Батый - Василий Ян

– А что слышно там, у нас?

– Сами, что ли, не знаете? Время лихое, татары носятся то здесь то там, всех рубят, душат петлей, пощады никому не дают.

Издалека послышался протяжный свист, потом оклик дозорного:

– Эй, постой! Кто там едет на коне татарском?

Молодой, звонкий голос отвечал задорно:

– Конь из татарвы, да ездок такой же, как и вы!

На поляну выехал всадник. Конь был горбоносый, с поджарым, как у борзой, животом. На нем была татарская сбруя в сердоликах с серебряными пряжками и пестрые переметные сумы. На коне сидел мальчик в большой шапке и заплатанном зипунишке, обтянувшем узкую грудь. Тонкие ноги в кожаных лаптях были вдеты в короткие татарские стремена. Сзади, вцепившись в хвост коня, плелся второй мальчуган.

– Го-го-го! – грохотали сторонники. – Вот так вояка!

– Да с ним попутчик идет, коня за хвост дерет!

– Давно ли под лавкой медведкой ползал?

– Вишь какого лихого воина нам бабушка прислала!

Юный всадник подъехал к сторонникам:

– Примите нас, люди добрые. Мы из татарского плена удрали!

– Молодцы, ребята!

– Иди, иди к нам, кирпатый! А это что за молодец за тобой плетется?

– Да Поспелка! Он из сил выбился… Мы вдвоем на коне ускакали, а теперь по очереди пешком идем.

– Садись к нам, ребята!

Мальчик сошел с коня, привязал его к елке и подошел к костру. Его темные глаза казались огромными на бледном, исхудалом лице. Мальчик взглянул на своего спутника и прыснул от смеха:

– Брось, Поспелка, нюнить! Спаслись – и ладно!

– А что они с Булаткой сделают?

– А мы его выручим!

– Да как же вы, ребята, из плена-то удрали?

– Сейчас расскажу. Только нет ли у вас, люди добрые, сена хоть клок – коня подкормить? Без него мы бы пропали!

– Чего захотел! Откуда мы тебе сена достанем? Да твои сумы за седлом, поди, сухарями набиты?

– А я и не знаю, что в сумах, они не мои!

– Сейчас посмотрим, что тебе татары подарили!

Сторонники подошли к коню, отвязали переметные сумы и распустили ремешки. Разостлав на снегу армяк, вытряхнули сумы. Оттуда посыпались: бабья панева, вышитая рубаха, серебряный кубок, несколько нательных крестов и три цветных узелка. В одном оказались золотые и медные серьги, в другом – горсть монет, черных и серебряных, в третьем, побольше, – мелко накрошенные сухари.

– Вот это тебе впрок! – воскликнули сторонники. – Хоть мало сухарей, все же коня спасешь!

– Братцы, соколики! Да что ж это! Изверги вместе с серьгами у девок уши отрезали!

Мужики вскочили и стали передавать друг другу серьги:

– Ну, мы им это припомним! Где они, воры, разбойники? Откуда вы прибежали, ребята?

Мальчики присели к костру и стали рассказывать быстро, захлебываясь, перебивая друг друга:

– Мы из Владимира. Татары подожгли город. Мы втроем бежали в лес, хотели к сторонникам пробраться… Нас поймали татары из отряда Бай-Мурата – злые что звери! Они поволокли нас на арканах. У них много пленных. Есть не дают, таскают за собой со связанными руками. В Ярустове татары нашли бочонки вина и браги и все перепились. Они заснули, а мы с Поспелкой перегрызли ремни, подползли к коню Бай-Мурата и ускакали. Жаль, Булатку выручить не могли!..

Поднялся Ваула:

– Братцы! Ярустово недалеко, я туда тропу знаю. Идем!

Сторонники зашумели:

– Верно! Может, разбойники еще опохмеляются…

– Нам со Звягой там каждый пень знаком, – добавил Ваула. – Мы вас проведем!

– Идем, идем! – И сторонники стали быстро собираться.

– Поспелка! Пошли Булатку выручать! – вскочил шустрый мальчуган.

– Молодец, кирпатый! Да как звать-то тебя?

– Меня-то? Прокудой зовут.

– Что? Прокудой? Да ты девчонка, что ли?

– А то кто же? – засмеялся курносый мальчуган, сдернул меховую шапку и лихо тряхнул русыми косами.

Вскоре отряд сторонников потянулся гуськом в сторону Ярустова. Впереди шел Ваула, за ним Прокуда и Поспелка. Муку и немногие пожитки сторонники нагрузили на татарского коня, которого вел за собой Звяга.

Глава третья

«Аман!..»

Полная яркая луна светила с беззвездного неба. Быстро набегали мелкие облака. Словно зацепившись за луну, они закрывали ее на мгновение и летели дальше.

Ваула озабоченно покачал головой.

– Скоро пурга будет! – сказал он шагавшему рядом бородатому стороннику.

– Заметель подымается! – отозвался тот.

– Пурга нам на руку, – сказал Звяга. – Татары, поди, в избы забились, нас и не заприметят.

Облака закрывали луну, и лес тогда сразу окутывался густой тенью и сумраком. Сторонники медленно продвигались вперед, гуськом, держась близко друг к другу. Передние шли на лыжах, пешие упорно шагали за ними, проваливаясь по колено в глубокий снег.

– Тесней, соколики! Шагай дружнее!..

Пурга разыгралась внезапно. Лес вдали начал гудеть, завыли верхушки вековых сосен и елей. Ветер проносился с пронзительным свистом, подхватывал вороха рыхлого снега и засыпал им сторонников.

Вскоре отовсюду послышался непрерывный гул, треск ломавшихся сучьев и грохот падающих деревьев.

– Не отстава-ай! – кричал Звяга.

Идти становилось все труднее. Колючий снег обжигал лицо. Ветер валил с ног, захватывал дыхание.

– Эй, со-ко-лики!.. Не отстава-ай!.. – глухо доносились перекликающиеся голоса.

Сторонники шли долго, упорно пробиваясь сквозь бурю, боясь отстать. Знали, что гибель ждет того, кто затеряется в лесу.

Наконец передовой Ваула сказал:

– Теперь пойдем тише. Ярустово близко…

Сквозь свист ветра донеслись злобные голоса собак. Они не тявкали привычным ночным лаем, а заливались яростно, не умолкая ни на мгновение, хрипя и давясь, точно чуя врага.

Сторонники остановились, прислушались и решили:

– Собаки нам весть подают, что татары на погосте!..

– Подходи, сгрудись! – передавали они друг другу.

Сторонники собрались на опушке леса. Они настороженно всматривались сквозь порывы пролетавшего снега. В слабом свете луны, часто прятавшейся за облака, виднелись черными пятнами избы. В некоторых дымились трубы. Повеяло горелым салом и ржаным хлебом. Кое-где в узких окошках чуть светились тусклые огоньки.

Прокуда ухватила Звягу за рукав:

– Вон в той крайней избе стоит ихний главный разбойник – Бай-Мурат.

Звяга прислушался:

– Да он и сейчас там шумит, еще не угомонился.

Порывы ветра донесли всхлипывающий женский плач, жалобные стоны и выкрики пьяных голосов.

Звяга шепотом отдавал приказания. Сторонники внимательно слушали его. Потом разделились и стали медленно пробираться огородами. Небольшая группа пошла за Звягой, от которого не отставала Прокуда. Ваула повел остальных. Измученный Поспелка остался на опушке леса сторожить татарского коня.

Пурга стихла так же внезапно, как и началась. Сторонники подошли бесшумно к частоколу. Невдалеке прижался к столбу дремавший дозорный. Звяга приблизился, и татарин упал, широко раскинув руки. К ограде были привязаны татарские кони. Рядом лежали в снегу голые истерзанные людские тела.

– Господи! Что же это? – зашептали сторонники.

– Идем! – торопил Звяга. – Может, успеем еще кого спасти!

Сторонники отвязали коней, взобрались на них и осторожно объехали погост. По пути им встречались полудикие монгольские и уворованные русские кони. Они перехватывали их и продвигались дальше, крепко сжимая в руках рогатины, топоры, заостренные колья и дубины.

Дойдя до околицы, трое спешились, подползли к темневшему в стороне сараю и подожгли его. Весело вспыхнула солома. Красный язык лизнул крышу сарая и потух. Потом загорелся снова и затрепетал в клубах черного дыма, озаренного багровыми отблесками.

– Вперед, рязанцы! – закричали мужики со всех сторон, врываясь в избы. Им отвечал яростный визг татар.

Они выбегали из теплых изб на мороз, очумелые от неожиданности, с трудом приходя в себя от недавнего хмеля. Но коней не было, а из темноты на них набрасывались неведомые люди, сбивали с ног и рубили топорами. Татары убегали по задворкам, сторонники догоняли их и приканчивали.

В сараях сторонники нашли связанных русских пленных. Освобожденные, они вырывали из ограды колья и бросались преследовать своих мучителей.

Ваула одним ударом уложил хмельного дозорного, сидевшего на крыльце поповского дома, и осторожно вошел в горницу.

На столе еще видны были остатки пира, обглоданные кости, корки, опрокинутые чашки. Несколько пьяных татар валялось на полу. Старый, полураздетый поп сидел в углу, обняв колени руками, и повторял: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Не ведают бо, что творят!»

На горячей печке, прикрывшись поповской рясой, храпел Бай-Мурат. Рядом, вздрагивая обнаженным худеньким телом, всхлипывая, стонала внучка старого попа.