Крейсер «Очаков» - Рафаил Мельников

17 сентября на переходе из Новороссийска в Севастополь сломался коленчатый вал парового привода „ветрогонки” (вентилятора) носовой кочегарки, образовался свищ в трубе свежего пара другой приводной машины вентилятора. Одновременно началось поступление трюмной воды с настила второго дна в междудонное пространство носовой кочегарки.

С первых дней стоянки приступили к привычным ремонтным работам. Меняли два набивочных кольца ЦВД обеих машин, исправляли кирпичную кладку в котлах № 1–4, паяли трубу свежего пара спусковой машинки, чистили от накипи водогрейные трубки и т. д.

Порт готовился к капитальному ремонту корабля: командование осознало, что дальнейшее его использование могло завершиться гибельными последствиями. Так, изношенность рубашек ЦВД обеих машин приводила к недопустимо большому, особенно на качке, пропуску пара в неработающую часть цилиндра, отчего машины уже давно не могли развивать полную мощность. В этом были повинны, и усугублявшие ненадежность механизмов сильно разработавшиеся подшипники и многие другие важные узлы, требовавшие ремонта или замены.

Давно дававшая о себе знать разрушительная для системы рулевого управления вибрация — „тряска” крейсера, вызванная проседанием валов до 5 мм, могла быть ликвидирована лишь заменой сработавшегося бакаута в подшипниках дейдвудов и кронштейнов гребных валов. Не требовала пояснений необходимость замены части главного и вспомогательного трубопровода, водогрейных трубок котлов и чеканки некоторых коллекторов, чья общая изношенность, часто выводившая котлы из действия, самым непосредственным образом лишала корабль полной скорости. Такую же роль играла изношенность золотниковых коробок и цилиндров паровых машин вентиляторов, не позволявшая поддерживать нужное давление воздуха в кочегарках.

По корпусу неотложной работой была замена настила второго дна в котельных отделениях: в среднем отделении оно было „ненадежно”, а в. остальных „совсем пропало”. Из-за этого не обеспечивалось хранение в междудонном пространстве даже двух третей запаса котельной воды, а при повреждении второго дна средней кочегарки крейсер и вовсе выводился из строя. Требовала восстановления герметичность котельных отделений и проверка водонепроницаемости отсеков, нарушение которой прямо грозило кораблю гибелью. Пришло время и перевооружения корабля.

На совещании специалистов порта, офицеров „Кагула”и транспорта-мастерской „Кронштадт” был принят график капитального ремонта крейсера, включая установку 130-мм орудий вместо шестидюймовых и замену котлов, предусматривающий его окончание в марте 1917 г. 25 сентября выгрузили на баржи боеприпасы, на следующий день перевели крейсер в Корабельную бухту. На баржи и в портовые склады выгрузили оставшийся уголь. В течение ноября с „Кагула” сняли все 152-мм орудия [108] и разобрали обе башни. Начался капитальный ремонт.

Установка 130-мм орудия вместо кормовой башни на крейсере „Кагул”

1 — помещение бензина; 2 — отсек пресной воды; 3 — помещение рулевой машины и ручного управления рулем; 4 — запасы сухой провизии; 5 — шахта светлого люка; 6 — элеватор подачи 130-мм патронов; 7 — броневая палуба; 8, 9 — погреба 130-мм патронов; 10 — выгородка водоотливного насоса.

§ 39. Снова „Очаков”

1917 год стал последним годом существования Российской империи. Так недавно пышно справивший свое 300-летие и рассчитывавший существовать века самодержавный режим рухнул за считанные дни. Царь Николай II, еще вчера повелевавший „сей же час” прекратить в столице беспорядки, сегодня никому уже ненужный, в страхе ожидал решения собственной участи.

Веками обрекавший страну на нищету и невежество, заливавший землю кровью своих лучших сынов, ненавистный широким народным массам режим угнетения и несправедливости уходил в небытие. Но остались люди, вскормленные этим режимом, готовые остановить развитие революционного процесса, грозившего лишить их привилегий власти и богатства. К ним относился и новый командующий Черноморским флотом А. В. Колчак [109]. Еще год назад всего- навсего скромный капитан 1 ранга начальник минной дивизии Балтийского флота, а сегодня — вице-адмирал и командующий флотом, этот не обделенный военными талантами и политической изворотливостью потомок монгольских завоевателей мгновенно оценил обстановку. В противоположность цеплявшемуся за рухнувший режим и поплатившемуся за это жизнью командующему Балтийским флотом А. И. Непенину, Колчак понял, что к прежней монархии возврата не будет, новой династии Россия не выберет. Как заявил Колчак на допросе в 1920 г., он считал, что в России будет установлен „какой-нибудь республиканский образ правления” и признавал его отвечающим назревшим потребностям страны. Новую форму правления народ должен был выбрать, по его мнению, в учредительном органе и какую бы форму он ни выбрал, Колчак собирался ей подчиниться. Пока же, во избежание развала в стране, особенно опасного во время войны, следовало поддерживать временное правительство, каким бы оно не было. А для этого нужно было всеми силами добиваться устранения недоверия матросов к офицерам, которое в первые же дни февральской революции уже привело к кровавым эксцессам на Балтийском флоте.

Сразу по возвращении флота в Севастополь А. В. Колчак устроил 5 марта 1917 г. на Нахимовской площади парад команд, крепости и гарнизона с торжественным молебном и провозглашением многих лет „богохранимой” державе Российской и всему российскому воинству. В сопровождении свиты адмирал обходил выстроенные войска и учащихся, провозглашал здравицы народному правительству и верховному главнокомандующему, покрывавшиеся продолжительным „ура”. Затем у входа в морское собрание командующий по всем „старым” правилам пропустил парад мимо себя церемониальным маршем. Все прошло гладко, и адмирал опрометчиво посчитал, что с революцией в Севастополе покончено.

Но не так думали матросы и рабочие, к концу дня стихийно собравшиеся в огромном дворе флотского полуэкипажа. Были обнародованы сведения из столичных газет, из которых становилось ясно, что события в Севастополе явно отстают от жизни страны: городовые, как ни в чем ни бывало, стоят на перекрестках, политические заключенные — томятся в тюрьмах. Подхваченным тысячами голосов прокатилось по экипажу требование вызвать командующего для подробного объяснения событий в стране и его отношения к ним. Сознавая, к чему может привести отказ, адмирал, скрепя сердце, согласился. Прямо с автомобиля, окруженного десятитысячной толпой, он рассказал о событиях в Петрограде и заявил, что не следует предаваться излишней радости по поводу победы революции и спешить с преждевременными и необдуманными решениями. Если все уйдут в политику, враг воспользуется ослаблением страны, и революция неминуемо погибнет. Долг матросов и солдат — исполнять распоряжения офицеров. Только так можно сохранить мощь армии и флота, необходимую для победы.

Стихийно вспыхивавшие в тот день городские митинги слились в огромное море, окружившее городскую думу. И здесь требовали объяснений командующего, и здесь замечали почти полное отсутствие офицеров, которые не являлись для успокоения толпы, несмотря на телефонные звонки из думы в штаб флота. Уже раздались голоса, призывавшие отправиться в морское собрание и разоружить господ офицеров, которые „неизвестно что замышляют”, когда положение спас присутствовавший прапорщик флота В. К. Жуков. Он вовремя напомнил, что лейтенант П. П. Шмидт тоже был флотским офицером и носил желтые (т. е. золотые — Р. М.) погоны, но погиб за дело свободы, что многие офицеры оставались противниками прежнего режима и что прежде, чем выступать против офицеров, надо разобраться, кто из них хорош, а кто плох.

Пришлось и Колчаку приехать в думу. Он подтвердил уже объявленное им матросам признание временного правительства и готовность флота и крепости, в единении со всей Россией, вести войну до победы. Согласился адмирал и с предложениями о разоружении полиции и жандармов, создании народной милиции, освобождении политических заключенных, отстранении коменданта крепости контр-адмирала М. М. Веселкина [110].

Тактику командующего подхватили офицеры. Команды, почти совсем не имевшие в своем составе большевиков, оказались захлестнутыми той самой, по выражению В. И. Ленина, „мелкобуржуазной волной”, которая помешала пролетариату взять в тот момент власть в свои руки. Эта волна была особенно сильна на юге страны, где не было таких мощных центров пролетариата, как Петроград или Москва, и где мелкобуржуазные партии, в частности эсеры, давно имели преобладающее влияние. Процесс революционизации Черноморского флота затрудняли и такие характерные для юга обстоятельства, как значительно большая, чем на Балтике, пестрота национального состава экипажей, несравненно более слабая прослойка рабочих и преобладание крестьян (флот комплектовался в основном за счет населения южных богатых хлебородных губерний). Вот почему созданная в Севастополе во второй половине апреля первая большевистская организация оказалась перед объединенным фронтом эсеро-меньшевистских, буржуазных и националистических партий и группировок.