Никогда не связывайтесь с животными. О жизни ветеринара - Стил Гарет

– Вы производите впечатление уверенного в себе доктора, – отвечал на мои доводы мистер Уэльс. – Раз вы говорите, что сможете, я уверен, что у вас получится.

Да уж, хоть кто-то из нас двоих в меня верил.

Время тоже было важным фактором. В идеале мне нужно было пару дней на подготовку, но завтра была пятница. В выходные операций у нас не делают. Мне также не хотелось мучить бедного Горацио и заставлять его терпеть боль еще несколько дней. Так что придется проводить операцию завтра. И уже ради него я купил обновленное издание учебника по офтальмологии. И даже успел проштудировать, чтобы прояснить для себя все этапы операции. Мне надо было подготовить область для трансплантата: представьте себе, что вам надо выровнять яму на дороге по краям так, чтобы вокруг нее был твердый слой асфальта, тогда можно будет яму заполнить. Затем надо будет вырезать лоскут трансплантата или же, продолжая аналогию с ямой, снять слой соседнего тротуара. Затем я отверну этот слой тротуара на дорогу, накрою им яму и закреплю по краям. Через несколько недель, как только мы убедимся, что яма затянулась, вернем этот кусок асфальта на место, оставив при необходимости небольшой слой на поверхности ямы. И уж если совсем довести аналогию до логического конца, для проведения дорожных работ мне нужно было перекрыть движение, то есть Горацию потребуется анестезия, что само по себе уже риск.

На следующее утро мистер Уэльс и Гораций были первыми в клинике. Бедолага Гораций, видимо, даже и не завтракал. Мы договорились, что я попытаюсь провести операцию, но если ничего не будет получаться, то я попросту удалю правый глаз, а с левым мы продолжим лечение, чтобы сохранить хотя бы его – он выглядел намного лучше благодаря ежевечерним визитам Франчески. Сперва я подготовил весь хирургический инструментарий; мне нужно было иметь под рукой все необходимое, чтобы не отвлекаться во время такой сложной операции. Пока я готовил операционную, наши медсестры подготовили пациента. Он уже спал под наркозом под бдительным контролем моих ответственных помощниц-медсестер.

Облачившись в халат и натянув перчатки, я накрыл простыней кота, оставив в прорези лишь его правый глаз, вокруг которого шерсть была удалена. Открыл офтальмологический набор, где есть все необходимое для глазной хирургии, достал оттуда малюсенькие инструменты, которыми нужно пользоваться с необычайной осторожностью, и разложил все на стерильном подносе.

– Он как? Нормально? – спросил я у Пиппы, медсестры анестезии. Она кивнула головой, и мы приступили к операции.

Роговицу я оперировал много раз. На собаках. Иногда мы делаем специальные насечки особым способом, которые помогают заживлению язвы. Такая процедура носит название решетчатой кератотомии. Согласно современным данным, такой способ не подходит для кошек: у них роговица отличается от собачьей. И тем не менее в этот раз я впервые делал такие глубокие проколы на роговице. Область операции была очень мала. Если проколю слишком глубоко, то проткну Горацию глаз. Я мог рассчитывать на удаление роговицы на половину ее толщины, то есть около трети миллиметра. По правде говоря, без микроскопа и с надеждой на то, что рука у меня не дрогнет, делать такие операции – это просто проверять себя на суперспособность. Как бы ты ни осторожничал, риск промахнуться очень высок. Бывало с вами так, что вы приказываете своей руке двигаться одним образом и с удивлением наблюдаете, что она выполняет совершенно иное, и вы проливаете напиток или же выходите за контур, когда рисуете? Мда… а в этот раз я рисковал проткнуть чужой глаз. Парадоксально, но воспаленная роговица облегчала мне работу, потому что ткань в некоторых местах была толще и выступала за края. Я ювелирно выровнял края раны, при этом и я, и Пиппа старались дышать как можно реже и по очереди.

Спустя полчаса я был доволен тем, как подготовил язву. Получить такой большой кусок лоскута для трансплантации будет трудно. В последующие полчаса я аккуратно вырезал из конъюнктивы на периферии глаза достаточно большой лоскут, чтобы им можно было закрыть язву. Гораций не сможет видеть через него, но это было неважно; он сможет видеть за контурами этого пятна, да и второй глаз у него был уже неплох. На первое время ему хватит. Настоятельным требованием было то, что лоскут должен лежать на ране без натяжения. Я осторожно перенес трансплант на участок с язвой, передвигал его и так и сяк, раздумывая, насколько удачным будет то или иное расположение. Вроде неплохо. Начал закреплять его на месте. Для швов в идеале нужно использовать нить толщиной 8–0. Это очень тонкая нить. У нас таких в клинике не было, и надо было специально заказывать. Но хирургические нити заказывают оптом, и коробка целиком стоит 600 фунтов. Поэтому пришлось зашивать тем, что у нас было, размером 6–0. Это лишь на чуть-чуть тоньше, чем нужно. Нить крепится к игле. Роговица на удивление твердая. Мне пришлось ухватить край язвы крошечным пинцетом и проткнуть поверхность глаза пятимиллиметровой иголочкой. Я мог погрузить иглу лишь на половину глубины глаза, не больше. Каждый шов был испытанием. Насколько сильно можно протыкать? Насколько глубоко можно втыкать? К сожалению, такому в теории не научишься, надо испытать на практике. Отрицательный результат такой практики означает, что операция провалилась. Без наставника-эксперта в этом деле делать подобные операции чрезвычайно трудно, как эмоционально, так и интеллектуально. Медленно, но верно я продвигался. Еще несколько стежков, и лоскут закреплен на месте. Моя уверенность вернулась ко мне. Я смог это сделать; все должно сработать, как запланировано.

Закончив операцию и вздохнув с облегчением полной грудью, я окинул взором свою работу. Меня немного беспокоило, что в центре лоскут был немного натянут, в учебнике говорилось, что никакого натяжения не должно быть. Проматывая все этапы назад, я подумал, что мне надо было поступить несколько иначе. К несчастью, стопроцентные хирургическая точность и прозорливость возможны лишь в «ретро»-спектроскопе. Теперь я ничего не мог изменить без того, чтобы нарушить доступ крови и жизнеспособность этого участка. Придется довольствоваться этим; поживем – увидим, как говорится.

План на выходные был прост: продолжать капать в оба глаза капли; Франческа придет на помощь мистеру Уэльсу и его дочери в уходе за больным. Она очень сблизилась с семьей Горацио, и для нее исход лечения стал таким же важным, что и для хозяев кота. Я же был занят другими делам в выходные, но мысли о Горацио не раз посещали меня в эти дни.

Понедельник станет моментом истины.

Мистер Уэльс привез кота в клинику и выглядел довольным. Горацио дома отдохнул, ел-пил и в целом радовался жизни, как обычно. Мне было приятно это услышать, и я даже улыбнулся у себя под маской, хотя вряд ли мистер Уэльс это заметил, когда передавал мне переноску с котом из машины. Как только мы пришли в кабинет, я достал кота из переноски и поместил его в наш загончик для животных. Конечно же, с утра его не кормили, и кроме глазных капель и обезболивающих, он дома ничего не получил, а потому я сперва накормил кота и дал ему напиться, стал гладить и при этом рассматривать прооперированный глаз. Трансплант вроде бы держался на месте. Франческа тоже заглянула в кабинет с поздравлениями с успешно проведенной операцией и комплиментами в виде пары сэндвичей мне на обед.

Во вторник мы повторили все снова. Осматривая в этот раз свою лоскутную работу, я заметил, что один из швов отошел. У меня сердце упало. К четвергу было уже заметно, что лоскут не сможет больше держаться на тех оставшихся швах и кусок конъюнктивы свободно болтался. Я стал распекать себя. Я был настолько самонадеян, что возомнил, будто смогу справиться с такой операцией без микроскопа. Я все делал так, как было написано в учебнике, но я же должен был перестраховаться и не лезть в глаз без микроскопа. Я же видел, что лоскут был натянут, и ничего не сделал, чтобы это исправить. И вот тебе результат. Все пропало.

Я выложил все Франческе, на ее лице появилось такое выражение, которое, возможно, отражало тот же ужас, что был на лице и у меня. Посоветовавшись, мы решили, что я должен все сообщить мистеру Уэльсу сам. Ведь это же я все затеял. С тяжелым сердцем стал набирать его телефон. Разговор получился долгим.