Царский угодник. Распутин - Валерий Поволяев

Ангелина Лапшинская была права, заявив Распутину, что «свято место пусто не бывает»: место секретаря, теперь уже постоянно, занял Арон Симанович. Вообще-то имя Симановича было не Арон, а Аарон, но слишком уж вычурно звучали для русского уха два «а», стоящие в начале имени, прилипали к языку, будто два леденца, поэтому Симанович выправил себе новый паспорт, сократил своё имя на одно «а» и очень быстро сделался для Распутина незаменимым человеком.

При Попыхаче Распутин вообще перестал считать деньги, он не знал, что это такое, точнее, что такое нехватка денег, — он жил как при коммунизме, ни в чём себе не отказывал, не ведал, что такое очереди за хлебом и сахарные карточки; если ему требовались деньги, то их ему тут же приносили. Причём приносили в чём угодно, даже в помойном ведре, ставили к ногам: «Пожалуйста! Можете хоть лопатой есть!»

Впоследствии Симанович написал: «Жизнь Распутина требовала громадных сумм, и я всегда их доставал». А денег Симанович действительно мог достать много, поскольку за ним стояли известные богачи: Рубинштейн, Гинцбург, Соловейчик, Каминка, Манус и другие[31]. Не только в Петрограде, в других городах — тоже, деньги он мог добыть где угодно, даже в Уссурийской тайге, где нет ни банков, ни бирж, ни богатых деловых людей — только кабаны да тигры.

Через некоторое время, как-то утром, страдая от жестокого похмелья, что было для Распутина весьма редко — «старец» никогда не маялся головной болью. — Распутин выпил из бутылки кислых суточных щей, вытер рот подрагивающей рукой и сказал:

   — Симанович, ты хороший секретарь!

   — Лучше Лапшинской? — не удержался от вопроса Арон.

   — Лутче, — ответил Распутин. — Прикажи-ка Дуньке, чтоб ещё одну бутылку этой пакости принесла. Очень уж хорошо кислое пойло приводит в чувство.

Симанович улыбнулся и вышел из комнаты. Способ похмеляться холодными суточными щами изобрели в старые времена — ещё тогда научились наполнять здоровенные, чёрного стекла бутылки, оставшиеся после лихого застолья, суточными щами, самим бульоном, крепко затыкали их пробками и опускали в подвал, в прохладу. В бутылках щи настаивались не хуже шампанского и мигом приводили в чувство любого, даже самого выдающегося питока, быстро снимали головную боль, быстро убирали железную тупость в желудке, колики в кишках и похмельное остолбенение.

Дунька принесла тяжёлую, влажно поблескивающую чёрную бутылку, аккуратно держа её двумя руками, с выражением робости и уважения на лице. Протянула «старцу».

Тот, уже малость пришедший в себя, ловко хрястнул кулаком по донышку бутылки, вышибая пробку, проворно заткнул пальцем горло, чтобы не пролилось ни единой капли, и ввинтил бутылку в чёрный жадный рот. Кадык, будто мотор, с хлюпаньем заработал у него: вверх-вниз, вверх-вниз, скользя под поросшей чёрным волосом коже шеи, бутылка вскоре опустела, и Распутин поставил её на пол. Глянул на Симановича, вновь появившегося в проёме двери.

Сказал с ухмылкой:

   — Тебе, Арон, мучений русского человека не понять.

   — Не понять, — согласился Симанович, — куда уж мне!

   — Хорошее дело придумали наши деды, — Распутин пнул босой ногой опустошённую бутылку. — Пить они умели по высшему разряду. И как я раньше об этом пойле не знал? А? Ну, чего там у нас на сегодня?

   — Утренний приём. Народ уже собрался.

   — Утреннего приёма не будет. По причине моей болезни, — сказал Распутин. — Приём переносится на завтра. Что ещё?

   — С моими единоверцами надо бы встретиться...

   — Сегодня?

   — Неплохо бы сегодня.

   — С кем это?

   — С бароном Гинцбургом, со Львом Бродским[32], с Самуилом Гуревичем, с Манделем, с присяжным поверенным Слиозбергом...

   — Адвокат?

   — Присяжный поверенный.

   — С адвокатами и социалистами встречаться не буду.

   — Но этот адвокат — богатый человек[33]... Прошу сделать исключение.

   — Деньги, что ль, платит? На это даёт? — Распутин снова пнул ногой пустую бутылку.

   — И на это тоже.

   — Ладно, сделаем, как ты просишь... Но только ради тебя, Арон, а не ради этого адвокатишки. А пока накрути по аппарату Царское Село, надо у мамы узнать, как там Алёшка, не болит ли чего?

Вечером Симанович привёз Распутина на встречу со своими «единоверцами». Встреча была обставлена по высшему разряду, в шампанском можно было мыть ноги. Чёрная икра стояла в вёдрах, обложенных льдом. Если быть точным, это не встреча была даже, а целая конференция. Впоследствии Симанович в своей книге так её и назвал — конференция. В повестке дня конференции стоял один вопрос: «Как евреям обустроить жизнь в России?» На конференции «старец» сказал следующее:

   — Вы все должны помогать Симановичу, чтобы он мог подкупить нужных людей. Поступайте, как поступали ваши отцы, которые умели заключать финансовые сделки даже с царями. Что стало с вами? Вы уже теперь не поступаете, как поступали ваши деды. Еврейский вопрос должен быть решён при помощи подкупа или хитрости. Что касается Меня, то будьте совершенно спокойны. Я окажу вам всякую помощь.

В общем, понятно, о чём говорил Распутин.

После этой речи «старец» стал жить ещё богаче: у него то появлялась новая шуба из баргузинских соболей, подаренная зубными врачами, то на счетах дочерей прибавлялись деньги — по пятьдесят тысяч рублей им переводил на обновы Дмитрий Львович Рубинштейн, то происходило ещё что-нибудь «приятное». Деньги Распутин не считал и смело входил в любой ресторан — не только в наскучившую «Виллу Роде», — бил зеркала, колол хрусталь, ножом вспарывал атласную обивку на мебели — куражился, в общем. А в этом он толк знал. И никто при этом, ни один человек не говорил Распутину ни единого остепеняющего слова.

Наступала его эпоха, распутинская. И то, что она была такой, можно было отнести на счёт Симановича и тех, кто стоял за ним. Вот такого секретаря подобрал себе Распутин на место Лапшинской. Это с одной стороны. А с другой, сложилась любопытная ситуация, имеющая свой собственный механизм — ситуационный, так сказать: Россией управлял царь, царём — царица, царицей — Распутин, а Распутиным — Симанович. Так кто же в таком случае управлял государством? И кто был подлинным государем? Симанович?

Романовы были обречены, вместе с ними — и монархия, и дело их, и сама Россия.

Распутин, как и просил Варнава, повидался с Хвостовым. Варнава послал Хвостову телеграмму, в которой сообщил, что прибывает к нему в гости вместе со «старцем» на пароходе...

Встреча на этот раз была совсем иной, чем та, что состоялась когда-то: Хвостов уже хорошо усвоил, кто такой Распутин и что он может в этом мире, примчался на пристань в роскошном английском автомобиле и наблюдал за швартовкой парохода.