Солнце для мертвых глаз - Рут Ренделл

Мужчину, которого Франсин встретила на лестнице, когда шла наверх переодеваться, она едва узнала. Тедди выглядел потрясающе – красивый, обходительный, чужой, совершенно другой человек. Он казался старше и действовал на нее как-то пугающе, хотя Франсин призналась себе в этом не сразу, только когда одевалась. Парадный наряд выявил в нем некую холодную суровость, которой она в нем не замечала, когда тот был одет в джинсы и куртку. Создавалось впечатление, будто его губы сжаты плотнее, чем обычно, а взгляд более непроницаемый. Тедди спускался по лестнице с кошачьей грацией. Он всегда был грациозен, но сейчас его движения стали более уверенными и плавными, почти змеиными.

Франсин высказалась бы насчет длины его позаимствованных брюк – не посмеялась бы над ним, а просто посоветовала бы ослабить ремень и слегка приспустить брюки на бедра. Однако что-то в его лице, до ужаса ледяная серьезность, удержало ее от этого.

Но когда Тедди повернулся к ней, чтобы оценить, как та смотрится в купленном им платье, его лицо прояснилось, на нем отразилось нечто сродни облегчению.

– Как красиво, – сказал он. – Ты очень красива.

– Село как влитое. Ты молодец.

– Только потому, что ты идеально подходишь под восьмой размер.

Франсин начала рассказывать ему о Ноэль и о ее клиентках, как та сердилась на нее. Сейчас все это казалось забавным, а тогда – большой неприятностью. Ноэль обвинила Франсин в том, что та якобы нарочно красуется перед ее клиентками, чтобы показать, насколько лучше их выглядит, хотя на самом деле у нее и в мыслях этого не было.

Он не слушал.

– Нам пора идти, – сказал Тедди.

Ресторан оказался не из тех, в каких она часто бывала, однако Франсин иногда вместе с Джулией обедала в подобных заведениях. Тедди был настолько скован, что ей пришлось взять на себя общение с официантом. От алкоголя он отказался – ну, ему нельзя пить, ведь он за рулем «Эдсела». Она же выпила слишком много, наверное, больше, чем когда-либо. Это был вынужденный шаг, потому что в противном случае Франсин не высидела бы весь вечер. Он получился мучительным, безобразным, он стал для нее уроком, который, как она поняла – причем не без тревоги, – ей приходится постигать слишком рано для своего возраста.

Тедди практически не говорил. Франсин рассказала ему почти обо всем, что знала: о школе, о том, как отец женился на Джулии, о доме, в котором когда-то жила, так похожем на коттедж «Оркадия», о доме, где она живет сейчас, вернее, жила до вчерашнего дня, о своих подругах, о месте, которое могла бы получить, но не получила, в фирме отца Миранды. Была только одна тема, о которой она не говорила.

Тедди отреагировал, только когда Франсин упомянула о своем желании работать. Ей не нужно работать. Он будет содержать ее, у него есть деньги, а скоро будет еще больше.

– Тедди, я не могу быть у тебя на иждивении.

– Почему? Ведь живешь же ты на деньги отца.

– Это другое, – сказала она. – Это совсем другое. Родители содержат своего ребенка, пока тот не начинает зарабатывать. Ну, сам. Я вынуждена работать до тех пор, пока не начнутся занятия в Оксфорде.

Он впал в протестное молчание. Принесли счет. Тедди не знал, что с ним делать, стал строить ей гримасы, давая понять, что он беспомощен в этом вопросе, и в конечном итоге под столом сунул ей купюры. Франсин пришлось сказать ему, что этих денег не хватит. Это огорчило и смутило ее, то, что он пришел в ужас и страшно расстроился. Франсин впервые видела, чтобы человек так мучился от стыда. Тедди передавал ей купюры до тех пор, пока она не набрала сумму, достаточную, чтобы расплатиться и оставить скудные чаевые.

Они вышли, не сказав ни слова ни официанту, ни друг другу, не попрощавшись и не поблагодарив. Франсин позабыла о раздражении, которое Тедди у нее вызывал, об обиде на то, что он не слушает ее, о его требовании подчиняться ему. Все поглотила безграничная жалость. Она поняла: все, что случилось с ним в детстве и в юности, все жестокости и лишения, которые Тедди пришлось вытерпеть, нанесли ему страшный, возможно, непоправимый урон. Франсин захотелось дать ему понять, что она тоже пережила смерть матери, причем ужасную смерть, и она, как и Тедди, перенесла душевные травмы и испытала душевную боль.

Они молчали всю обратную дорогу. Франсин вошла в коттедж «Оркадия» одна, а он тем временем парковал машину у конюшен. Когда Тедди появился в гостиной, она, так и не сняв темно-зеленое платье, сидела на диване, обитом атласом цвета слоновой кости. Ее волосы были распущены, Франсин то нервно сплетала пальцы, то клала руки на колени.

– Я хочу тебе кое-что рассказать.

Тедди кивнул. Он сел в кресло и устремил на нее взгляд.

– Когда мне было семь, в наш дом зашел мужчина и убил мою маму. Я была наверху, я плохо себя вела, меня наказали и отправили наверх. Я услышала, как позвонили в дверь, и выглянула, но смогла увидеть только его ботинки и макушку. Мама открыла ему дверь и впустила в дом.

Он слушал. Впервые за все время Тедди внимательно слушал то, что говорила Франсин. Его сосредоточенность придала ей решимости, а ее голосу – силы.

– Наш дом стоял на отшибе, это был похожий на этот особняк, оплетенный такими же растениями. Когда я прихожу сюда, я все время вспоминаю наш дом, но речь не об этом. Вот что я хочу тебе сказать. Я знаю, каково это. Я знаю, каково это, когда с тобой в детстве случается нечто ужасное, когда ты не можешь справиться с этим, когда тебе приходится жить с этим. Я онемела и полгода не могла произнести ни слова.

Он хрипло спросил:

– Что было дальше?

– Ты действительно хочешь знать?

– Что было дальше?

– Я услышала выстрел. Он выстрелил в нее. Не один раз, как мне кажется. Дважды или трижды. Мужчина шел за наркотиками или за деньгами от продажи наркотиков, в полиции решили, что тот перепутал адрес, ему нужен был дом одного доктора, у которого была такая же фамилия, как у моего отца. Мама, наверное, преградила ему дорогу, попыталась остановить его.

– Почему он тебя не убил?

– Ты думаешь, он и меня бы убил? Возможно, не знаю. Я спряталась в шкафу, в своей спальне. Он обошел все комнаты в поисках наркотиков. Когда он ушел, я спустилась вниз и увидела маму.

Тедди повторил, на этот раз еле слышно:

– Что было дальше?

– Там была… кровь. Много крови. Пришел домой папа и нашел меня, я была перепачкана в маминой крови. Мужчина стрелял ей в грудь, одна пуля попала в сердце. Я ничего не могла рассказать им о нем, я несколько месяцев не могла говорить.

Его сосредоточенный взгляд стал вызывать у нее беспокойство. Франсин поежилась.

– Тедди?

– Кто-то убил твою мать? Почему ты мне не рассказывала?

– Я рассказала сейчас. Не смотри на меня так.

И тут случилось нечто ужасное. Невероятное. Тедди встал и пошел к ней, двигаясь так, будто идет в атаку. Его лицо утратило всяческое выражение, превратилось в безжизненную маску. Он на ходу раздевался: расстегнул «молнию», спустил слишком короткие брюки, прошелся по ним. В нем уже не было никакой грации. Тедди схватил ее, грубо повалил на диван. Он дышал так, словно внутри у него на предельных оборотах работал паровой двигатель. Франсин животом ощутила давление чего-то твердого, а через секунду произошло то, чего не было никогда раньше: она ощутила между ног его набухшую плоть.

Его руки превратились в манипуляторы, они действовали резко, безжалостно, уверенно. Он задрал платье ей на голову, но не снял его, а просто закрыл им ее лицо. Платье превратилось в мешок, который надевают на голову висельника. Теперь уже никакая одежда не отделяла его жесткий член от ее тела. Тедди принялся тыкаться ей в бедра, ища вход, а его руки тем временем запихивали темно-зеленый бархат ей в рот, в глаза. Она пинала его, отталкивала изо всех сил. Ее туфли могли бы послужить оружием, но они свалились с ее ног. Франсин услышала, как одна из них отлетела и ударилась обо что-то, и это разбилось. Звон фарфора заглушил более пронзительный звук: трель телефона.

Этого оказалось достаточно, чтобы остановить его. Франсин сразу ощутила, что хватка его рук ослабла. Оттолкнув Тедди, она выскочила из-под него, пнула и побежала, но споткнулась и упала у порога. Телефон перестал звонить, резко, внезапно. Франсин поднялась на ноги, уверенная, что теперь-то он ее схватит, ей придет конец.

Тедди сидел на полу, полуголый, уронив голову на руки. Франсин увидела, как у него вздрагивают плечи. Он плакал. Секунду она колебалась, не зная, что делать. Случившееся шокировало ее. Сердце бешено стучало. Во рту пересохло, руки дрожали. Голос, ее собственный внутренний голос, все повторял и повторял: «Как он мог? Как я могла? Зачем? Зачем?»

Прикоснуться к нему, утешить его, погладить по плечу, по голове, взять его за руку – все это теперь было невозможно. Плохо понимая, что делает, Франсин на подгибающихся ногах вышла из комнаты и, цепляясь за балясины, стала подниматься наверх. Наверху была еще одна спальня с другой кроватью, обычной, с довольно красивыми латунными изголовьем и изножьем. В замке торчал ключ. Она прошла в спальню и заперлась. Иронию ситуации Франсин осознала лишь несколько минут спустя. Только недавно ее насильно заперли в одной спальне, и вот она добровольно запирается в другой, чтобы защититься от того, кто освободил ее.