Его Уязвимость - Анна Гур

Димитрий сильной рукой прожигает на моей груди след своих пальцев.

Его голос едва проскальзывает через ватную пелену жгучей боли и обиды. Распахиваю глаза и сталкиваюсь со льдом.

– Иди к себе.

Голос Димитрия искажен моим восприятием. Мы стоим в холле рядом с круглым столиком, и я на него опираюсь рукой, потому что у меня из-под ног выбили почву. Дышу тяжело.

Пытаюсь понять, что творится между нами, и ничегошеньки не соображаю.

Магнат берет красную розу из вазы, которая стоит на этом самом столике, и проводит бутоном по моей руке, ведет к изгибу локтя и проводит по плечам.

– Ты похожа на цветок, – замираю, не веря, что слышу подобное от Димитрия, – красивая роза, правда?

Обращаю взгляд на алый пухлый бутон.

Ловит меня за волосы, тянет к себе и заставляет упасть на круглый деревянный столик, коленом раздвигает мои ноги и нависает.

– Всего лишь цветок, который можно перебить и шипы розе не помогут.

Проговаривает резко, вкладывает стебель в мои дрожащие пальцы, а я смотрю вслед удаляющемуся мужчине и понимаю.

Я эта роза, я этот цветок и что я могу сделать, только уколоть перед смертью…

Тело знобит дико, поднимаюсь в свою комнату, по щекам слезы.

Димитрий Кац выжжет мою жизнь и исчезнет.

Смотрю в зеркало на девушку с длинными локонами, красивую девушку с пылающими щеками и лихорадочно блестящими глазами, сжимающую в руке стебелек убитой розы.

Символично.

Кажется, что я лечу в своем алом платье, падаю и в итоге разлечусь на тысячи осколков.

Ложусь на кровать и прикрываю глаза. Сколько я так провожу времени, не знаю, может, час, а может, и два, неважно.

Наконец, подрываюсь с места.

Сбрасываю платье, избавляюсь от дорогой материи так, словно она пропитана ядом.

Полностью обнаженная, иду в ванную и набираю воду. Выбираю из множества пузырьков парочку.

– Ненавижу тебя, Димитрий! Ненавижу, – шепчут губы, а слезы катятся по щекам, потому что… люблю…

Лежу, сомкнув веки, долго, пока не проваливаюсь в сон и сквозь полудрему не ощущаю прикосновение…

Глава 43

ДИМИТРИЙ КАЦ

Катрин…

Не спроста я ее зову именно так. Ураган – самый губительный за всю историю штата, снесший все на своем пути - вот это она для меня.

Изначально всего лишь пешка на моей шахматной доске. Только жизнь учит, что эту малышку нельзя недооценивать. 

Почему?

Пешка – это самая опасная и коварная стратегическая фигура, ибо только она, при определенной комбинации может стать Ферзем.

Маленькая. Роза. Алая. Шипастая. Уязвимая…

Сломать ее слишком легко. На первый взгляд, но стоит присмотреться и за хрупкостью проскальзывает характер, знакомый мне с давних пор. Кровь не водица и дочь Беспалова, все же носит ген отца.

Нравится ее провоцировать. Под спокойствием скрывается еще та хищница, агрессивная и ненасытная. Она незримо притягивает к себе внимание и сегодня  проявила себя.

Заставила схлестнуться двух мужчин, ослепленных ею. 

Манипулятор во мне привык хладнокровно передвигать фигуры по шахматной доске.

Сегодняшний вечер многое показал. В общем и целом, картина вырисовывается привычная.

Мне бы сейчас обдумать дела, планы, просчитать возможные комбинации, но все мысли соскальзывают к моей помощнице.

Мне нравится выводить ее из себя, наблюдать, как сверкают ее серые глаза, как в них заворачиваются молнии, видеть как краснеют щеки, когда смущается, или злится.

Наблюдать, как прикусывает пухлые губки белоснежными зубами, как трепещут ноздри.

Так и вижу, как у нее две мысли борются друг с другом, отдаться или набросится, чтобы расцарапать мне лицо.

Завалить охота по жесткому, но что-то сдерживает.

Опять ее пожалел. Вновь отпустил.

Такого со мной никогда не бывало и когда увидел, как к ней другой мужчина руку тянет, с трудом сдержался, чтобы не выломать каждую фалангу в пальцах.

Прикрываю глаза и наливаю себе в бокал огненного, пытаюсь отключится, а сам все время вижу, как льнет ко мне за поцелуем…

И разочарование в серых глазах проскальзывает болезненной искрой.

Глупая. Позволил бы ей прикоснуться к себе, и Катрин бы уже никто не спас.

Мне нравится ее спесивость, ломать эту светлую девочку совсем не хочется. Надавить сильнее и не будет больше этого яркого блеска глаз, не будет сноса крыши и если с любой другой мне наплевать, то здесь и сейчас с этой девочкой мне не хочется быть чудовищем, не хочется вредить.

Ее уязвимость становится моей слабостью…

А свои слабости я приучен искоренять.

Сын Ивана Кровавого носит метку своего отца.

Все мы становимся тем, что заложено в нас природой и я вообще не понимаю как отец смог полюбить, как моя собственная мать простила его за все и стала сердцем того, чье имя произносят шепотом.

Аврора свет, который, быть может, позволил мне проявить милосердие к Катрин.

Мой маленький ураган манит.

Пью залпом и прохожусь по залу, освобождаю петли от пуговиц на рубашке, а затем выхожу, иду на второй этаж, но возле комнаты Катрин останавливаюсь.

Разум твердит, что нужно развернуться, это лучшее решение, но хочу взглянуть на свою Ladу in Red еще разок, понять, что у нее все хорошо.

Увидеть ее спящей. Скоро рассвет. Малышка уже должна видеть свои безобидные сны.

Верчу в руках ключ. Нажимаю на ручку, дверь открыта. Напрягаюсь. Обычно, она всегда запирается.

Я все про нее знаю.

Двигаться бесшумно – рефлекс, отработанный годами. Захожу в девичью спальню, сразу цепляю взглядом брошенное кое-как на полу алое платье и белье.

Ощущение такое, что девочка хорошенько потопталась на куске материи.

Экспрессивная. Горячая. Останавливаюсь, выхватив пустую, нетронутую кровать. Руки в кулаки сжимаются только от мыслей, что сбежала в коттедж.

Мгновение и улавливаю всплеск. Она в ванной.

Прикрываю глаза. Обостряется слух, сразу же настраиваясь на девчонку.

Катрин начинает мурлыкать себе под нос какую-то песенку. Незатейливый мотивчик.

Скидываю пиджак на ходу к ванной, расстегиваю запонки, прячу их в карман брюк, закатываю рукава рубашки.

Дверь чуть приоткрыта, толкаю ее и вижу красивую женскую спину.

Удар под дых.  

Влажные темные волосы заколоты на затылке, тонкие плечи манят, наблюдаю как капельки стекают по влажной шее, которую облепили пару мокрых прядок.

Сколько женщин у меня было?

Не считал. Мои аппетиты всегда были особыми.

Но здесь. Другое.

Неожиданно ее видеть сейчас такой женственной. Рассматриваю бархатную кожу в капельках влаги и лопатки, все остальное от меня скрывает белоснежный борт джакузи, на котором лежит алая роза, зажатая в тонких пальцах.

Почему-то это невинная картина внутри заворачивается в настоящий ураган. Катрин.