Фазовый переход. Том 1. «Дебют» - Василий Звягинцев

И сейчас Агранов, не спеша попыхивая папиросой, держал «МХАТовскую» паузу, разглядывая лицо визави, как цыган лошадь на ярмарке, и прикидывал, насколько впредь «гражданин Волович» может полезным оказаться. Что подл и беспринципен – не беда, главное, против кого и для чего эти свойства использовать. Поесть и выпить любит – тоже плюс. Алексею Толстому компанию составит. Пером бойким отличается – нам такие нужны, косноязычных журналистов пока больше, чем дорошевичей и гиляровских. А писать будет что скажем – хрен ему, а не «свобода слова». В общем, используем ценного кадра из будущего на всю катушку, пока не отзовут. Успеет наших товарищей своим приемчикам обучить, да и сам, глядишь, чем-то необычным порадует.

Агранов хорошо понимал, сколь ценный подарок он получил от «старших товарищей». Это примерно то же, как если бы перед войной с Наполеоном царю Александру предоставить несколько репортеров центральных газет из будущего, с опытом идеологического освещения Мировой и Гражданской войн. Не говоря о методах и приемах прямой пропаганды, они ведь и уровень стилистики поднимут. Как Пушкин и Лермонтов – уровень художественной прозы и поэзии в сравнении с восемнадцатым веком. «А тогда, при Державине и раньше, проза вообще была?» – вдруг задумался Агранов. Не помнил он что-то. Надо будет заглянуть в Брокгауза с Ефроном.

– Что вы там сейчас сказали? – вскинул голову Агранов, настолько погрузившийся в собственные мысли (с ним это нередко случалось, даже Троцкий как-то замечание сделал), что совсем выпустил из внимания последние слова Воловича, на поток ассоциаций с аллюзиями его и натолкнувшие.

– Я сказал, что характеристики, которые вы на меня, видимо, получили, могут и не соответствовать действительности в силу своей субъективности. Знаете, когда в дело замешана женщина, даже очень умные и порядочные люди способны терять объективность…

– Хорошо излагаете, коллега, – с тонкой, понимающей улыбкой сказал Агранов. – Ваш профессионализм подтверждается. Но что касается остального… Женщины, они, конечно… Сколько блестящих биографий испортили, карьер сломали… У вас, случайно, фотографии с собой не имеется? Многие имеют привычку поближе к сердцу держать. А если вдруг об этом становится известно… гм, сопернику… Тогда действительно коллизии могут образоваться.

Фотография Вяземской у Михаила с собой действительно была. Присвоив, он не рискнул держать ее в ящике стола или вообще где-то в отведенной ему комнате, опасаясь обыска в свое отсутствие. Не мог он поверить, что ему действительно оказывают подобающее статусу доверие. И ошибался – все эти дни Фесту было не до того, чтобы еще и шмоны журналисту устраивать. Да и не считал он нужным этим заниматься. Не его уровень, в отличие от самого Воловича, обожавшего подсматривать, подслушивать, рыться в ящиках сотрудников и особенно сотрудниц, вскрывать пароли их компьютеров.

Фотокарточку он слегка обрезал по краям, чтобы поместилась, и спрятал под слегка отпоротой подкладкой бумажника из кожи кобры. Сверху располагались кляссеры для визиток, кредитных карточек и прочего, так что случайно на его «сокровище» наткнуться было невозможно, тем более что бумажник он всегда носил при себе.

Сейчас Михаил заколебался. Сказать «нет» – а вдруг ему еще предстоит полный обыск с досмотром даже и внутренних полостей тела, что чекисты до наших дней практикуют при малейших подозрениях? Тогда его положение еще ухудшится, хотя куда уж… А ему надо любой ценой заручиться доверием и поддержкой этого наверняка очень могущественного человека.

Что ж, будем откровенными, даже чрезмерно.

Волович, делая вид, что крайне смущается, вытащил бумажник, оттянул подкладку и достал фотографию. Протянул Агранову, сбивчиво говоря при этом:

– Так, знаете, получилось… Девушка подарила мне фотографию, а господин Ляхов, он ее начальник, директор научного института, парапсихолог и ясновидец, как-то об этом узнал. Очень может быть, и допросил с пристрастием. Он оказался жутко ревнив… Вот и поступил со мной таким вот образом… Не представляю даже, что он мог вам наговорить обо мне… Я понимаю, вам, возможно, трудно поверить, вы о Вадиме Петровиче, наверное, совсем другого мнения, но вот что есть, то есть… Да сами посмотрите… Из-за такой девушки можно голову потерять и пойти на… Ну, Отелло, и все такое, вы понимаете… Я же не виноват, что так получилось…

Агранов внимательно рассматривал фотокарточку. Вдобавок еще и цветную, изумительного качества. Черно-белых картинок такого типа и в этом времени сколько угодно, и просто «ню», и таких, что тертых жизнью бандерш в краску вгонят, этим Якова не удивишь. Но вот девица на самом деле была чудо как хороша. Агранову еще не отказывала во внимании ни одна женщина, хоть замужняя, хоть народная артистка, и танцы на столе ему целые кордебалеты Большого и Мариинки устраивали…

Но таких, как эта, – ни разу не видел (на самом деле одну видел – Ларису Левашову, тоже оттуда. Но сейчас и о ней не вспомнил, настолько девушка с фото была эффектнее), ни живьем, ни на картинках. Что значит целый почти что век эволюции. И типаж совсем другой, и пропорции фигуры… А лицо! А прическа! Глаза какие выразительные, прямо сияют. А изящные груди с торчащими вверх розовенькими сосками! Ни у одной из его подруг ничего подобного не имелось, обязательно мягкие, рыхлые, отвисшие… И ноги у всех короткие в сравнении с этими, икры толстые… А! Что тут говорить…

Агранов почувствовал сильное, даже чрезмерное возбуждение. Примерно такое, что он испытал лет в четырнадцать, подсмотрев, как гостивший у соседей по даче студент торопливо задирал в зарослях сирени подол сарафана молодой жене хозяина, известного присяжного поверенного Рухимовича, на двадцать лет ее старше. Он даже не успел увидеть самого «процесса», хватило и того, что на Ольге Тимофеевне не было панталон и по глазам ударила белизна чуть округлого живота и большой темный треугольник ниже, между пока еще сжатыми бедрами. Яша увидел это, зажмурился, закрыл лицо руками и побежал, боясь и не желая видеть того, что сейчас начнется. Он с прошлого года был страстно влюблен в соседку и мечтал подсмотреть, как она раздевается в купальне. Даже дырку в заборе почти провертел. И вдруг – увидеть, как ее…

Он тогда упал лицом вниз на лужайку возле крокетной площадки, несколько раз содрогнулся, как раньше бывало только во сне, в трусах стало горячо и мокро, и тут же Яша разрыдался от обиды и разочарования в своем кумире. Такой эмоциональный был ребенок.

Сейчас, глядя на эту бесстыжую девицу – дарить такие фотографии хотя бы даже и любовнику… Между прочим, на любовника для «такой» гражданин Волович явно не тянет. Даже за большие деньги. Разве что по тамошним понятиям мадемуазель совсем и не красавица, а так, вполне средненькая… Серая мышка.