Тевтонский крест - Руслан Мельников

— А как же…

Как же Конрад?! Аделаида как же?!

Вопросы, уже готовые сорваться с языка, Бурцев с трудом запихнул обратно. Не стоит откровенничать с Освальдом под прицелом его невидимых стрелков. Невероятно, но, кажется, добжинец ничего не знает ни о княжне, ни о тевтонском магистре.

К счастью, рыцарь не заметил смятения, охватившего собеседника, и Бурцев поспешил переформулировать недозаданный вопрос:

— А что же в грамотах-то написано?

— Любопытные вещи, Вацлав, крайне любопытные. Пишет Конрад о нашествии нечестивых безбожников. Рассказывает, что разорили язычники всю Малую Польшу с Силезией, а потом смяли под Легницей войско Генриха Благочестивого, и только доблесть крестоносцев германского ордена Святой Марии остановила дальнейшее продвижение богопротивного Измаилового племени.

— Вообще-то крестоносцы покинули поле сражения первыми, — заметил Бурцев.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Освальд. — Магистр также пишет о своих потерях: одиннадцать братьев и полубратьев ордена и пять сотен прочих рыцарей и кнехтов.

— Опять ложь! — нахмурился Бурцев. — На Добром поле полегла большая часть орденских братьев. Моя дружина стояла на пути тевтонской «свиньи», и я имею представление о реальных потерях Конрада.

— Может быть, так оно и есть, — пожал плечами Освальд. — Но ведь и Конрад не глупец. Зачем ему сообщать всему христианскому миру, насколько ослабел орден после поражения в Силезии?

М-да… Конрад не глупец. Отступающий магистр сохранил самообладание и трезвость рассудка. Не поддался панике, не гнал коней без остановки. Где-то притормозил, чтоб грамотки свои написать. И написать складно, обдуманно. Целую кучу грамоток. Вот только зачем?

Глава 70

— Что еще пишет Конрад?

— Призывает европейских правителей к немедленному крестовому походу на Русь. Конрад хочет построить на землях русских княжеств орденские замки, этакое защитное порубежье для всего христианского мира. А потом двинет дальше на Восток, на племя Измайлово.

Так. Началось, значит? Не стал, выходит, Конрад Тюрингский ждать благоприятного момента для осуществления своих наполеоновских планов. Не стал добиваться легитимной власти в Малой Польше посредством выгодного брака плененной княжны-невесты. Впрочем, видимость легитимности тевтонской власти на удобном приграничном плацдарме он при необходимости создать еще может. Аделаида-то по-прежнему находится в руках крестоносцев, и убедить беспомощную девушку подписать нужные бумаги — не проблема. «Я, Агделайда княжна Краковская, жертвую ордену Святой Марии все земли отца своего Лешко Белого…» Или как там еще составляются такие грамотки? Сколь бы упряма ни была заложница, искусные палачи ордена ее переупрямят, раз уж женишок Казимир все равно мертв. Бурцева передернуло при воспоминании о пыточном арсенале брата Себастьяна.

И кто поможет княжне? Кто оспорит претензии магистра на малопольские земли? Да никто! Мать княжны Грымыслава Луцкая ненавидит собственную дочь. Брат Аделаиды Болеслав Стыдливый и его супруга Кунигунда Венгерская с головой ушли в религию и находятся к тому же под опекой орденского прихвостня — мазовецкого князя.

На сестру малопольской княжны — Саломею, повенчанную с венгерским королевичем Кальманом, тоже надежды мало. Венгры сейчас отступают под натиском монголов, так что ссориться еще и с тевтонами им не с руки. В Польше сильных конкурентов, готовых схлестнуться с Орденом за разоренные краковские земли, не осталось. В сложившейся ситуации спасшиеся от татар местные феодалы не представляют опасности для Конрада Тюрингского, и он это прекрасно понимает. А потому больше не намерен нянчиться с пленной княжной и, вероятно, с прочими отпрысками Лешко Белого тоже.

Хитроумные долгосрочные интриги позабыты до более спокойных времен. Теперь обстоятельства вынуждают магистра действовать грубо, жестко и быстро, не теряя времени на строительство орденских замков в Малой Польше: спешно собрать корыстолюбивых фанатиков со всего католического мира, неожиданно ударить по разрозненным русским князьям и ослабленным в Польше и Венгрии монголам, укрепиться на захваченных землях и продолжить натиск на восток.

Да, время интриг прошло… Оно и понятно. На геополитической арене появилась новая сила — монгольские орды. Мощь кочевников магистр уже почувствовал под Легницей и сразу смекнул, какую угрозу могут представлять для его завоевательских планов пришлые степняки в союзе с русичами, если орден промедлит.

Превентивный удар Кхайду-хана и новгородцев по тевтонам оказался весьма ощутимым, но он лишь ускорил развитие событий. Крестовый поход, откладывавшийся на далекую перспективу, может теперь начаться в самое ближайшее время.

От тягостных мыслей Бурцева отвлекла лошадь. Кобылка, устав от неподвижности, начала переминаться. А Освальд все говорил. Вроде бы опять прозвучало имя тевтонского магистра.

— Что? — встрепенулся Бурцев. Поляк усмехнулся:

— Ох, и рассеянный ты нынче, Вацлав. Видать, важную думку думаешь. Я говорю, жаль, сам Конрад Тюрингский не попался нам в руки. Совсем немного до этого леса магистр не доехал. Пленные сказали, что в Глоговской крепости Конрад с десятком рыцарей пересел на свежих лошадей, переправился через Одру, порушил за собой паром и сейчас движется в добжиньские земли — аккурат к моему бывшему замку Взгужевеже. Какого-то важного пленника, посла или колдуна, держит сейчас там Конрад. Но гонцы магистра о нем толком ничего не знают. Видать, то большая тайна.

Тайны Конрада Бурцева пока не интересовали. А вот Аделаида…

— Где пленные тевтоны, Освальд?

— Известно где! — добжинец махнул в сторону ельника. — На деревьях болтаются. Мы же не дикари-язычники, чтоб полонян с собой повсюду таскать. На месте всех сразу и порешили. Они как сказали, что Конрад на Глоговской переправе за Одру ушел, так я осерчал сильно. Слушать больше ничего не стал — приказал всех перевешать. А тут и дозорный с лесной опушки прискакал. О вашем приближении, гости дорогие, весть привез. Ну, мы к встрече и подготовились. Вот я лично выехал поприветствовать вас. Много чего порассказал. Теперь за тобой очередь. Говори, друже Вацлав, куда да зачем путь держите?

— За магистром Конрадом охотимся, — пробурчал он.

Нарочитая, неискренняя веселость Освальда была ему не по нраву. Бурцев не удивился бы, если б узнал, что таким же дурашливым тоном добжиньский рыцарь разговаривал с пленными тевтонами, прежде чем их повесить.

— Вот как? — добжинец посерьезнел, но недоверие еще читалось в его взгляде.

— Именно так, — огрызнулся Бурцев. — О том, что Конрад переправился через Одру, а мы от самой Глоговской крепости шли по ложному следу, я узнал только что — от тебя. Но, возможно, у нас еще есть шанс догнать магистра.

— У вас?

— У нас. У меня и у тебя. Мы ведь можем объединиться. Предлагаю союз, Освальд. Ради победы над Конрадом Тюрингским можно ведь забыть прежние разногласия.

— Ну что ж…

Думал Освальд долго. Затянувшееся молчание начинало действовать на нервы. Новгородские дружинники и кочевники позади тихонько переговаривались, сцепив пальцы на рукоятях мечей и сабель. Да и колчаны с лучными футлярами-саадаками не были застегнуты наглухо.

— Говоришь, нашел себе новых союзников, Вацлав? — Добжинец глянул за спину Бурцеву, потом — в глаза. — Говоришь, татарские сабли тоже могут оказаться полезными? Ну, в таком случае… Познакомь нас со своими воинами.

Лихой разбойничий посвист вспугнул тишину леса. У Бурцева аж заложило уши, а лошадка Бурангула ошалело попятилась назад. Странно было осознавать, что свистит это не какой-нибудь главарь головорезов, а благородный пан рыцарь!

На дорогу, более не таясь, выбирались партизаны. Несколько всадников возникли по обочинам. Кони Освальдовой кавалерии — хорошие, рослые, сильные. Не крестьянские клячи, а настоящие боевые рыцарские жеребцы. Видимо, захвачены у тевтонских посланцев.

В густой колючей зелени ельника тоже началось шевеление — мелькнули волчьи шкуры лучников. Вот и сам дядька Адам — исцарапанный хвоей, хмурый и недовольный тем, что столько времени без толку растягивал тугую тетиву, — спустился на землю. А вон помахивает кистенем-мачугой гигант Збыслав, под которым даже огромный рыцарский конь кажется осликом Санчо Пансы.

Глава 71

Партизаны, подтягивавшиеся к Освальду, представляли собой удивительное зрелище. Судя по трофеям, которые многие лесные воины не преминули напялить на себя, в ельнике действительно нашли свою смерть немало тевтонских рыцарей.

Бурцев не смог сдержать усмешки, оглядывая воинство добжиньца. Грязная волчья шкура и чуть смятый стальной шлем-горшок с обрубленным рогом. Простенькая обувь из лоскутов грубовыделанной кожи и дорогая кольчуга двойного плетения, распоротая мощным ударом рогатины. Сучковатая дубина и треснувший треугольный щит с черным крестом на белом фоне. Крестьянский овчинный тулупчик и добротный плащ орденского брата. Засаленный кушак и заткнутый за него рыцарский меч без ножен. Любоваться такими контрастами приходится не каждый день. Впрочем, сам Освальд и его оруженосец Збыслав не стали обвешиваться чужим оружием. Видимо, дело принципа…