Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина

танец к реакциям самки (что едва ли можно объяснить, исходя из простейших психических функций) и чрезвычайно критически относятся к эстетической стороне своей деятельности (поскольку их самки очень взыскательны в этом отношении).

Давайте тогда попробуем прибегнуть к простейшему объяснению: самки просто-напросто считают самцов и их беседки красивыми. Научно ли такое предположение? Чарльз Дарвин считал, что вполне:

Самцы тщательно распускают напоказ свои яркоокрашенные перья и проделывают странные телодвижения перед самками, которые остаются зрительницами, пока не выберут себе самого привлекательного партнера. ‹…› Я не вижу причины сомневаться в том, что и самки птиц могут привести к очевидным результатам, отбирая в течение тысяч поколений самых мелодичных и красивых самцов, согласно своим представлениям о красоте[202].

Если одни лишь красивые самцы (согласно представлениям о красоте самок) получают возможность обзаводиться парой, то следует ожидать появления множества видов, в которых самцы будут отличаться красотой.

Что мы и видим собственными глазами.

Поэтому Дарвин предложил еще один механизм эволюции в дополнение к естественному отбору: половой отбор. Иными словами, Дарвин имел смелость заявить о меняющей мир силе чистой эстетики, о красоте ради красоты:

Значительное число самцов, как, например, все наши самые красивые птицы, некоторые рыбы, пресмыкающиеся и млекопитающие и множество великолепно окрашенных бабочек, сделались прекрасными только ради красоты; но это было достигнуто путем полового отбора, то есть в силу постоянного предпочтения, оказываемого самками более красивым самцам, но не ради услаждения человека[203].

Иных вариантов Дарвин не видел. «Если бы самки птиц не умели ценить великолепные цвета, украшения и пение самцов, то труды и заботы последних, когда они щеголяют перед самками своими прелестями, пропали бы даром, а этого невозможно допустить»[204].

Точно так же едва ли возможно допустить, что люди способны оценить красоту, которая привлекает друг к другу птиц, а сами птицы на это неспособны. Такое предположение попросту нелогично. А кроме того, его опровергают пыл и страсть, которую проявляют птицы в брачных играх.

Но насколько прав был Дарвин, говоря о «трудах и заботах» самца? В отсутствие слушателей у поющих самцов зебровых амадин мозговая активность сосредоточена в зонах, отвечающих за контроль над вокализацией, обучение пению и самоконтроль. Если же самца слушает самка, то активность зон, связанных с обучением и самоконтролем, у него сходит на нет[205]. Создается впечатление, что в присутствии слушателей птица сама начинает относиться к пению иначе. Теперь самец выступает перед самкой, которая его оценивает. То есть различия примерно те же, что и у музыканта, когда он практикуется в игре на инструменте или исполняет музыку на сцене. Иными словами, песня – это не просто программа, которую мозг выполняет, нажав кнопку Play.

Вывод таков: по мнению Дарвина, самки просто предпочитают то, что предпочитают. Дарвин был убежден, что красота как сила, привлекающая противоположный пол, – сама по себе награда. Рассуждая о хвосте фазана-аргуса, он писал: «Самая утонченная красота может служить половыми чарами и ни для какой другой цели»[206]. Именно на основе чистой эстетической прихоти самки удовлетворяют свои сексуальные наклонности.

Для Альфреда Рассела Уоллеса, естествоиспытателя, который одновременно с Дарвином открыл механизм естественного отбора, эта идея оказалась чересчур смелой[207]. Он просто не мог смириться с мыслью, что красота – всего лишь каприз, что у нее нет рациональной основы. Уоллес со всей настойчивостью утверждал, что выбор самки непременно должен быть практически оправданным, иначе говоря, утилитарным. «Мы можем рассматривать наблюдаемые факты лишь с позиций допущения, – возражал он, – что окраска и украшение строго связаны со здоровьем, силой и общей способностью к выживанию»[208]. С точки зрения Уоллеса, если птица отдает предпочтение партнеру с блестящим оперением, то лишь потому, что блеск есть свидетельство здоровья и приспособленности.

И в этом тоже есть своя правда. В конце концов, тусклое оперение очевидно говорит о слабом здоровье и плохом питании. А красивое, лоснящееся животное более перспективно для продолжения рода. Ясно, что выбор в качестве партнера особи с обтрепанными перьями, тусклой шерстью, дряблой кожей, сниженным уровнем энергии и т. д. – не лучший способ оставить обильное здоровое потомство. Если подобные признаки начнут казаться привлекательными, это неизбежно заведет вид в тупик.

Кроме того, во многих случаях брачные игры имеют явный практический смысл. Самцы крачек во время ухаживания часто красуются перед самкой с рыбкой в клюве; самка принимает подношение перед тем, как перейти к спариванию («Сначала своди меня поужинать»). Самцы скопы устраивают воздушные танцы, держа в когтях пойманную рыбу («Вот, убедись: я хороший добытчик!»).

Но кроме этих животных есть много других, у которых ритуал ухаживания не подразумевает кормления, а самцы отличаются весьма экстравагантной внешностью или поведением. Для чего, например, самцу красноплечего черного трупиала эти ярко-красные пятна на крыльях, а самцу желтоголового трупиала – его золотистый капюшон? И в том и в другом случае украшения трудно чем-то объяснить. Если вообще говорить о практической ценности какого-либо узора или особого цвета в окраске, то зачастую увидеть ее не удается. «Как свойство глаза – различать цвета, – писал Ральф Уолдо Эмерсон, – естественна в природе красота»[209].

Противоречие между дарвиновской «красотой ради красоты» и уоллесовской идеей, что любое украшение должно быть «строго связано со здоровьем», в ХХ веке отчасти разрешил эволюционист-теоретик Рональд Фишер, предложивший компромиссный вариант. Согласно его рассуждениям, выбор самца самкой может начинаться, допустим, с простого предпочтения к показателям хорошего здоровья – блестящему оперению, или чуть более яркой окраске, или бойкой песне[210]. Давайте для примера остановимся на перьях. В конкурентном мире сыновья наследуют признаки своих успешных отцов. По прошествии множества таких успешных поколений оперение, которое считается достаточно блестящим, чтобы самки отдавали предпочтение его обладателям, становится все более блестящим, ярким, эффектным. И с какого-то момента блестящие перья перестают быть просто показателем здоровья. Одного только здоровья уже оказывается недостаточно. Теперь, чтобы выбор пал именно на вас, вам нужны особенно яркие и нарядные перья. Если самки начали отдавать предпочтение определенным признакам внешнего облика, то вы либо обладаете ими и можете рассчитывать на успех, либо выбываете из игры.

Так начинается биологическая эволюция стиля и экстравагантности. Простой выбор может сдвинуть критерии предпочтения в область экстремальности. Фишер назвал этот механизм отбора процессом убегания. При фишеровском убегании признак утрачивает исходное значение и превращается в прихоть, произвольное требование.

Поскольку жизнь являет множество примеров всего, что мы только способны себе вообразить, можно найти достаточно ситуаций, когда правота оказывается на стороне Дарвина с его произвольностью чистой эстетики, или на стороне Уоллеса с его