Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная… - Сергей Глезеров

За деревней Ручьи вдали открывался чудесный вид на село Мурино, над которым возвышалась, как и сегодня, красавица-колокольня. Справа от дороги в Мурино простирались поля, а слева, примерно в полукилометре, находился эстонский хутор Рутта, за ним начинался лес. Перед войной жители хутора переселились в Мурино.

На въезде в Мурино располагалась еще одна немецкая колония северных пригородов. Исследователи называют датами ее основания 1889 или 1895 годы. По воспоминаниям старожилов, эта немецкая колония не носила отдельного названия, а располагалась она вдоль дороги в Мурино, на протяжении около 800 метров, до современного железнодорожного переезда. Здесь стояло примерно около 60 колонистских домов. По воспоминаниям муринских старожилов, среди немецких фамилий тут были Флейшманы, Клюмберы, Трепсы, Ягны, Фогельзанги (обычно их звали просто Фогелями). Только в начале села стояли дома русских жителей – Климовых, Кюлястиных и Панкратовых. В народном обиходе эту южную окраину Мурина именовали «Климов край». Сейчас на месте немецкой колонии у въезда в Мурино – гаражи и новостройки…

«Немецкий уголок»

Немецкие колонисты под Петербургом занимались сельским хозяйством, ведя его с национальной педантичностью и тщательностью. Их поселения славились картофелем, молочными продуктами и овощами. Занимались колонисты садоводством, а также разводили клубнику. Современники уважительно отзывались о колонистах, подчеркивали их трудолюбие и выносливость, отмечали образцовую чистоту и порядок на мощеных улицах. Единственное, что не устраивало многих в быте колонистов, так это то, что те, в отличие от русских земледельцев, использовали в качестве удобрения для полей фекалии, поэтому запах оттуда шел невыносимый. Как отмечал один из обозревателей, общая черта колонистских селений – это своеобразное удобрение почвы: «Многие колонисты занимаются ассенизацией, как промыслом», и «лишь благодаря обстоятельствам, дачники могут подышать время от времени чистым воздухом…».

Кроме сельского хозяйства, колонисты Петербургской губернии, как и финны-ингерманландцы, занимались «питомническим промыслом». Начало этому промыслу положил петербургский Воспитательный дом, основанный еще в 1772 году. Причина появления и развития «питомнического промысла» связана с большим количеством «незаконнорожденных детей», появлявшихся на свет в Петербурге.

При каждом полицейском участке в столице в те времена существовал бесплатный родильный приют, куда обращались за помощью женщины из беднейших слоев. Кроме того, имелось немало частных убежищ «для секретных рожениц», где помогали дамам из более привилегированных слоев общества, попавших в непростую ситуацию. Из приютов и убежищ «незаконнорожденных детей» отвозили в Воспитательный дом. Кроме того, сюда приносили детей матери, не способные содержать ребенка, чаще других – представители прислуги – кухарки, горничные. Они отдавали свое дитя в Воспитательный дом из-за бедности, к тому же общественное мнение осуждало их за «незаконную связь».

В Петербурге в год Ведомством императрицы Марии собиралось до десяти тысяч подкидышей. Из Воспитательного дома большинство «питомцев» отправлялись на «вскормление» в деревни и села Петербургской губернии. Больше всего сирот попадало в финские семьи, а также в семьи немецких колонистов. Объяснялось это очень просто: финны и немцы, как правило, были более зажиточными, поэтому могли обеспечить лучший уход за детьми. Питомцы служили и дополнительной рабочей силой, и неплохим источником дохода, поскольку за каждого взятого на «прокорм» полагалась ежемесячная выплата, до достижения им 16 лет, – около 5–6 руб. в месяц, а при взрослении они становились хорошими работниками.

«Нуждаясь в рабочих, колонисты всегда рады принять в свой дом рабочую силу, а потому и откликаются с радостью на высказавшуюся в столице потребность куда-нибудь девать тех незаконнорожденных детей, которые являются здесь тысячами на свет Божий, – говорилось в изданной в 1881 году книге „Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении“. – И воспитательный дом, и частные люди по сговору, и притом последние в особенности часто, отдают несчастных детей на выкормку колонистам; те воспитывают их и затем пользуются их даровым трудом, не обращая внимания на их усталь и на их недосилие. Тысячи этих детей рассыпаны по всем колониям подстоличным и несут тяжкую работу на своих приемных отцов и матерей…»

…Быт немцев-колонистов отличался строгостью и педантичностью. Попадая в Гражданку, петербуржец оказывался как будто совсем в другом мире. «Колонист тщательно выбрит, одежда у него немецкого покроя, а колонистки являются в город, на рынок, в неизбежных чепчиках… – писал в 1903 году знаток столичного быта журналист Анатолий Бахтиаров. – Фасон чепчика, вывезенного некогда из своего отечества, колонистка строго сохраняет и передает из поколения в поколение…»

Действительно, одежда колонистов вплоть до начала XX века отличалась от одежды русских крестьян. Как указывает историк-этнограф Н.В. Юхнева, колонисты-мужчины носили длинный сюртук, брюки, заправленные в сапоги, шейный платок, фуражку. Женщины одевали длинные платья с несколькими накрахмаленными нижними юбками, передник, чепец (причем его носили как девушки, так и замужние женщины). На плечи нередко накидывали платки – либо тюлевые, либо пестрые русские.

«Во время работы мужчины пользовались передниками, если работа была грязная – черным, если чистая – белым, – отмечает Н.В. Юхнева. – По субботам колонисты надевали белые передники и шли подметать улицу перед своим домом; уборка улиц была обязанностью, за выполнением которой следил староста. Семейная и праздничная обрядность определялась принадлежностью к евангелическо-лютеранской церкви, дети учились в приходских церковных школах».

А вот как описывал «немецкую деревушку» Гражданку Анатолий Бахтиаров: «Дома довольно большие, в два этажа; обшиты тесом; впереди небольшой садик, в котором разбиты клумбы с цветами. Все дома построены по одному типу с неизбежными двумя балконами по фасаду. Заборы и палисадники, выкрашенные белой краской, стоят прямо, ровно, точно вытянулись в струнку. Внутри стены оклеены обоями».

«В старину у колонистов существовали патриархальные нравы, – указывал историк Михаил Пыляев, – нищих здесь никогда не было, если случалось кому впасть в нищету, то его родственники и соседи ему помогали, засевали своими семенами его поле, давали скотину и т. п. С такой помощью бедняк скоро поправлялся…»

Летом немецкие колонисты предлагали жилье для горожан, желавших выехать за пределы «душного и пыльного города», и Гражданка превращалась в недорогое дачное место. Как отмечалось в изданном в 1887 году «Описании и общем плане дачных местностей по Финляндской железной дороге», «в Гражданке дачи расположены по обе стороны Муринской дороги; позади их находятся крестьянские запашки, луга, а за ними – сосновый лес, служащий хорошим местом для ежедневных прогулок».

Правда, затем перечислялись многочисленные недостатки Гражданки как дачной местности: «отсутствие воды для купания, не совсем удобное сообщение с Петербургом, беспрестанная езда по дороге окрестных крестьян, доставляющих свои сельские продукты в Петербург, с непременными остановками в находящемся здесь грязном трактире для совершения выпивки, все это делает Гражданку не совсем удобной местностью для дачного житья, хотя дачи здесь, сравнительно, весьма недорогие».

Устойчивый «ассенизационный» запах с колонистских полей – едва ли не самое главное, что не нравилось дачникам. Ну и еще – отсутствие увеселительных заведений. В остальном – просто благодать: обилие свежих молочных продуктов и – никаких пьяных драк.

В религиозном отношении немецкие колонии под Петербургом представляли шесть общин (приходов) Евангелическо-лютеранской церкви России. Хотя колонисты – не единственные прихожане этих общин (кроме немцев, ими были эстонцы, латыши и шведы), в начале XX века в четырех из них они составляли большинство – в Ново-Саратовской, Стрельнинской, Петергофской и Ямбургской.

Колония Гражданка относилась к Ново-Саратовскому приходу, в нем немецкие колонисты составляли 97 % прихожан. Кроме Гражданки и Ново-Саратовки, к приходу относились Среднерогатская, Фарфоровская, Ижорская, Ново-Парголовская колонии, Веселый Поселок, Овцыно и многие другие. Это был самый большой приход, в нем насчитывалось на то время 56 % прихожан всех приходов. В приходе находились 5 из 10 лютеранских кирх, 7 из 9 молитвенных помещений, 10 из 18 церковных школ, где обучалось 66 % учащихся.

В немецкой колонии Гражданка находилась лютеранская кирха св. Николая. Ее построили в 1900 году на пожертвования прихожан-колонистов – в честь тезоименитства Государя Императора Николая II. В день святого Николая чудотворца, 6 декабря 1900 года, кирху освятил пастор Ново-Саратовского прихода Германн Бартельс (или Бартельт), занимавший этот пост с 1875 года до начала XX века. В тот день в кирхе прошла первая конфирмация – восьми девочек и восьми мальчиков.