Живые и мертвые - Неле Нойхаус

Пия вспомнила весь ужас, испытанный Ренатой Роледер и профессором Рудольфом, когда они поняли, что самые любимые в их жизни люди умерли, потому что они сами совершили ошибку! Фриц Герке! У этого старого, больного человека снайпер отнял самое важное, что еще оставалось у него в жизни. И Патрик Шварцер, который совершил небольшую, по его меркам, оплошность и через десять лет был за это так жестоко наказан. Есть вещи похуже смерти – эта фраза имеет рациональное зерно. Потеря близкого – уже катастрофа, оставляющая никогда не заживающие раны, но чувство вины в этом – это поистине адское наказание. Может быть, поэтому Герке лишил себя жизни?

В тот момент, когда Пия намазывала два тоста соленым маслом и нутеллой, появилась Ким.

– Доброе утро, – пробормотала она и прошаркала к кофемашине. – Почему ты опять так отвратительно рано поднялась?

– Доброе утро. – Пия усмехнулась. – Ген «жаворонка». Я – жаворонок, а ты скорее сова. Хочешь чего-нибудь поесть перед отъездом?

Она сложила два горячих тоста вместе и откусила от бутерброда.

– Так рано в меня ничего не лезет. – Ким с отвращением помотала головой и отхлебнула кофе.

– У Марка Томсена нет настоящего мотива, – сказала Пия с набитым ртом. – Правда, его что-то связывает со Штадлерами, но мы пока не знаем, что именно.

– Я тоже об этом думала, – ответила Ким. – Штадлер тогда получил деньги от Франкфуртской клиники. А что, если он кого-то нанял?

– Ты имеешь в виду наемного убийцу?

– Да, именно. Настоящего профи.

– Такая мысль мне тоже приходила в голову, – согласилась Пия. – Ты ведь, в конце концов, все время считала, что преступник – профессионал. У Дирка Штадлера тот же самый мотив, что и у его тестя, тещи и сына. Если выйти на нужные связи, то можно узнать, кто делает эту грязную работу. Литовцы, русские, косовские албанцы – они занимаются этим за небольшие деньги.

– Так далеко нам нет необходимости копать. – Ким постепенно проснулась. – Подумай-ка! Может быть, семья Штадлер платит Томсену за то, что он воплощает их месть.

Пия задумалась, доедая свои тосты. Мог ли Марк Томсен быть тем человеком, который нанялся исполнять роль киллера? Что принесут ему эти «кровавые» деньги, если его арестуют и отправят за решетку до конца его жизни? Нет, такие, как он, действуют по убеждению или не действуют вовсе. Он не относился к тем, кто даст впрячь себя в какое-нибудь дело.

– Посмотрим, что покажут домашние обыски. – Она посмотрела на часы и убрала тарелки и ножи в посудомоечную машину. – Я выведу собак и покормлю лошадей. Увидимся позже в комиссариате?

– Конечно, – ответила Ким и зевнула. – Я буду в девять, а перед этим схожу еще в магазин.

– Ты золото, – сказала Пия и улыбнулась. – Значит, сегодня вечером мы будем встречать Новый год с нашим традиционным мясным фондю!

– Купить еще что-нибудь для гадания на растопленном свинце и немного петард? – крикнула Ким ей вслед, когда Пия уже вышла в коридор и влезла в специальные сапоги, предназначенные для хлева.

– Лучше не надо! – усмехнулась Пия. – Отсюда мы увидим салют во Франкфурте и во всем Переднем Таунусе. Это пустая трата денег!

* * *

Боденштайн сразу понял, что обыск в квартире Йенса-Уве Хартига не даст результата. В пять часов утра Хартиг был уже или еще одет и небрит. Он открыл дверь квартиры и отмахнулся, когда Боденштайн хотел вручить ему ордер на обыск.

– Хорошо, – сказал он равнодушно. – Могу я сделать себе кофе?

– Пожалуйста, – кивнул Боденштайн. Они с Пией последовали за мужчиной на кухню. – Вы не спали?

– Немного. – Хартиг без интереса посмотрел на полицейских, которые, вооружившись корзинами для белья, прошли мимо него и включили свет во всех трех комнатах квартиры. Потом он повернулся к кофемашине, взял стеклянный чайник и наполнил его водой. – С тех пор как не стало Хелен, я плохо сплю. Часто смотрю какие-нибудь документы или еду в ателье. Работа отвлекает.

– Сегодня ночью вы тоже были там? Двигатель вашего автомобиля еще не остыл.

– Да. Я вернулся домой полчаса назад. – Подобие улыбки мелькнуло на его усталом лице. Он открыл шкаф. – Я как будто знал, что вы придете. Хотите кофе?

– Нет, спасибо, – ответили Пия и Боденштайн в один голос. Кофемашина начала бурлить. Кофейный аромат смягчил затхлый запах пота и сигаретного дыма.

– Вы знаете Марка Томсена? – спросила Пия.

– Да, – кивнул Хартиг. – Порядочная черепная крышка!

– Кто? – переспросил Боденштайн.

– Идиот.

– Вы ревновали Хелен к нему?

– С какой стати? – ответил Хартиг вопросом на вопрос.

– Потому что у вашей невесты были с ним довольно близкие отношения, – ответила Пия. – Дирк Штадлер назвал Томсена «вторым отцом» Хелен.

– Что за чушь. Марк прилип к Хелен с тех пор, как она впервые появилась с бабушкой и дедом в ПРУМТО. Сначала ей нравилось его внимание, но со временем стало… неприятно.

– Почему?

– Он корчил из себя отца, не терпел никаких возражений, постоянно давал ей всякие советы, хотя его об этом никто не просил. – Хартиг покачал головой, как будто он хотел отогнать от себя неприятные воспоминания. – Он даже оборудовал для нее комнату в своем доме.

– Вы думаете, он что-то хотел от нее?

– Вы ведь видели фотографию Хелен, – ответил Хартиг с ноткой горечи в голосе. – Она была очень красивой и всегда производила впечатление человека, нуждающегося в помощи. Таких духовно примитивных «крутых парней», как Томсен, это привлекает. Они чувствуют себя большими и сильными, хотя в действительности это обыкновенные неудачники. Томсен – бедняга, он грезит фантазиями о возмездии. И он постоянно запугивал этим Хелен. Более того, он ее откровенно подстрекал.

– О каких фантазиях о возмездии вы говорите? – уточнил Боденштайн.

– Он хочет наказать людей, которые, по его мнению, виновны в его беде.

– Вы считаете, что Томсен способен кого-либо застрелить? – поинтересовалась Пия. – Одно дело говорить об этом, и совсем другое – сделать это.

– Конечно, я считаю его на это способным! – Хартиг налил себе кофе и поморщился. – Его психологический барьер относительно низок. В своем GSC9 он застрелил нескольких человек. Он частенько говорил, что это не проблема – прикончить кого-нибудь с расстояния в пару сотен метров. Это напоминает видеоигру, не более того.

Пия на это ничего не ответила. Она не верила, что Томсен действительно мог бы вчера застрелить ее или Боденштайна, но он без колебаний выстрелил бы – возможно, ей в ногу, – чтобы придать значимость своему требованию.

– Вы умеете стрелять, господин Хартиг? – спросил Боденштайн.

– Скорее умел. Мой отец был фантастическим охотником и всегда брал меня и моего брата с собой в лес, когда мы еще были детьми. В первый раз мы взяли в руки оружие, когда ходили в детский сад. – Хартиг безрадостно рассмеялся. – Так в его представлении из маленьких писунов делают крутых парней.

– Но умение стрелять равносильно езде на велосипеде, этому нельзя разучиться, – процитировала Пия фразу, которую сказал им вчера Марк Томсен.

– Я вообще не знаю, как эта штуковина заряжается, – попытался он уверить их.

Пии было достаточно короткого взгляда его темных глаз, чтобы понять, что Хартиг разыгрывает перед ними спектакль. Его мнимое равнодушие, амимичное лицо, небрежная внешность – все это было тщательно продумано и служило одной-единственной цели – ввести их в заблуждение. Йенс-Уве Хартиг был довольно умным человеком, для которого любое поражение приравнивалось к личному оскорблению. Он действовал и добивался своего, если ему это казалось важным. Как далеко он был готов пойти, он уже доказал, когда взбунтовался против методов своих коллег-врачей и тем самым сознательно разрушил свою многообещающую карьеру в медицине.

Пия смотрела на мужчину, у которого были сальные и немного длинные волосы, опущенные плечи и бессильные движения, что вызывало ощущение, будто он стремился создать образ исполненного скорби человека с разбитым сердцем, что ему, без сомнения, удалось. И Пия поддалась бы его манипуляциям, если бы не разглядела это странное выражение его глаз, которое так не соответствовало всему его облику. В этом был какой-то расчет, что вызывало у Пии едва ощутимое неприятное чувство.

Пока коллеги упаковывали все, что им казалось важным для проведения экспертизы, Боденштайну позвонили. С ним хотела поговорить Лиз Веннинг, поэтому было решено, что Пия останется и будет присутствовать при дальнейшем обыске в мастерской Хартига, а Боденштайн тем временем отправится в фирму Эрика Штадлера, где в 7:30 начался обыск, а потом в комиссариат, чтобы поговорить с подругой Штадлера.

– Где вы были, когда произошли убийства? – спросила Пия, оставшись на кухне наедине с Хартигом.

– Если вы мне скажете, когда именно это было, я смогу вам ответить, – сказал Хартиг. – Не возражаете, если я закурю?