Мичман Хорнблоуэр. Лейтенант Хорнблоуэр - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вы потому прячете лицо, что на нем написана ваша вина, — неожиданно заорал капитан. — Вы делаете вид, что заняты, думаете меня обмануть! Лицемер!
— Я приказал мистеру Вэйларду сверить часы, сэр, — сказал Буш.
Ему не хотелось вмешиваться, но вмешаться было все-таки легче, чем просто стоять и слушать. Капитан посмотрел на него так, словно впервые увидел.
— Вы, мистер Буш? Вы прискорбно заблуждаетесь, если полагаете, что в этом молодом человеке есть хоть капля хорошего. Разве что… — лицо капитана на мгновение исказил страх, — разве что вы сами замешаны в этом позорном деле. Но ведь это не так, мистер Буш? Я всегда был о вас лучшего мнения, мистер Буш.
Испуганное выражение сменилось чарующим благодушием.
— Да, сэр, — ответил Буш.
— Весь мир ополчился против меня, но я всегда полагался на вас, мистер Буш, — сказал капитан, бросая беспокойные взгляды из-под бровей. — Так что вы должны радоваться, когда это дьявольское отродье получает по заслугам. Мы добьемся от него правды.
Буш чувствовал: быстрый на язык и сообразительный человек мог бы использовать новое настроение капитана, чтобы вызволить Вэйларда из беды — разыграв верного друга, высмеять в тоже время мысль о заговоре, успокоить страхи капитана. Так он чувствовал, но не полагался на себя.
— Он ничего не знал, сэр, — сказал Буш, выдавив ухмылку. — Он не отличит гик от ватерштага.
— Вы так думаете? — с сомнением произнес капитан, качаясь на каблуках вместе с кренящимся судном. Казалось, он поверил, но тут ему в голову пришли новые соображения.
— Нет, мистер Буш. Вы слишком честны. Я это понял, как только вас увидел. Вы не знаете, в какую пучину зла может погрузиться человек. Этот негодяй вас обманул. Обманул вас!
Голос капитана перешел в хриплый визг. Вэйлард повернул к Бушу побелевшее, искаженное от страха лицо.
— Право, сэр… — начал Буш, снова выдавливая ухмылку, похожую на оскал черепа.
— Нет, нет, нет, — орал капитан. — Правосудие должно совершиться! Правда должна выйти на свет! Я ее от него добьюсь! Старшина-рулевой! Бегите на нос и скажите мистеру Буту идти сюда. И его помощникам.
Капитан заходил по палубе, как если бы открыл выпускной клапан, сбрасывая лишнее давление. Неожиданно он обернулся:
— Я от него добьюсь! Или он за борт выпрыгнет! Вы меня слышите? Где боцман?
— Мистер Вэйлард не закончил проверять часы, сэр. — Буш предпринял последнюю слабую попытку оттянуть дело.
— И не закончит, — сказал капитан.
Вот и боцман, семенит короткими ногами, за ним два помощника.
— Мистер Бут! — сказал капитан. Его настроение снова изменилось, на губах играла невеселая улыбка. — Возьмите этого негодяя. Справедливость требует, чтобы вы снова занялись им. Еще дюжина ударов тростью, да как следует. Еще дюжина, и он запоет, как миленький.
— Есть, сэр, — сказал боцман, но он колебался. Это была моментальная картинка: капитан в хлопающем сюртуке, боцман просительно глядит на Буша, дородные боцманматы стоят за ним, словно истуканы; рулевой, внешне безразличный ко всему, держит штурвал, глядя на марсели; несчастный мальчик сжался возле нактоуза — все это под серым небом, а кругом колышется серое море, раскинувшееся до безжалостного горизонта.
— Отведите его на главную палубу, мистер Бут, — сказал капитан.
Это было неизбежно; за словами капитана стояла власть парламента и освященная веками традиция. Поделать ничего было нельзя.
Вэйлард положил руки на нактоуз, словно собирался вцепиться в него и держать, пока его не утащат силой. Однако он опустил руки по швам и последовал за боцманом. Капитан, улыбаясь, проводил его взглядом.
Буш был рад, когда его отвлек старшина-рулевой, доложивший:
— Десять минут до восьми склянок, сэр.
— Очень хорошо. Будите подвахтенных.
Хорнблауэр появился на шканцах и подошел к Бушу.
— Не вы должны меня сменять, — сказал Буш.
— Нет, я. Приказ капитана.
Хорнблауэр говорил без всякого выражения. Буш уже привык, что офицеры на корабле держатся скрытно, и знал, по какой причине. Однако любопытство заставило еще спросить:
— Почему?
— Мне назначено двухвахтное дежурство, — бесстрастно сказал Хорнблауэр. — До дальнейших распоряжений.
Говоря это, он смотрел на горизонт; лицо его не выражало никаких чувств.
— Плохо дело, — сказал Буш и тут же засомневался: не слишком ли он далеко зашел, выразив таким образом сочувствие. Но поблизости никого не было.
— В кают-компании не давать мне спиртного, — продолжал Хорнблауэр, — до дальнейших распоряжений. Ни моего, ни чьего-либо еще.
Для некоторых офицеров это было наказание похлеще, чем двухвахтное дежурство — четыре часа на посту и четыре часа отдыха — но Буш слишком мало знал о привычках Хорнблауэра чтобы судить, так ли это в его случае. Он собирался снова сказать «плохо дело», когда дикий вопль, прорезавший шум ветра, достиг их ушей. Через мгновение он повторился еще громче. Хорнблауэр, не меняясь в лице, смотрел на горизонт. Буш, глядя на него, решил не обращать внимания на крики.
— Плохо дело, — сказал он.
— Могло быть хуже, — ответил Хорнблауэр.
III
Было воскресное утро. «Слава», подхватив северо-восточный пассат, стремительно неслась через Атлантику. С обеих сторон были поставлены лиселя. Ревущий ветер ритмично кренил судно, и под высоко поднятым носом корабля то и дело взвивался фонтан брызг, в нем на мгновение возникала радуга. Громко и чисто пели натянутые тросы, сплетая свои дискант и тенор с баритоном и басом скрипящей древесины — симфония морей. Несколько ослепительно белых облаков плыли по небу, меж ними светило животворное солнце, отражаясь в бесчисленных гранях лазурного моря.
В этом изысканном обрамлении корабль был изысканно красив, его высоко поднятый нос и ряды пушек дополняли картину. То был великолепный боевой механизм, повелитель волн, по которым он сейчас летел в гордом одиночестве. Само это одиночество говорило о многом; военно-морские силы противников закупорены в портах, заблокированы стоящими на страже эскадрами, и «Слава» может держать свой курс, никого не страшась. Ни одно тайком прорвавшее блокаду судно не сравнится с ней силой; в море нет ни одной вражеской эскадры, способной атаковать ее. «Слава» может насмехаться над неприятельскими берегами; все враги заперты и бессильны, значит она может нанести свой могучий удар там, где сочтет нужным. Быть может, и в этот момент корабль стремился нанести такой удар по слову Лордов Адмиралтейства.