Чертовски сексуален - Кэти Летте

– Знаешь, когда ты молчал, карлик, ты мне нравился гораздо больше, – прошипела Габи, а затем вновь отдала команду оператору: – А ты чего уши развесил, дебил? Можно подумать, не знаешь, как обращаться с этой хреновиной! – И она указала на микрофон, демонстрируя знание технической стороны дела.

Тягач злорадно покачал головой:

– Не умею и не могу. Согласно правилам профсоюза. Так что, боюсь, шоу должно закругляться. Пойду-ка я лучше сосну часок-другой, – громогласно объявил Тягач, зевнув во весь рот, и направил свои могучие стопы вслед миниатюрному звукооператору.

Шелли, которая к этому моменту обнаружила местонахождение своих голосовых связок, испустила нечто похожее на долгий, испуганный вой.

– Нас? Скрытой камерой? В лимузине? О Боже!.. Тягач прав. Это не документальный фильм. Это порнуха.

– А ты как думала? Что еще интересно смотреть народу по «ящику»? – спокойно отреагировала Габи и продолжила снимать.

– Не выйдет. Я покажу, что интересно народу. – Не в силах больше сдерживать душившую ее злость, Шелли вскарабкалась напомост и столкнула камеру вниз.

Груды мертвых тел, разграбленные деревни, убитые горем отцы – подобное никогда не трогало сердца Габи Конран. Однако в следующее мгновение с ее губ сорвался душераздирающий вопль:

– Нет!

И надо же, чтобы в этот момент на сцене во всем своем великолепии показался Доминик, хотя уже в несколько ином амплуа – новая версия Друга, исправленная и дополненная. Доминик успел принять душ и привести себя в порядок; он весь, словно райский сад, благоухал лосьоном «Калвин Клайн», а его узкие брюки – Кит еще называл их контейнером для перевозки контрабандного винограда – вполне позволяли проводить на нем уроки анатомии. Вот кто явно был готов для съемки крупным планом.

Увидев, как Шелли разбивает вдребезги камеру, он в ужасе застыл на месте, открыв от удивления рот, после чего его интерес к ней скукожился быстрее, чем проколотый воздушный шар.

– Ты разбила камеру?! – возмущенно заорал Доминик. Казалось, его настроение совершило прыжок без парашюта. – В самый важный момент всей моей жизни!.. Неужели мне всю жизнь учить этих жирных старых кляч, этих vieilles peaux кувыркаться здесь, в бассейне? – кипятился он, словно штыком тыча Шелли в лицо пальцем. – Это был мой шанс быть замеченным, шаг на пути к мировой славе!

Прежде Шелли ни разу не обращала внимания на его голос – пронзительный, как бормашина, и такой же мучительный. Внезапно он стал ее раздражать, она даже поймала себя на том, что ей ужасно не хватает протяжного американского говорка Кита.

– Так, значит, ты потому и увивался за мной, пытаясь соблазнить, чтобы только твою физиономию показали по телику? – спросила его Шелли в растерянности.

– Мой Бог! Да что бы я кого-то соблазнял! Я же француз! Женщины сами падают к моим ногам!

– Что-что? Они все как одна пьяны?

И Шелли поняла, что французский шарм подобен майонезу – сам по себе он даже слегка противен, если к нему ничего не прилагается. Выходит, Кит был прав, когда говорил, что терпеть не может француза-инструктора. Собственно говоря, он во многом был прав.

– Иди-ка ты лучше попей водички из своего биде, красавчик!

– Как ты смеешь прогонять Доминика?! – не выдержала Габи. – Я не позволю, чтобы ты загубила мою концовку, слышишь, дура проклятая! Она сняла с носа свои грязные очки и принялась их протирать о рубашку, а сама тем временем, злобно пришурясь, сверлила Шелли взглядом, словно хотела прикончить ее на месте.

– Такие, как наш Доминик, на дороге не валяются. Вот кто, можно сказать, само совершенство – никаких недостатков!

Шелли заметила, как массовик-затейник расцвел от удовольствия и даже гордо вскинул голову: мол, знай наших!

– Не кажется ли тебе, что думать, будто ты само совершенство, уже само по себе существенный недостаток? – возразила Шелли. Например, Кит прекрасно знал, что он сам не подарок, и не пытался строить из себя бог весть что. – Да известно ли тебе, чего хочется женщине? Мужчина, который совершенен ровно настолько, чтобы понять, почему совершенна она сама.

– Эй, кончайте базарить, черт вас возьми, мне нужна концовка! – Габи, словно хирург лазерным скальпелем, врезалась в их разговор и прыгнула на помост. – И я от вас ее добьюсь, вы мне ее обеспечите как миленькие. – Она схватила Шелли за руку, едва не вывернув ей конечность. – Доминик – это французское противоядие твоему оборзевшему неотесанному янки Кинкейду. Он олицетворяет собой утонченную европейскую культуру. Кинкейдже ходячее воплощение всего худшего, что есть у Америки, приземленная душонка, никаких высоких порывов!

Что ж, возможно, она права, никаких высоких порывов за Китом не числилось, зато Шелли с неожиданной болью в сердце поняла, что именно эта приземленность и привлекала ее – она была даже готова расцеловать землю, на которой Кит так прочно стоял обеими ногами. К горлу подступил комок. Шелли посмотрела на себя в зеркало, висевшее над стойкой бара. Вид был нездоровый, желтушный. Это означало одно из трех: она съела несвежую устрицу, вот-вот сляжет с гриппом или же по уши влюблена.

– Габи, ведь мы женщины – значит, сестры. Что случилось? Ты сама всегда говорила, что мы должны быть заодно. Что случилось, какая муха тебя укусила, с чего это ты вдруг пытаешься вести себя, как те мужики, которых ты всеми фибрами души ненавидишь?

Но Габи не слушала ее, предпринимая отчаянные попытки оживить камеру.

Шелли бросилась к своему бунгало собирать вещи. Земля под ее ногами ходила ходуном, словно водяной матрац; казалось, будто здания раскачиваются из стороны в сторону. И хотя после сидения в душном бункере Шелли вновь оказалась на солнце и свежем воздухе, на душе у нее было мрачнее, чем в сюжете романа «Грозовой перевал».

Сначала ей почудилось, будто она слышит рокот прибоя, но вскоре поняла: это дорогу к пляжу перегородили армейские броневики и полицейские фургоны. Курорт – некогда райское место, с портом и укромными лазурными бухтами и бухточками – теперь заполонили пушки, гаубицы и минометы. В некогда романтичной, напоенной тропическими ароматами роще, ощетинясь антеннами радаров, притаились два армейских грузовика в камуфляжных разводах. Шелли так расстроилась, что даже не заметила, как налетела на двух горилл, прибывших с Пандорой, – так называемые посредники как раз возвращались из разведывательной вылазки.

– Посредники на переговорах! – Шелли изобразила умильную улыбку. – О, если бы вы знали, как я рада вас видеть! – В ее сторону, словно рой мух, тотчас устремились подозрительные взгляды. – Хотя поначалу я было подумала: да, похитителям крупно не повезло! Не хотела бы я оказаться на их месте! Вам приходилось иметь дело с дочерью Пандоры? Уж поверьте, этот ребенок своими вопросами доконает кого угодно. Например, кто живет дольше? Бог, пасхальный кролик или Санта-Клаус? Есть ли у статуи Свободы под платьем трусы? Ваши мятежники вскоре сами спустятся с гор и будут на коленях умолять, чтобы вы взяли Матильду обратно вместе с ее папочкой. Черт, да они еще вам приплатят. А потом на радостях пригласят пропустить по стаканчику рома: «Давай, приятель, поживее, пока этот ребёнок не спросил у меня, где у дорог бывает конец».