Нереальная реальность - Илья Стальнов

– «Орган», – съежился Лаврушин, напуганный какими-то особыми нотками в голосе Властимира. Таким тоном говорят – мы дадим тебе под управление армию, но если ошибешься – мы тебя повесим. – Вы что? У меня ни слуха, ни навыков!

– «Орган» сложнее «пианино». Но не принципиально, – попытался успокоить его Горец.

– Я попытаюсь. А могу я посмотреть на… на мой музыкальный инструмент?

– Да. Дункан, проводи, – кивнул Светлый Князь.

До места было недалеко. Три коридора – и они вошли в зал, напоминающий готический собор изнутри. Где положено в любом соборе быть органу, там он и был. Только другие органы были детскими игрушками по сравнению с этим «Органом», его жалкими отражениями.

– Вот, – с опаской и гордостью произнес Горец.

Лаврушин подошел и примостился на краешек высокоого стула, стоящего перед клавиатурой. Тупо уставился на клавиши.

Вокруг поднимались ввысь серые резные стены, фантастически прекрасные витражи, сотни органных труб. Этот гигантский зал был застывшей в камне стихией природы, облагороженной человеческим духом. А чудесный музыкальный инструмент был способен будить скрытые гигантские силы и ломать пространство и время. И в центре всего этого великолепия отныне находился маленький человек – тут он все равно что насекомое. Кто поверит в сказки, что он может управлять этой махиной?

Лаврушин коснулся пальцем клавиши. От нее передалась вибрация какой-то дикой необузданной энергии. В сознании зажглась лампочка – дальше нельзя, катастрофа!

Он отдернул руку. Ощущение было таким, будто он решил поиграться на красных кнопках пульта запуска термоядерных ракет.

– Не могу! – воскликнул Лаврушин.

– Сможете, – мягким успокоительным голосом произнес Горец.

– Нет!

– Тогда льды покроют эту землю. А потом сомнут оставшиеся четыре Цитадели и дойдут по Тропе до Солнечного Града.

– Я не знаю. Что я могу? Я всего лишь муха. Амеба на теле Мироздания. У меня нет таких сил… Нет…

Лаврушин прикрыл глаза. Отзвуки совершенной музыки больше не звучали в нем. Он не знал, как напоить силой эту конструкцию, как овладеть Органом.

Цитадель представляла из себя громадный оборонительный комплекс. В центре его на пару сотен метров возвышался семью сказочными башнями прекрасный замок. Такие замки грезятся нам в детстве. Он был куда грандиознее замка Дракулы, и нисколько не уступал ему по изяществу и архитектурным изыскам.

Вокруг замка простиралось несколько линий обороны. Малое кольцо – высокие крепкие древние стены, выдержавшие не одну осаду. За ним более современные строения – железобетонные валы, заграждения, дзоты, гнезда пусковых установок противовоздушных комплексов, скрытые трубы лазерных пушек.

Сталь, бетон и бронестекло соседствовали с серыми мшистыми валунами. Под землей скрывались ангары для техники, ремонтные мастерские и обширные арсеналы. Виднелись антенны, тарелки радиолокационных систем. А в замковых конюшнях всхрапывали и били копытами горячие скакуны кавалерии Солнечной Рати.

Цитадель одновременно являлась и городком, в котором были длинные серые пеналы казарм, извилистые узкие улочки с кабачками и магазинчиками, жилые кварталы и ремесленные районы. Окна в домах были узкие, стены толстые, архитектура была посвящена главному – обороне. В Цитадели обитало около тридцати тысяч человек.

Вокруг простирались горы. Цитадель устроилась на возвышенности, очень удобно с оборонительной точки зрения. Сюда вела всего одна дорога, на всем своем протяжении прикрывавшаяся шестью укрепленными районами и одиннадцатью заставами, разбросанными на расстояниях до шестисот километров. Еще на планете было три десятка застав в более отдаленных точках.

Жили обитатели замка давным-давно заведенным распорядком. Солдаты держали в порядке оружие, технику, оборудование и тренировались, не жалея сил. Кавалеристы и рыцари на скаку рубили соломенные чучела и сбивали с шестов тыквы. Пехотинцы упражнялись на шпагах и мечах. Лучники лупили из луков, а снайперы лупили в копеечку из лазерных ружей и винтовок с оптическим прицелом.

С посадочных гнезд и с аэродрома, расположенного между второй и третьей линией стен, днем и ночью неустанно взмывали в воздух дежурные вертолеты и гравискользители – юркие машины, использующие эффект гравитационного вакуумного отталкивания. Они уходили на разведывательное и боевое патрулирование.

Глядя на пестрое сборище вооруженных самым различным оружием людей, Лаврушин не мог представить, как все это можно превратить в боевые формирования, способные выполнять задачи по защите Цитадели. Какая драка может быть между лучником и танком? Что может рыцарь противопоставить крылатому штурмовику, способному выжигать деревни и крепости с легкостью и без особых трудозатрат?

Горец, которому задали этот вопрос, пожал плечами:

– Каждый хорош на своем месте. Тактика борьбы армий Льда и Солнца удивительна. И в ней есть место всем.

– Но рыцари против гравилетов.

– А гравилеты против магии?

– Какой магии?

– Боевой магии.

В свободное время в Цитадели развлекались. В солдатских кабачках, кафе и барах лилось вино и слышались кабацкие песенки на разных языках и из самых невероятных мест. В замке раз в два-три дня устраивались приемы и балы, куда приглашались избранные.

Жили весело, но это было напускное веселье. Слишком оно напоминало пир во время чумы. Точнее перед чумой.

Чем бы кто не занимался, всех объединяло одно – ожидание.

Битвы не избежать. Когда она грянет? Этот вопрос мучил всех. С одной стороны хотелось отдалить час сражения. Но вместе с тем, что может быть хуже ожидания? Оно изнуряет, вытягивает душевные силы, как затянувшаяся непереборимая мигрень. Оно становится ненавистным. И порой оно кажется куда худшим, чем самое яростное сражение, свист пуль и горячая кровь, орошающая землю – кровь врагов, друзей, или твоя собственная – как бог войны рассудит.

Горец неотрывно следовал за друзьями. Он был их экскурсоводом, помощником, советником.

Степан, Лаврушин и Горец сидели в огромном подземном бункере командного пункта и смотрели на экраны, а их здесь было несколько десятков. На них поступала информация со спутников, самолетов, контрольных устройств, разбросанных по всей планете.

Возникали изображения развалин городов, деревень, зарастающих бурьяном полей, на которые наступал лес. На голубом небе пылало жаркое летнее солнце. Планета, когда-то жившая нормально и размеренно, в тихом провинциализме и уверенном достатке, сегодня использовалась только в военных целях.

– Цитадель издавна охраняла начало Тропы, – рассказывал Горец. – Коренные обитатели – трудолюбивые крестьяне и ремесленники с золотыми руками – торговали с военными и с пришельцами из других миров, выращивали хлеба, строили дома. А потом образовался провал. И в него хлынула нечисть.

– Давно? – спросил Степан, поудобнее устраиваясь в глубоком кресле.

– Первый натиск – семьдесят лет назад. С того момента мы отразили шесть нашествий.

– Шесть?!

– Прорвавшаяся нечисть плодилась в лесах и болотах. Она расползалась по планете, и мы годами вели с ней борьбу. Надо ли говорить, что местных жителей они просто выжали. За полсотни лет нам удалось эвакуировать на другие Теплые Миры практически все население. Остались военные.

– А нечисть?

– Она закрепилась во многих местах. Хотя некоторые территории нам удавалось зачищать весьма успешно.

– Чем седьмое нашествие хуже прежних? – спросил Лаврушин.

– Провал особенно широк. И он все расширяется черными магами… И мобилизация. Никто не думал, что в Холодных Мирах нечисть найдет общий язык друг с другом. Это все равно, что заставить тараканов на кухне строем маршировать под военный оркестр. Но Ледовая Церемония – так называют высший совет Империи – сумела сделать это.

– Мне пора на уроки музыки, – невесело усмехнулся Лаврушин, поднимаясь с кресла.

Ежедневно по два-три часа он просиживал перед «органом». И лишь для того, чтобы убедиться в бессилии и еще на шажок придвинуться к черной депрессии.

– Помоги мне. Я не знаю, с чего мне начать, – тихо говорил Лаврушин.

Но «орган», конечно же, ничем не мог помочь. Он откликался лишь на руки знающих и умеющих. И Лаврушин не был уверен, что относится к числу таковых.

Со стула он каждый раз поднимался в отчаянии и ежился под испытующими взорами Горца и Степана. Ох, как плохо, когда на тебя надеются все. А ты бессилен и опустошен.

– Ничего не чувствую, – развел он в очередной раз виновато руками. – По-моему, вы поставили на дохлую клячу.

– У нас забеги по другим правилам, – произнес спокойно Горец. – И лучшие рысаки в них чаще валятся задолго до финиша.

– А такие доходяги, как я, рвут финишную ленточку?

– Бывает.

– Вы очень любезны, – улыбнулся Лаврушин.