Карантин - Сергей Малицкий

Внезапно он подумал, что, так или иначе, именно от его рук погибли уже восемь человек. Милиционер с отрубленными ногами, Бабич, два его мента, хотя в ментов он не стрелял, двое бандитов, Людка.

— Людка — человек? — хмыкнул Павел и тут же скривился от приступа боли, потому что для него Людка оставалась человеком, пусть даже обхватывала его ногами не инструкторша из фитнес-центра, а неведомая оливковая тварь. Она была человеком изнутри. И ненависть ее была человеческой. И боль. И жизнь. Хотя чего уж хорошего в такой жизни — интересно, как они меняли внешность?

Павел отодвинул тарелки, подхватил сумку, прошел к книжному, оплатил выход в Сеть, сел за столик. Пробежался по новостным сайтам, нашел сообщения об убийстве в Марьине, об убийстве на Пятницком шоссе, о разборке в доме криминального авторитета Губарева. События не объединялись в одно целое, о подробностях умалчивалось. Взрыв в квартире самого Павла был объявлен взрывом бытового газа, уничтожение мастерской — простым пожаром. Отыскался и взрыв «импрезы». С удивлением Павел узнал, что всему виной негодное техническое состояние автомобиля. Ведомство Жоры держало информацию под контролем. Павел перешел на страницу уже несуществующей мастерской. На картинках призывно блестели «Победы» и уазики, «москвичи» и «волги». Никаких отметок в журнале посещений не прибавилось, залетный зевака интересовался, какой японский движок может поместиться под капот «Победы». Павел уже хотел ответить, потом закрыл страницу, стер историю, поднялся. Вытащил из кармана газоанализатор, посмотрел зарядку, которая вновь успела набрать только один заряд, нащупал пирамидку брелока. Четыре стороны — белая, черная, зеленая и еще зеленая. Они — белая, мы, говоря словами Алексея, — черная, мусор и мусор — зеленая и зеленая. Мы, они и никто. Откуда же Томка? И как она, черт возьми, выглядит на самом деле? И каким будет ребенок?

41

Он успел в женскую консультацию за двадцать минут до закрытия. Женщина в окошке регистратуры не сразу поняла, чего от нее хочет нервный молодой человек, однако зеленую бумажку смахнула со стола проворно и только потом посмотрела помятое свидетельство о браке.

— Разбежались, что ли? — спросила она, хмурясь.

— Никогда, — отчетливо проговорил Павел. — Да вы что? Уехала к папе. Боюсь, что рожать там придется. Срок еще маленький, но дело такое. Чистый воздух, овощи, фрукты.

— Заявление придется писать, паспорт-то с собой?

— С собой, с собой, — закивал Павел. — Вы посмотрите, вдруг она уже забрала. А то я прозвонить не могу — не берет сотовый в ее краях.

— В тундру уехала, что ли? — заворчала женщина, — Была такая карточка, помню. Фамилия приметная. Шер- мер. Из французов, что ли?

— Из немцев, — сказал Павел. — Вы смотрите, смотрите, мне еще ехать всю ночь.

— Да смотрю я, смотрю, — закряхтела женщина, подвинула к стеллажам короткую стремянку, покопалась среди пухлых склеек, слезла на пол, порылась в коробке на столе, — Так нету! Может быть, в кабинете у врача, конечно, но вряд ли. Когда она в последний раз была здесь?

— Пару недель как, — прикинул Павел.

— Тогда здесь должна быть, — пожала плечами женщина и с сожалением зашелестела в кармане купюрой. — А кто ее вел?

— Не знаю, — задумался Павел и тут же оживился, — Хотя нет, врач был мужчина. Точно знаю. Она еще говорила, что очень хороший врач. Он еще ей прописывал какие-то крупинки. Что-то гомеопатическое.

— Так то Михал Степаныч! — оживилась женщина. — Он всем прописывает сахаринки эти, вреда никакого, пользы, может, тоже, так все одно забота. Ты поспеши, парень, он там по коридору, пятнадцатый кабинет, а то ведь уйдет домой, а следующий прием у него только в пятницу…

Михаилом Степановичем оказался сухой маленький человек, который уже собирался домой. Когда Павел открыл дверь, на его лице поочередно сменили друг друга — досада, удивление, интерес.

— Я вас слушаю, молодой человек, — сдвинул он седые брови, — Извиняюсь спросить, задержка?

— Шутка прошла, — грустно усмехнулся Павел, — Дело в другом. Хотел забрать карточку жены, она у вас наблюдалась, а в регистратуре ее нет.

— Фамилия? — придвинул к себе стопку склеек доктор.

— Шермер.

— Такой не было, — тут же отодвинул карты в сторону доктор, — Сегодня не было. Поверьте мне, дорогой мой, профессия обязывает, знаете ли. У меня тут идеальный порядок, и те дамы, которые меня посетили за день, у меня, извините, останутся в памяти вплоть до завтрашней порции.

— Она была у вас недели две назад, — напомнил Павел. — Очень красивая. Очень! Спортивная. Тамара. Фамилия приметная, Шермер. Может быть, она сама забрала карточку?

— Сама? — вздохнул доктор. — Красивая, говорите? А вы знаете, ко мне некрасивые не ходят. Беременность, я вам скажу, даже дурнушку может сделать красавицей. И делает.

— Михал Степаныч… — присел напротив Павел, — Тамара Шермер. Высокая. Очень красивая. Срок — месяца полтора-два. Вспомните. Вы еще прописали ей целый блок таких крупинок. Гомеопатия.

— Я бы сказал, плацебо, — почесал подбородок доктор, — Вы знаете, такой фамилии я не помню. Но вот был такой казус, который не дает мне покоя. Приходила как-то одна посетительница, которую помню как сквозь туман. Вы только не смейтесь, у меня с памятью все в порядке, я сейчас могу не глядя перечислить по именам всех, кто приходил сегодня, а вот ее имя забыл. Я вам больше скажу, — доктор наклонился вперед, — я бы вообще ее не вспомнил, если бы не это!

Он выдвинул ящик стола и торжественно выложил на стол граненый стакан, расколотый на две части.

— А? Каково? — подмигнул Павлу и вновь почесал подбородок, — Вот, сбрил бороду, привыкнуть никак не могу. И ведь почти все вспомнил, кроме фамилии! Шермер, говорите? Из французов, наверное?

— Из немцев, — привычно поправил Павел.

— Да, была красавица, — кивнул доктор. — Насчет беременности ничего не могу сказать, не помню, но раз выписывал ей таблетки, стало быть, беременная. Или собиралась. Должно быть, так. Не знаю уж, зачем она унесла с собой карту, но это у меня в памяти плотно отложилось. Унесла. И вот еще: такое чувство, что я видел ее не раз. И знаете, по-моему, я с ней даже спорил о чем-то. Вот о чем — не помню. Зато другое помню, хотя, может быть, это и какая-то галлюцинация. Она мне показывала фокус. Сказала, что может рукой заморозить воду в стакане.

— И?.. — не понял Павел.

— Дальше не помню, — развел руками доктор, — но если бы не этот стакан, я бы вовсе о ней не вспомнил! Клянусь! Аномалия какая-то просто.

«Матиз» отличался юркостью, но мощности ему не хватало. Часам к семи Павел вырулил опять к Марьину. Все-таки «туарег» казался ему более подходящей машиной для экстремальных ситуаций.