Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Энджи, наплевав на этикет, пришли в чем были.
— Надеюсь, что, если уж вы назначили нам встречу в столь неурочный час, у вас имелись на то веские причины, — сказал Малкерн.
— Безусловно, — сказал я. — Не затруднит ли вас напомнить мне суть нашей сделки.
— Это еще зачем? — сказал Малкерн. — Чего-то я не понимаю.
— Напомните мне условия заключенного с вами контракта, — повторил я.
Малкерн недоуменно посмотрел на Джима и пожал плечами.
— Патрик, — сказал Джим, — все ты великолепно знаешь. Поденная оплата плюс непредвиденные расходы.
— А кроме того?
— Кроме того — вознаграждение в размере семисот долларов, при условии, что ты передашь нам документы, похищенные Дженной Анджелайн. — Джим был не в духе. Кто его знает почему: может, его блондинка-жена, выпускница Вассаровского колледжа, снова прогнала его спать на диван, а может, и наоборот — мой ночной звонок прервал ежеквартальное исполнение супружеских обязанностей.
— Вы выдали мне авансом две тысячи долларов. Работы вышло на семь дней. Сегодня восьмой, но, так уж и быть, считать ночь за день не будем. Вот счет, — сказал я и протянул бумажку Малкерну.
Он едва взглянул на него:
— Это неслыханное расточительство, но мы потому тебя и наняли, что ты стоишь потраченных на тебя денег.
Я откинулся в кресле:
— Кто напустил на меня Куртиса Мура? Вы или Полсон?
— Что за чушь ты несешь? Куртис Мур работал на Сосию, — сказал Джим.
— А почему же тогда он сел мне на хвост через пять минут после нашей с вами первой встречи? — поинтересовался я. — Хорошо устроились.
Смотреть в глаза Малкерну было бессмысленно — ничего там не прочтешь. Его не проймешь тысячью безупречно логичных обвинений; если же будут представлены железные доказательства, то единственное, чего от него дождешься, будет: «Что-то не припоминаю».
Я отхлебнул пива:
— Вы хорошо были знакомы с моим отцом?
— Хорошо. А почему ты спрашиваешь? — И он взглянул на часы.
— Вы знали, что он избивал жену и третировал детей?
Малкерн пожал плечами:
— Меня это не касалось.
— Патрик, твоя личная жизнь в данном случае никого здесь не интересует, — вставил Джим.
— И совершенно напрасно. — Я посмотрел на Малкерна. — Вы сенатор, слуга народа. И вы хорошо знали, что представлял собой мой отец. И тем не менее не вмешались.
— Слушай, я же тебе сказал — это не мое дело.
— А что же ваше дело, сенатор?
— Бумаги, что ты принес, Пат.
— И это все, сенатор? — не отставал я.
— Да нет, конечно. Всеобщее благосостояние меня тоже волнует. Я бы с удовольствием разъяснил тебе концепцию утилитаризма, да времени нет. И к чему все это? Ну, получил ты от своего старика сколько-то подзатыльников — так это еще не криминал.
Хороши подзатыльники! Дважды за первые двенадцать лет жизни я оказывался на больничной койке.
— Вы знаете о Полсоне? Я имею в виду — вы все о нем знаете?
— Ну, хватит. Получи, сколько тебе причитается, и ступай своей дорогой. — Верхняя губа его покрылась капельками пота.
— Все ли вы знаете о Полсоне? Например, что он трахает мальчиков?
— Я бы попросил выбирать выражения, — сказал Малкерн, с улыбкой оглядываясь по сторонам.
— Сенатор, — вступила Энджи. — Определите, какие выражения не будут резать вам ухо, а мы посмотрим, насколько полно они передают такие понятия, как «растление малолетних», «проституция», «вымогательство» и «убийство».
— Не понимаю, что вы несете, — сказал Малкерн. — Бред какой-то, и больше ничего. Давай сюда документы, Пат.
— Сенатор…
— Ну что тебе еще, Пат?
— Не надо называть меня «Пат» — это смахивает на собачью кличку. Меня зовут Патрик.
Малкерн откинулся в кресле и закатил глаза. Меня он, скорее всего, и не видел.
— Старина… — начал он.
— Я хочу знать, что именно и как много вы знаете? Ваш приспешник начал с того, что стал обрабатывать детишек, а в результате в городе началась настоящая война из-за того, что когда-то они с Сосией сняли — исключительно для собственного удовольствия — пару узкопленочных любительских порнух. И надо же, пленка куда-то затерялась. Была да сплыла. И пошло все гулять само по себе. Что, не так? И было у Сосии чем наехать на Полсона, а Полсону пришлось наехать на своих, и закон об уличном терроризме так и не был принят. А когда Полсон, оплакивая свою погибшую невинность, малость перебрал, тут-то Дженна и нашла фотокарточки, на которых ее родной сын запечатлен в недвусмысленной позиции с мужчиной, на которого она работала и за которого, что не исключено, даже голосовала. Что вы на это скажете, сенатор? Вам это известно?
Он ничего не сказал. Лишь молча посмотрел на меня.
— А мне была отведена роль магнита, — сказал я. — Разве не так? — Я посмотрел на Джима, и он бесстрастно посмотрел на меня. — Я должен был навести Сосию и Полсона на Дженну и тем самым помочь им спрятать концы в воду. Я правильно понял задание, сенатор?
Улыбкой встретил сенатор Малкерн мой гнев и негодование. Улыбкой — ибо он отлично знал, что у меня на него нет ничего, кроме вопросов и предположений. Он знал, это, и в предвкушении торжества взгляд его стал жестким. Я ничего не получу, хоть из кожи вон лезь. Так уж сложилось.
— Давай бумаги, Пат, — сказал он.
— Сначала чек, Стерл, — сказал я.
Он протянул руку, и Джим вложил в нее чек. Джим смотрел на меня так, словно мы с ним много лет играли в одну и ту же игру, а сейчас его осенило, что правил-то я не знаю. Он укоризненно покачал головой, как мать, застукавшая сынка в кладовке над банкой варенья. Из него получилась бы отличная монашка.
Малкерн заполнил графу «Прошу выплатить…», однако сумму не проставил.
— Давай документы, Пат, — сказал он.
Я нагнулся в кресле и передал ему конверт. Он открыл его, достал фотографии и положил стопку на колени.
— На этот раз не копии? Молодец, Пат! — сказал он.
— Подпишите чек, сенатор, — сказал я.
Он просмотрел все фотографии, при виде одной печально улыбнулся и затем положил их обратно в конверт. Взял ручку и стал постукивать ею по столу.
— Пат, — сказал он, — твое поведение вынуждает меня пересмотреть кое-какие пункты договора. Премию я тебе урезаю вдвое. Что скажешь?
— Я сделал ксероксы всех
