Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая - Евгений Вишневский

— Это ничего не значит, — махнул рукой опытный Саня.

— Все равно — скряга! — заклеймил меня Колька. — Плюшкин!

— Есть маленько, — засмеялся Гена.

13 августа

Все ребята последний раз ушли в маршрут — завтра полный аврал (будем упаковывать вещи и сворачивать лагерь); завтра же торжественное закрытие полевого сезона и подведение итогов; послезавтра за нами должен быть вертолет (по крайней мере, так нам было обещано).

Я же должен повторить кулинарный подвиг Кольки Хвоста: испечь хлеб без муки и практически без масла. Вчера поздно вечером замочил я в эмалированном ведре вермишель. Сегодня к обеду она превратилась в густое клейкое месиво, из которого мне предстоит испечь хлеб или хотя бы нечто такое, что этот хлеб могло бы напомнить и заменить. Завел дрожжевую закваску и поставил ее созревать на самый солнцепек. (Не перестаю удивляться здешней погоде: вот скоро две недели, как мы живем здесь, на Мирном, и за все время не было не только ни одной капли дождя, но даже и не единого облачка на небе.) Тщательно отжал из вермишелевого месива всю воду, вылил в тесто (будем называть его так) бойко пузырящуюся закваску (пришлось угробить на нее шесть кусков сахару и мисочку муки), хорошенько размешал, вновь поставил на солнцепек и с интересом стал ждать, что же из всего этого получится. Чтобы отвлечься от нехороших дум, отправился собирать голубику на кисель и довольно быстро набрал все ту же двухлитровую банку.

Ну, была не была! — начинаю печь лепешки. Впрочем, мое тесто выглядит хоть куда: пышное, белое, легкое. Подмесил в него остатки муки и стал стряпать лепешки. И (о чудо!) лепешки получаются великолепные! Они не просто съедобны, нет, в них даже явственно чувствуется вкус молока и яиц, который в самой вермишели вовсе не ощущался (а ведь клали же их туда!). Вышло у меня пятьдесят два шедевра; последние я допекал на сковородке, буквально выжимая из банки капли масла. Эх, а ведь там, на Сне, лежит сейчас целая поллитровка масла и килограмм сахару. Ах, как пригодились бы они нам здесь сейчас! Ну, подумаешь, полтора килограмма, что за груз!..

Вечером пришли усталые ребята из маршрута, принесли тяжеленные рюкзаки и ахнули, увидев плоды моих трудов.

— Я молчу! — развел руками Саня.

— Мастер, — развел руками Гена.

И даже Колька одобрительно похлопал меня по плечу.

На ужин выдал я всем по четыре лепешки (себе взял три), и Колька опять стал ворчать, обзывая меня Плюшкиным и скупердяем. Но ребята его не поддержали — кто знает, сколько мы просидим здесь еще? А без масла хлеба не испечь (разве что попробовать на оленьем сале?).

14 августа

Итак, завтра вертолет должен снять нас с нашего Мирного и доставить в сверкающее лоно цивилизации (прошу прощения за выспренний стиль повествования). Завтра (если, правда, вертолетчики выполнят свое обещание) мы, может быть, навсегда покинем прекрасную и дикую колымскую землю[35]. Сегодня, как я уже говорил, объявлен большой аврал. Саня с Колькой разбирают и упаковывают образцы, собранные здесь, на Мирном. При этом Саня заодно приводит в порядок и свои записи, сделанные в пикетажках[36].

Каждый образец Колька аккуратно заворачивает в бумажку и укладывает во вьючную суму, которую по наполнении туго стягивает ремнями. Образцы, как и все прочее наше имущество, которое не пригодится в дороге, будут отправлены из Магадана контейнером до Владивостока, а оттуда по железной дороге до нашего Академгородка. Путь у наших вещичек длинный и нелегкий, поэтому надо упаковать их так, чтобы никакие превратности им не повредили. Кроме того, перед нами стоит и другая, тоже очень нелегкая задача: мы должны улететь отсюда одним вертолетным рейсом Ми-4. Поэтому все места мы набиваем плотно, так чтобы нельзя было внутрь просунуть ни спички, а канистры, чтобы не везти их пустыми, засыпаем гречневой крупой (единственный продукт, не считая рыбы и мяса, который у нас оставался в избытке).

— Вертолет грузить будем, — учит нас Саня, — вещи несите легко, с улыбкой, как будто в тюке не сто килограммов, а десять. Вертолетчики — народ мнительный и капризный, особенно бортмеханики, а нам вот так, — он чиркнул себя по горлу ребром ладони, — надо улететь одним рейсом. Денег-то осталось — кот наплакал.

Ах, каким только воздушным транспортом не пользовался я в экспедициях! Я застал еще те романтические времена, когда всю работу по доставке экспедиций выполняли трудяги Ан-2 («гидрачи», то есть самолеты со специальными поплавками для посадки на воду, и колесные машины), выносливые и неприхотливые, как мулы. Какие асы ими управляли! На какие косы, в какой курумник сажали они свои замечательные бипланы, в какие незначительные лужи плюхались! Впрочем, это отдельный рассказ, полный преклонения перед мастерством летчиков, который я когда-нибудь обязательно напишу. Потом началась эра вертолетов. И первыми машинами были те самые Ми-4, о которых я сейчас и повествую. Машины эти были хоть и добротно сделаны, но малоподъемны да и к тому же с небольшим плечом («короткие» машины), то есть при дальней заброске приходилось их перезаправлять в пути. В последних наших экспедициях возили нас красавцы Ми-8 (Ми-4 везде уже списаны были в утиль), которые брали зараз более тонны груза и могли лететь с ним километров на четыреста — пятьсот. В будущих же экспедициях (я надеюсь еще раза три-четыре побывать в поле, не меньше) будут нас, я думаю, возить какие-нибудь новые, еще более замечательные машины. Но вернемся на ручей Мирный, что бежит по Магаданской области, у нас там еще пропасть неотложных дел...

Чтобы не ругаться с летчиками, мы часть вещей решаем оставить здесь, сложив их в ту самую печь, где я безуспешно пытался печь хлеб. В печке они сохранятся дольше и (всяко может статься) еще и пригодятся каким-нибудь путешественникам, которых забросит сюда судьба или жажда приключений. Первым делом укладываем в печь двадцать пачек соли (зачем мы ее взяли столько?!). Затем пять флаконов «Дэты» (а ведь как экономили мы ее в комариное время!), четверть крафт-мешка вермишели и все свечи! Те самые свечи, из-за которых я принял столько насмешек и проклятий на свою голову! Оставляем также все нерасстрелянные ракеты (ужасно огорчен этим Колька и предлагает их немедленно выпустить в небо) и (а вот этого мне жальче всего) толстую прекрасную войлочную кошму площадью шесть квадратных метров. (Кошма в печку, разумеется, не влезла, придется просто положить ее рядом).

Все наши вещи, сложенные в тюки и аккуратно увязанные, спустили вниз, на галечную косу Мирного и, уложив в штабель, закрыли брезентом и увязали веревками. (По закону «бутерброда» единственный дождь может пойти именно сегодня ночью и промочить наше имущество.) Лагерь свернули почти полностью, оставив всего одну палатку, в которой все будем жить последнюю ночь (а может, и не последнюю, кто знает?).