлом и мексиканцем. Ощутив легкое похлопывание по плечу, он понял, что это Гомер, но не обернулся. Когда похлопывание повторилось, он отбросил руку плечом. Через несколько минут он услышал скрип башмаков и, оглянувшись, увидел уходящего на цыпочках Гомера. Гомер благополучно добрался до кресла и со вздохом сел. Он положил тяжелые руки на колени - каждую на свое -и некоторое время созерцал их. Почувствовав на себе взгляд Тода, он поднял глаза и улыбнулся.

У Тода его улыбка вызвала досаду. Это была одна из тех раздражающих улыбок, которые словно говорят: «Друг мой, что вы можете знать о страдании». Было в ней что-то очень покровительственное и самодовольное, какой-то невыносимый снобизм.

Его бросило в жар и затошнило. Он повернулся к Гомеру спиной и вышел через парадную дверь. Демонстративный уход не удался. Его сильно шатало, и, добравшись до тротуара, он вынужден был сесть на обочину и прислониться к финиковой пальме.

Оттуда, где он сидел, не видно было города в долине под каньоном, но зарево его висело в небе, как раскрашенный от руки зонтик. Неосвещенная часть неба за краями зонтика была густо-чер- ной, без синевы.

Гомер вышел из дома за ним и столбом стоял позади, не решаясь приблизиться. Он мог бы так же тихо уйти, и Тод бы его не заметил, если бы не опустил голову и не увидел его тень.

- Привет, - сказал он.

Он показал Гомеру, чтобы тот сел рядом.

- Вы простудитесь, - сказал Гомер.

Тод понял, почему он медлит. Гомер хотел убедиться, что Тод в самом деле будет рад его обществу. Тем не менее Тод не повторил своего приглашения. Он даже не оглянулся второй раз. Он не сомневался, что страдальческая улыбка до сих пор украшает лицо Гомера, и не желал ее видеть.

Он удивлялся, почему все его сочувствие вдруг превратилось в злость. Из-за Фей? Он не мог этого признать. Потому что он ничем не может помочь Гомеру? Это объяснение было более удобным, но он отверг его еще решительнее. Он никогда не строил из себя целителя.

Гомер смотрел в другую сторону, на дом, наблюдал за окном гостиной. Когда кто-то засмеялся, он наклонил голову набок. Четыре коротких звука, отчетливо музыкальные ноты, ха-ха, ха-ха, исходили от карлика.

- Вы могли бы у него поучиться, - сказал Тод.

- Чему? - обернувшись, спросил Гомер.

- Да ладно.

Его раздражение обидело и озадачило Гомера. Тод почувствовал это и жестом предложил ему сесть - на этот раз настойчивее.

Гомер повиновался. Он сделал неудачную попытку опуститься на корточки и ушибся. Он сел, потирая колено.

- Что такое? - наконец спросил Тод, пытаясь проявить душевность.

- Ничего, Тод, ничего.

Он был благодарен, и улыбка стала шире. Тод не мог не замечать всех ее раздражающих атрибутов - смирения, доброты, покорности.

Они сидели тихо, Гомер - ссутулив массивные плечи, с мягкой улыбкой на лице, Тод - нахмурясь и крепко прижавшись спиной к пальме. В доме играл приемник, и его рев разносился по улице.

Они долго сидели, не разговаривая. Несколько раз Гомер порывался что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни слова. Тод не пожелал помочь ему вопросом.

Гомер убрал руки с колен, где они играли в «кто выше», и спрятал их под мышки. Пожив там немного, они съехали под ягодицы. Минутой позже они снова очутились на коленях. Правая рука с хрустом вытягивала фаланги левой, потом левая отплатила ей той же монетой. Обе как будто успокоились - но ненадолго. Они снова начали «кто выше» и проиграли весь спектакль, закончившийся, как и прежде, манипуляцией с суставами. Гомер пошел по третьему кругу, но, поймав взгляд Тода, остановился и зажал руки между коленями.

Это был самый замысловатый тик, какой доводилось видеть Тоду. Особенно ужасной была его отточенность. Это была не пантомима, как он сперва подумал, а ручной балет.

Увидев, что руки снова выползают на волю, Тод взорвался:

- Бога ради!

Руки рвались на свободу, но Гомер прихлопнул их коленями и не выпускал.

- Извините, - сказал он.

- Ничего.

- Я не могу удержаться, Тод. Я должен сделать это три раза.

- Мне - что? Валяйте.

Он отвернулся.

Фей запела; ее голос лился на улицу.

Без дури небо мне коптить - не расчет,Счастья жизнь отпускает - баш на баш.Запалить бы раз метровый косячок,Затянуться, затянуться - и шабаш.

Она исполняла мелодию не в обычной своей свинговой манере, а траурно, с подвываниями, как погребальную песнь. В конце каждого куплета она еще поддавала грусти.

С охнарём усядусь, мне кум - король,Закурю, и все мне - трын-трава.С фонарем по свету счастья искать уволь,Оно в руках - затянись раза два.

- Она очень красиво поет, - сказал Гомер.

- Она напилась.

- Я не знаю, что делать, Тод, - пожаловался Гомер. - Последнее время она пьет ужасно. Все этот Эрл. Мы очень весело жили, пока его не было. Но с тех пор как он тут осел, всякое веселье кончилось.

- А почему вы его не выгоните?

- Я думал насчет того, что вы мне сказали насчет лицензии на содержание кур.

Тод догадался, чего он хочет.

- Я завтра сообщу о них в отдел здравоохранения.

Гомер поблагодарил и начал настойчиво и дотошно объяснять, почему он не может сделать этого сам.

- Но так вы избавитесь только от мексиканца. Эрла вам придется выгнать самому.

- Может быть, он уйдет с другом?

Тод понимал, что Гомер умоляет не отнимать у него надежду, но не сжалился.

- Исключено. Вам придется его выгнать.

Гомер принял это с доброй, мужественной улыбкой.

- Может быть…

- Скажите, чтобы Фей это сделала.

- Что вы, не могу.

- Почему, черт подери? Это ваш дом.

- Тодди, не сердитесь на меня.

- Ладно, Гоми, я на вас не сержусь.

Из открытого окна доносился голос Фей:

…и сухо стало в глотке,И ты как в лодке -поплыл, поплыл…

Остальные подхватили последнее слово.

- Тодди, - начал Гомер, - если…

- Перестаньте звать меня Тодди, ради Христа!

Гомер не понял. Он взял Тода за руку.

- Я ведь просто так. У нас дома все зовут друг…

Тод не мог вынести его трепетных сигналов нежности. Он грубо вырвал руку.

- Нет, правда, Тодди…

- Она б…!

Он услышал, как замычал Гомер и как скрипнули его колени, когда он стал подниматься на ноги.

Из открытого окна вырывался голос Фей - пронзительные причитания, перерываемые хриплыми вздохами:

Дурь, дурь, дурь, - если есть дурь,Не ходи такой угрюмый,Задвигайся и не думайНи о крыше, ни о хлебе,И торчи, как солнце в небе,Лоб заботами не хмурь…[66]

Когда Тод вернулся в дом, Эрл, Клод и Эйб Кьюсик стояли рядышком и смотрели, как Фей танцует с Мигелем. Они танцевали медленное танго под патефон. Мексиканец крепко прижимал ее к себе, просунув одну ногу между ее ногами, и, плавно раскачиваясь, они выписывали длинные спирали, обламывавшиеся на вершине каждого витка, когда он припадал на колено. Все пуговицы ее пижамы были расстегнуты, и его рука обнимала ее талию под одеждой.

Тод задержался в дверях, глядя на пару, потом подошел к столику, где стояла бутылка виски. Он налил себе четверть стакана, выплеснул в рот, налил еще. Со стаканом в руке он подошел к Клоду и остальным. Они не обратили на него внимания; их головы только поворачивались вслед за танцорами, как у зрителей на теннисном матче.

- Гомера не видели? - спросил он, тронув Клода за плечо.

Клод не обернулся; обернулся карлик. Он проговорил как под

гипнозом:

- Какая баба! Какая баба!

Тод оставил их и пошел искать Гомера. На кухне его не было, и он решил заглянуть в спальни. Одна была заперта. Он тихо постучался, выждал, постучался снова. Ответа не было, но ему послышалось какое-то движение. Он заглянул в замочную скважину. В комнате была кромешная тьма.

- Гомер, - позвал он вполголоса.

Он услышал скрип кровати, потом Гомер отозвался:

- Кто там?