Знакомый незнакомец - Эрин Найтли

Господи Боже, неужели граф пристрелил собственного брата? Такого быть не может! Просто не может быть!

Ее последние слова были сказаны в гневе. Их последняя встреча искрилась неприязнью. Нужно поскорее добраться до Бенедикта. Он не может умереть!

Она подгоняла Эпону и остановилась, только когда они достигли низкого каменного бордюра, тянувшегося по одной стороне дорожки. Несмотря на боль, она встала на бордюр, прежде чем спрыгнуть на землю и подбежать к Бенедикту.

Второй неизвестный уже добежал до лежавших мужчин и оттащил стонущего противника Бенедикта в сторону.

Она опоздала. Кровь пропитала рубашку Бенедикта. Тонкая ткань липла к вздымавшейся груди.

К горлу Эви подкатила тошнота, когда в ноздри ударил противный металлический запах. Она хотела ощутить аромат сандала. Она хотела избавиться от ужасного смрада.

Эви упала на дорожку у его ног, отчаянно радуясь, что он еще дышит.

— Бенедикт! Бенедикт! Скажи что-нибудь. Хоть что-нибудь!

Правой рукой она схватила его за плечо и тряхнула. Слезы жгли ее глаза при виде прекрасного, осунувшегося лица.

Бенедикт моргнул и посмотрел на нее как на призрак:

— Эви?!

Она быстро-быстро закивала:

— Бенедикт, тебя ранили?

— Эви, что ты здесь делаешь?

Он потрогал затылок и поморщился.

Неужели он бредит?

Она сжала ладонями его лицо.

— Ты меня не слышишь? Тебя ранили.

Он слегка улыбнулся, покачал головой и снова поморщился.

— Нет. Ранили Рено. Я просто ударился головой, когда он сбил меня на землю.

Трепещущее сердце Эви на мгновение замерло, перед тем как вернуться к жизни. Неужели это правда?

Она неуверенно оглядела кровь на сорочке.

— Но кровь…

Бенедикт осторожно сел и похлопал рукой по груди:

— Это его. Не моя.

Он протянул руку, и Эви прижалась щекой к его горячей, грязной ладони.

— Все хорошо, Эви. Даю слово.

Облегчение, охватившее ее, было таким сильным, что голова закружилась, а сама она мигом обмякла.

Приблизились и замерли чьи-то шаги. Эви подняла глаза. Над ними стоял граф, ошеломленно взиравший на Бенедикта.

— Он хотел убить тебя. Ударить в спину.

— Я знаю. Знаю. Генри, ты спас мне жизнь.

Бенедикт снова глянул на нее и поцеловал в щеку.

— Я сейчас вернусь, милая. Не двигайся.

Встав, он прижал брата к груди и крепко обнял. Ноги Даннингтона подкосились. Она не понимала, что происходит. Но знала, что отношения между братьями были натянутыми. Все выглядело так, словно они только что нашли друг друга. Эви встала и отвернулась, чтобы дать им возможность объясниться.

И наткнулась на хмурый взгляд Ричарда. Он, похоже, вовсе не рад ее видеть.

Из дома вышел слуга. Брат отдал ему пистолет, из которого целился во врага, и подошел к ней.

— Что, во имя Господа, ты тут делаешь? Папа просто убьет тебя, когда обо всем узнает.

Но, несмотря на резкие слова, Ричард крепко обнял ее.

Она проигнорировала горящее плечо, потому что успела привыкнуть к этому ощущению.

— Я не могла оставаться в стороне. Я должна была прийти. Сказать, что прощаю его.

Ричард неодобрительно покачал головой:

— Неужели это не могло подождать несколько дней? Ты себя окончательно загонишь!

— Оставь ее, Ричард, — попросил подошедший Бенедикт. — Если не возражаешь, я бы хотел поговорить с твоей сестрой.

Друзья долго вели безмолвный поединок взглядами. Наконец Ричард отступил:

— Умойся и переоденься. А мы тут сами обо всем позаботимся.

Бенедикт кивнул и, обняв Эви за талию, повел в дом. Они поднялись по лестнице в спальню, где пахло затхлостью.

— Я должен привести себя в порядок. Дашь мне минуту?

На этот раз кивнула Эви, потому что не доверяла собственному голосу после той бури эмоций, которую испытала за столь короткое время.

Он исчез в смежной комнате, а она упала на жесткий диванчик, стоявший в углу.

Эви думала, что потеряла его. А когда увидела, что он в крови, мир разлетелся в осколки, как разбитое стекло. Она без тени сомнения знала, что не сможет без него жить. Что ей теперь делать? Она не имеет права из-за своего выбора губить надежды сестер на брак. Достаточно ли ей знать, что он жив и здоров, хотя не может быть с ней?

При этой мысли сердце больно сжалось. Она зажмурилась. Ради блага семьи она обязана исполнить свой долг.

Возможно, они снова возьмут в руки перья и объединят свои жизни на бумаге. Много лет так и было, и, наверное, это единственный способ сделать терпимым дальнейшее существование, когда она его потеряет.

— Можно войти?

Эви подняла глаза, Бенедикт стоял в дверях в чистой белой сорочке, казавшейся слишком тесной для него. Он выглядел новым человеком. Волосы были еще влажными, грязь отмыта. Он даже успел побриться. Глаза смотрели одновременно весело и испытующе.

Только через несколько секунд Эви осознала, что затаила дыхание. Слава Богу, она уже сидит.

Она поспешно втянула в себя воздух, пытаясь убедить себя, что стоявший перед ней Бенедикт — не видение. Губы Эви мгновенно пересохли.

— Да, пожалуйста, — тихо сказала она.

Не сводя с нее глаз, он подошел к дивану и сел рядом.

— Эви, — выдохнул он так тепло, что она покраснела. Он облизал губы и начал снова: — Пожалуйста, позвольте представиться: я — Бенедикт Хастингс, старый друг вашего брата. Надеюсь, вы простите, что меня не представили по всем правилам.

Уголки его губ чуть приподнялись. Он потянулся, чтобы взять ее за руку. Прикосновение было легким и таким приятным, что она зажмурилась и вздрогнула, боясь открыть глаза. А вдруг все улетучится? Что, если это сон?

Бенедикт коснулся пальцем ее подбородка, и ее веки приподнялись. Определенно не сон!

— Бенедикт, — попыталась начать она, но он осторожно прижал палец к ее губам:

— Пожалуйста, дай мне сначала кое-что сказать.

Она молча кивнула.

Он отнял палец и завладел ее рукой.

— Эви, я не имею права просить прощения за обман, который привнес в твою жизнь. Я назвался чужим именем, что было несправедливо по отношению к тебе, и вынудил твою семью принять участие в обмане, о котором они даже не подозревали. Если бы все начать сначала, я бы сбежал куда глаза глядят, вместо того чтобы появляться в твоем доме. Но сейчас я не могу исправить то, что уже сделано. Хотя и горячо этого желаю.

Он помолчал и, отведя глаза, оглядел комнату. Эви старательно изучала их сомкнутые руки.

В сердце своем она уже простила Бенедикта, но все же была счастлива слышать раскаяние в его голосе. Да, ему и в голову не приходило, что все выйдет именно так. И он все равно раскаивается. Это вселяло в ее душу покой.