Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) - Михаил Тырин

Поминая Деву Сновидений к добру или к худу, выйдет на свет Лореаса. Завидит ее неулыбчивое лицо маленький лешачонок и запрыгает лягушкой, вновь и вновь повторяя: зовут тебя! Снова пришел к нам твой храбрый молодчик, шугает птиц, топчет травы, и от коня его пахнет сталью и дымом. Вот уже много лет ты не можешь прогнать его – ни весенней грозой, ни волками, ни призраками темных болот, ни даже нахмуренной бровью. Поздно гнать, Лореаса!

Подпрыгнет в последний раз лешачонок, переливчато засмеется и нырнет в черную пахучую воду под ковром ряски – уплывет туда, где сердце и утроба болота, где гниют поваленные деревья и забытые утопленники.

А вслед за Лореасой из черного дома выбегут две девочки в платьишках из болотного мха. Посмотрит на них Лореаса, опустит глаза и не проронит ни слова. А дочери ее, красавицы беззаботные, голосистые, примутся играть и смеяться: близнецы, наполовину люди – Лореана и Лореада.

Было время, когда Лореаса ходила через лес – ступала по сухому суглинку и моховым коврам, вброд переходила ручьи, пробегала над оврагами по наклонным стволам и толстым веткам. В ту пору она заранее перебиралась поближе к условленному месту, ночевала там в теплом березняке, с раннего утра считала вздохи – когда же придет Кодор? Каждый год боялась, что он не придет. Каждый год ее сердце вздрагивало и замирало, как мышь, пронзенная рысьим зубом, стоило только услышать вдалеке топот подкованного коня, а потом и громкие человечьи шаги… Подув на травы, Лореаса поднимала туман и пряталась в нем, долго-долго слушала голос гостя и улыбалась.

Это было до рождения дочерей.

– Лореаса!

Теперь Лореаса веет с холодным ветром, течет с водой, змеится в земле тонким корнем. Она больше не прячется и не ждет. Она возникает перед Кодором как волшебное дерево, в один миг прорастающее из семечка: только что дремала под солнцем поляна, пустое, тихое место, и вот поднялась и стоит Госпожа Леса – роса на серебряных косах, пояс из живых ящериц.

Изумленно вздохнув, Кодор отступает на шаг.

– Поздно гнать его, Лореаса! – светло и радостно поют птицы в кронах. – Вот уже двадцать лет!..

«Вот уже двадцать лет», – мысленно повторяет она и складывает руки в замок, а Кодор смотрит тревожно, узнавая горькую складку в углах ее губ. Он не пугается колдовства, никогда его не боялся. Сызмала он воспитывался как Королевский Лесничий, четырнадцати лет отроду поступил на великую службу. Но Кодору больно думать, что он не может позаботиться о Лореасе, согреть ее, как людской мужчина людскую женщину – и это она читает в его глазах.

Двадцать лет минуло с их первой встречи. Уже их дочери вступили в возраст учебы. Лореаса думает, что они будут учиться долго, упорно и прилежно, а потом попытают счастья – так же, как их бабка и прабабка, Лориола и Лоревина, и вплоть до самой родоначальницы Лорелеи… И так же, как все былые некромантиссы, девочки потерпят неудачу и поселятся в черном доме с могилами под каждым углом.

А Кодор стал старым.

Лореаса смотрит на него и видит все пролетевшие годы в едином миге, видит время сразу текущим и застывшим.

…Сейчас, в это мгновение Кодор юн и красив, плечист, и бесстрашен, глаза его лучатся весенней зеленью, точно были некромантиссы в его роду. Он пробирается через чащу, погнавшись за ланью, блуждает неделю и выходит к болоту – к порогу черного дома.

В это же самое время он изможден, полусед, щеки его ввалились, а в улыбке не хватает пары зубов, но глаза горят ярче прежнего. Рана на подбородке уже затянулась, рука все еще на перевязи.

– Мы отстояли наш город, Лореаса, – говорит он, и всхрапывает за его плечом боевой конь, конь Лесничего, не боящийся колдовства. – Мы сражались доблестно, хотя враг вдесятеро превосходил нас числом. Не взвидеть бы нам света, если бы половину вражеского войска не унесла холера… Спасибо тебе, Лореаса.

Она молчит.

Идут годы. Кодор лысеет, толстеет, растет в землю, обзаводится парчовым камзолом, орденом, золотой цепью. Но он приезжает снова и снова, один, как было условлено десятилетия тому назад, и зовет ее. Порой – чтобы только увидеть, порой – с иными мольбами.

– Лореаса!..

– Если ничего не предпринять, – отвечает она, – в город придет чума.

– Что делать?

– Изведите всех крыс, – говорит она. – Всех до единой, в особенности – в бедных кварталах и дешевых публичных домах.

И в тот же миг Лореаса видит единственное свидание, которого Кодор не мог дожидаться условленный год. Минул всего месяц, оставалось еще одиннадцать. Но она смилостивилась, вышла на отчаянный зов, позволила смолкнуть вечно поющимся клятвам. И как кричала она тогда на Кодора, трясущегося и бледного!

– Кто же виноват, что вы решили вызвать демона-дудочника, да еще и не заплатить ему! Ты знаешь, чего будет стоить вернуть ваших детей?..

…А две встречи спустя, она говорит ему:

– Кодор, тебе пора жениться и продолжить род.

– У меня есть дети, – тотчас отвечает он и улыбается: – Я хочу увидеть своих дочерей, Лореаса! Я даже не знаю, как они выглядят.

– Забудь о них.

– Я не из тех мужчин, которые забывают своих детей, – говорит он со сдержанной гордостью.

– Это хорошо. Ты сделаешь счастливой хорошую женщину.

…Дочери льнут к ее коленям и тихо воркуют, когда она плачет и жалуется мертвецам под углами черного дома, – плачет, зная, что Кодор послушался. Но год спустя Лесничий вновь на условленном месте и зовет ее, а она выходит навстречу.

Кодор ни словом не упоминает о своей жене.

Все еще затерянная во времени памяти, она произносит:

– Здравствуй.

Кодор подходит вплотную, обнимает ее так же крепко, как бывало; и Лореаса возвращается. Она целует его в щеку губами холодными, словно лесные ручьи. Но ящерки с ее пояса разбегаются игриво, и одна уже сидит на его плече, поглядывая по сторонам, а другая пытается влезть на лысую голову. Кодор добродушно посмеивается. Ответная улыбка загорается в зеленых глазах Лореасы, вот уже все лицо освещено ею… Теплеет сердце колдуньи. Душа ее оживает, точно ствол дерева, по которому побежали весной пробудившиеся соки.

Поздно прогонять гостя. Всегда было поздно.

– Здравствуй, Лореаса.

– Ты настойчив, – говорит она, глядя лукаво. – Не утомился еще?

– И не жди. Я упорней барана.

Лореаса смеется. Кодор смотрит в ее лицо, любуясь, и сжимает ее руки, пока они не становятся теплыми, как руки людских женщин; и тогда он отпускает Лореасу. Он отступает со светлым вздохом, склоняет голову, теребит золотую цепочку часов.

– Сегодня я с известием, – говорит он, – и с просьбой.

К этому она давно привычна. Но сейчас Кодор хмурится. Лореаса видит, что кустистые брови его поседели, как болотный мох. Она приподнимает руку, хочет дотронуться до его лица, но сдерживает себя. Кодор мнется. Это так на него не похоже. Что случилось? Снова война, чума, разорение? Дева Сновидений покинула город своей милостью? Злые твари пробираются с изнанки мира, изгрызая души, словно жучки древесину? Демон-крысолов вернулся за детьми горожан?.. Уже сама Лореаса хмурится и отводит глаза. Она как будто отражает Кодора в колдовском зеркале: так же складывает руки, так же неглубоко дышит, принуждает свое спокойное сердце перенять учащенный ритм биений, а холодную кровь – прилить к щекам. Что пугает Кодора, лихого охотника и бесстрашного воина? Пугает Лесничего, не страшащегося ни старости, ни увечья, ни колдовства?