Птица у твоего окна - Гребёнкин Александр Тарасович

Пришел Павел, зашуршал газетами, и на какое-то время Зоя забыла о Сергее. Время ползло неумолимо медленно, состав еще не подавали. Зоя просматривала газету: информация о рекордном урожае, о юбилее какого-то завода, о конфликтах на израильской границе не вызвали у нее особого интереса. Но ее внимание привлекла республиканская милицейская хроника. Ее взгляд выхватил из множества фраз название родного города. Что там еще произошло? В заметке повествовалось о взрыве и пожаре на каком-то острове, на метеостанции. Была перестрелка… Нашли обгорелые трупы… Сводят счеты преступные группировки? Рассказы немногих очевидцев…. Лаборатория для переработки наркотиков располагалась в тщательно замаскированном подвале… Исчезновение руководителя станции, некоего К.Я…. Найденный на яхте живой свидетель происходившего ничего толкового не может рассказать, так как сам, будучи оглушенным, просидел в трюме….

Ага, вот еще…

«… Кажется, только сейчас начинает проясняться страшное происшествие на Пушкинской улице, связанное с изнасилованием и убийством Мальвины С. и поджогом квартиры, где она проживала. В милицию поступили интересные анонимные материалы, которые связывают это преступление с Янисом К., ныне разыскиваемом ОВД за переработку и торговлю наркотических средств. Все данные указывают, что некий Янис К. и руководитель станции на острове – одно и то же лицо, ныне исчезнувшее бесследно… Ниже дается портрет и приметы разыскиваемого. В ОВД поступили также интересные данные о связях некоторых работников милиции с преступными организациями…»

Посмотрев на портрет, Зоя вспомнила ту зиму, когда она была на этой узенькой Пушкинской улице, вспомнила свою наивную слежку за Сергеем и Мальвиной…. Ведь тогда ее подвозил на «Волге» тот самый – высокий, круглолицый, стриженый под полубокс. И он же был сегодня в буфете, назвал ее Жанной Д’Арк, он, это точно, только с бородкой и усами. Она его узнала. Хм, милиция его ищет, а он здесь отирается.

Зоя свернула газету. Читать больше не хотелось. Неприятная история и связана она как-то с Сергеем, какими-то неуловимыми нитями, она это чувствовала. Она видела этого Яниса и должна была пойти в милицию, но делать ей этого не хотелось. Не хотелось портить отдых…

– Что случилось? Что-то вычитала интересное? – спросил Афанасьев.

– Да так, ничего особенного. Это криминальная хроника. Вечно она тоску наводит, – сказала Зоя и устало прислонилась к его плечу.

***

Вечером они сидели в купе, и пили чай, с грустью глядя на уносящиеся вдаль тополя и липы. Он держал ее руки в своих. Казалось, все кончается, все уходит навсегда и скоро придет час расставания. Вечернее солнце злотым огоньком плясало на металлическом подстаканнике.

Когда стемнело, он спросил ее:

– Зоя, почему ты грустна? Устала?

Зоя кивнула головой, по – прежнему глядя в окно. Он догадывался о ее состоянии.

– Тебе грустно от близкой разлуки?

– Да.

– А давай никогда не расставаться.

Даже в темноте ощущалось внезапно нахлынувшее от нее тепло, и она сказала шепотом, но решительно:

– Давай.

– Выйдешь за меня замуж?

Она пронзила его взглядом и уклончиво, но с явно иронической интонацией сказала:

– Подумаю.

Он обнял ее, припав головой к ее ногам, как будто она дала уже согласие. В такт их сердцам застучали колеса.

Стук в дверь заставил их вздрогнуть. В проеме двери мелькнуло что-то знакомое, но фигуру стоявшего, закрыл своей широкой спиной Павел. Он что-то достал из пиджака и протянул в проем двери.

– Кто это был?

– Да, ерунда, спички просил, – махнул рукой Павел.

– С бородкой и усами, высокий?

– Да, а что такое? Ты его знаешь? – удивленно спросил Павел.

– Да так. Видела в буфете. Не нравится мне этот тип. Без очереди лез.

– Да, бог с ним, Зоинька, – сказал Павел. – Главное, что мы теперь вместе.

***

Поезд тревожно стучал на перекрестках реек.

Зоя пошла в умывальник. Часть пассажиров уже спала. Молодая парочка стояла, обнявшись, у окна, оглядывая проносящиеся лунные пейзажи. Прошел проводник с фонариком, с ним человек в фуражке. Шли, время от времени, заглядывая в сонные купе.

«Билеты проверяют, что ли?» – подумала Зоя. – «Сейчас к Паше заглянут». Вытираясь полотенцем перед зеркалом, она услышала настойчивый стук, а потом кто-то стал теребить дверь.

– Подождите, – громко сказала Зоя, – не на пожар. Потерпите минуту.

Но за дверью кому-то не терпелось.

Она открыла дверь и тут же, словно сметенная вихрем, была зажата наглым и сильным телом. Сначала она с ужасом увидела нож у своего горла, а потом перекошенное лицо высокого человека с бородкой, но теперь бородка у него частично сползла и повисла, ибо была фальшивой. Теперь она сразу узнала того человека, которого видела тогда в магазине, на Пушкинской.

– Янис, – прошептала она имя, вычитанное в газете.

Он удивился.

– Тише. Откуда меня знаешь?

Но тут же вспомнил:

– А, Жанна Д’Арк, народная заступница. Язык проглоти, иначе нежное горлышко петушком пропоет! А теперь слушай внимательно. Сейчас мы выходим в обнимку, как влюбленные, чтобы лица моего не было видно! Ясно?

– Нет!!!

Он наотмашь ударил ее.

– Та сделаешь все, что я скажу, иначе расстанешься со своей драгоценной жизнью. Поняла? Быстро выходи!

Они вышли в тамбур, совершенно пустой. Янис, не выпуская ее, подошел к двери, распахнул ее настежь. Одной рукой удерживая хрупкую Зою и нож у ее горла, он другой быстро выбросил в ночную тьму пакет, грим и очки. Он пытался закрыть дверь, но она хлопала, то ли от ветра, то ли от движения поезда и сделать это было сложно.

Зоя сказала:

– Отпусти, Иуда. Нет ведь милиции! Но тебя все – таки поймают, верь моему слову!

– Ах, какая ты смелая, – зашептал он, затыкая ей рот. – Сейчас пройдем по вагонам, веди себя смирненько, иначе…

Дверь в тамбур открылась, и она увидела Сергея, идущего в тамбур. В руке у Яниса мелькнул пистолет.

Собравшись с силами, Зоя всем своим маленьким телом навалилась на высокого и жилистого Яниса, и, поскользнувшись, упала, увлекая его за собой, в разверзнувшуюся открытую страшную ночную бездну.

Глава 16. Таня. «Человек рождается на страдание, чтобы сгорев, подобно искрам устремиться вверх»

Те долгие годы, наступившие после краха семейной жизни и тянувшиеся с медлительностью улитки, были для Тани черно-белого цвета. Развод с его неизменными дрязгами, связанными с имуществом, помещением, выяснениями отношений, вызвал бездну разочарования в ее душе, превратил в сплошную кровоточащую рану, источавшую боль.

Вторая неудача в любви привела ее к новому разочарованию в людях, что подтолкнуло к еще большей замкнутости и уединению.

И без того тихая, она ни с кем теперь практически не общалась, забыв даже о Розе. ибо не хотела впускать ее в свой израненный горестный мир. Кроме того, ее сжигал и мучил стыд. Оно много плакала, ходила унылая и равнодушная, похудела и вытянулась.

Но время, как известно, лучший доктор. Улеглись все споры, высохли и забылись слезы. Таня как-то быстро повзрослела, стала серьезной и практичной.

Через два месяца после развода Валерий прислал ей два письма, но Таня прочла лишь одно и, не поверив ни одному его оправданию, потоку лживо-льстивых слов, порвала письмо, оставив без ответа. Все его попытки подойти на улице и заговорить наталкивались на ее каменное молчание. Назад возврата не было. В своем горе Таня была вынуждена стать жестокой.

Затем последовало еще одно несчастье, настолько глубокое, что едва не сорвало Таню в бездну отчаяния. Не выдержав всех последних дрязг и ссор, внезапно скончался от инфаркта отец, у которого и так было больное сердце.

Мать и дочь неистово плакали белугами на могиле отца и возвратились в мир настолько жестокий и равнодушный, что только приезд бабушки из деревни, ее временное переселение в опустевшую квартиру, вывел их из состояния тяжелого стресса.