Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник) - Роберт Хайнлайн

Первый пробный удар прошел. Джой вздрогнул, маска треснула.

— Но Джек отсутствовал не более нескольких секунд, — продолжал я. — Возможно, в кармане у него оказался фонарик — наверное, он и сейчас там лежит, — и это помогло ему вернуться в ту ужасную темную комнату, чтобы включить свет. Эстелла обмазывалась кетчупом; ей оставалось лишь нажать на кнопку звонка, она даже успела поставить песочные часы. Джек схватил кинжал и нанес смертельный удар.

Я сделал паузу. На этот раз мой шар не достиг цели. Маска Джека не дрогнула.

— Он придал ее телу нужное положение… оставим на это десять секунд. Скрывая улики, он вытирает рукоятку и сбегает по лестнице вниз — можем кинуть на это десять или даже двадцать секунд. Потом он спрашивает меня, звенел ли звонок, и я отвечаю, что звонка не было. А он действительно хотел это знать, потому что Эстелла могла нажать на кнопку до того, как он пришил ее. Узнав, что хотел, Джек начинает отвлекать внимание… примерно так…

Я повозился с посудой, взял со стойки ложку и указал ею на стеклянную перегородку сцены.

— Заметьте, что «Зеркало» освещено и там сейчас никого нет — я врубил обходной выключатель. Но представьте, что там темно, на алтаре лежит Эстелла и ее сердце пробито кинжалом.

Пока они смотрели на «Зеркало», я опустил металлическую ложку и замкнул штырьки, от которых шли провода к звонку на сцене. Раздался громкий звонок. Я разомкнул контакт, приподняв кончик ложки, и снова замкнул два тросика: еще один звонок.

— Вот таким образом человек может… Держи его, Спейд!

Но лейтенант навалился на Джека еще до того, как я закричал. Трое полицейских еле смогли удержать его. Он не был вооружен, просто сработал защитный рефлекс — желание вырваться на свободу. И даже теперь он не сдавался.

— У вас на меня ничего нет! Ваши доказательства — дерьмо! Любой мог замкнуть эти провода на всем протяжении линии.

— Нет, Джек, — возразил я. — Мы это проверили. Провода входят в ту же стальную трубу, что и силовая проводка, и так до самой соединительной коробки на балконе. Или здесь, или там, Джек. А раз не там, то только здесь.

— Я хочу видеть своего адвоката, — вот и все, что он сказал мне в ответ.

— Ты увидишь своего адвоката, — весело заверил его Спейд. — Завтра или послезавтра. А сейчас ты поедешь к нам в участок и посидишь несколько часов под парочкой горячих ламп.

— Нет, лейтенант! — вмешалась Хейзл.

— Что? Почему нет, мисс Дорн?

— Не сажайте его под лампы. Лучше заприте в темный чулан!

— В чулан? Почему в чу… Девочка! Да ты просто умница!

Они воспользовались чуланом для швабр. Парня хватило на полчаса, потом он захныкал, а потом начал кричать. Они его выпустили и выслушали чистосердечное признание.

Когда Джека уводили, мне было почти жаль его. А впрочем, чего жалеть? Ему грозил только допрос второй степени, и клянусь, никто бы не доказал преднамеренного убийства. А теперь лучшим выходом для него будет «невиновность по причине невменяемости». Какой бы ни была его вина, Джека довела до убийства сама Эстелла. И только представьте, какое самообладание было у парня — какая колоссальная выдержка потребовалась, чтобы осветить кровавую сцену после того, как он поднял взгляд и заметил в дверях двух полицейских!

Я второй раз отвез Хейзл домой. Кровать по-прежнему была разложена, и, сбросив на ходу туфли, Хейзл направилась прямо к ней. Расстегнула молнию на боку платья, начала стаскивать его через голову и вдруг остановилась.

— Эдди!

— Да, красавица?

— Если я опять разденусь, ты не обвинишь меня в новом преступлении? Я задумался.

— Все зависит от того, кем ты заинтересовалась — мной или агентом, о котором я говорил.

Она улыбнулась, схватила туфельку и бросила в меня.

— Конечно тобой! Только не очень задавайся.

И она разделась до конца. А немного погодя и я начал развязывать шнурки.

КЛИФФ И КАЛОРИИ

© И. Гурова, перевод

Папочка заявил, что я — ам! — и съем все, что стоит неподвижно или даже движется, но не слишком быстро. Мама сказала — чушь! Просто у нее (то есть у меня) стремительный обмен веществ.

— Но ты же его никогда не измеряла, — возразил папочка, — так откуда тебе известна его скорость? Плюшка, стань боком, дай я тебя огляжу.

А братец съехидничал:

— Так у нее же никаких боков нет!

И испустил жуткий хохот на манер дятла Вуди. И правда похоже, но только куда противнее. Впрочем, какой прок от мужской половины человечества в возрасте от двух до шестнадцати? Потом они становятся сносными, даже необходимыми — во всяком случае мне было бы нелегко обходиться без Клиффа, хотя братец и до седых волос наверняка останется такой же язвой.

Вот как и почему я села на диету.

Началось с Клиффа — как почти всегда и во всем. Я обязательно выйду за Клиффа, хотя ему я про это еще не говорила. У меня ни разу не было повода усомниться в искренности его обожания, но порой я задумывалась над тем, что для него во мне самое привлекательное — мой характер, мои интересы, мои духовные достоинства или же мои, так сказать, физические данные.

Весы в ванной намекали, что пальму первенства следует отдать внутренней красоте моего облика. Как будто это должно было меня обрадовать, но покажите мне девушку, которая согласилась бы обменять талию в двадцать один дюйм и изящную фигуру на высокие добродетели. Конечно, сногсшибательной красавицей я себя не считаю, но одобрительный свист тебе вслед еще никому вреда не причинял и укрепляет бодрость духа.

А как раз перед этим мне выпал шанс выяснить точку зрения Клиффа. В наш класс пришла новенькая, у которой все обхваты были точно такими же, как у меня. (Мы сравнили.) Соль в том, что Клариссе они очень шли — изгибисто, обильно, но в самый раз. Морин, сказала я себе, вот случай узнать истинное мнение Клиффа.

Я подстроила так, чтобы он хорошенько ее разглядел во время теннисной тренировки, а когда мы уходили, я сказала коварно:

— У новенькой, у Клариссы, фигура — ну просто чудо!

Клифф поглядел через плечо и ответил:

— Ага! От щиколоток и ниже.

Вот я и получила искомый ответ, и он пришелся мне не очень по вкусу. Клиффу не нравятся фигуры моего типа! Отъединенная от моей личности, моя фигура его не прельщает. Конечно, мне следовало возликовать: вот она — истинная любовь! Но я не возликовала, а почувствовала себя очень скверно.

Так вот, когда я вечером отказалась положить себе картошки, и возникла тема моего обмена веществ.

На другой день я отправилась в библиотеку и порылась в каталоге. Мне и в голову не приходило, что о диетах понаписано столько книг! Тем не менее мне удалось отыскать достаточно осмысленную: «Ешьте и обретайте стройность». Что может быть лучше!