Том 2. Марш тридцатого года - Антон Макаренко

Торская. Всего хорошего. (Реверанс, направляется к выходу.)

Воргунов. Оревуар. (Реверанс.) Вы куда, Иван Семенович? Постойте, об этом вы еще успеете.

Вальченко. О чем?

Воргунов. А вот об одной вещи. Скажите, где Григорьев?

Вальченко. В конструкторской нет.

Воргунов. Это совершенно невозможное животное. Сверлильные вчера сволок на фундамент для шлифовальных. А у вас что делается?

Вальченко. А что?

Воргунов. Где вы этого идиота нашли? Рыжий такой? Вы ему поручили наметить сталь?

Вальченко. Да, наметить сталь серой и желтой краской.

Воргунов. Ну, так он ее выкрасил с одного конца до другого.

Вальченко. Да что вы? (Выбежал в дверь.)

Воргунов подымается наверх. Со двора входят Блюм и Белоконь.

Блюм. Вы понимаете, в половине десятого они вышли с вокзала. Через четверть часа они будут здесь. Это вы так встречаете коммунаров? Это называется, вы произвели уборку? В спальнях грязь, в столовой ужас, а здесь что, может, вы скажете, что это порядок? Где ваши убиральщицы?

Белоконь. Товарищ Блюм! Я не завхоз и не дворник, а механик.

Блюм. Я спрашиваю — где ваши убиральщицы?

Белоконь. У меня только две уборщицы, что я могу сделать?

Блюм. Так где же они? Может, они в доме отдыха или у них мертвый час? Это же ужас что такое! Столовую уберите!

Белоконь побежал наверх. Блюм направляется к выходу. В дверях Воробьев.

Воробьев. Соломон Маркович, так как же, едем на вокзал?

Блюм. Чего я на вокзале не видел? Носильщиков? Коммунары уже давно вышли с вокзала. Ах, боже мой, боже мой…

Воробьев. Соломон Маркович, так я один поеду навстречу. Узнаю, чи далеко, и вам скажу.

Блюм. Ты мне фигели-мигели не рассказывай. Он узнает и мне скажет! Тебе Наташу нужно посмотреть?

Воробьев. А что же, нельзя, что ли?

Блюм. Ну, поезжай. Вам только разные глупости, а что здесь грязь до самой прически, так вам все равно.

Воробьев. Я машину начистил… блестит… Так я поехал.

Вышел. Блюм побежал и немедленно выбежал наружу. Сверху спускаются Белоконь и две уборщицы.

Белоконь. Как можно скорее уберите столовую, через полчаса чтобы было готово.

1-я уборщица. То коридор, теперь столовую…

Белоконь. Пожалуйста, без дискуссий! (Вышел.)

2-я уборщица. За полчаса? Ах ты, пижон дохлый! За полчаса!

Воргунов (с верхней площадки). Товарищи, черт бы вас подрал…

1-я уборщица. А ты чего ругаешься, как каменщик? Я из тебя сама чертей натрясу.

Воргунов. Уважаемые, дорогие товарищи…

1-я уборщица. Вот так-то лучше.

Воргунов. Четыре дня вы обещаете убрать в конструкторской, четыре дня! От ваших обещаний ни черта толку.

2-я уборщица. Вот уберем столовую…

Воргунов. Нельзя, голубки мои, надо немедленно.

1-я уборщица. Да ведь нам приказано.

Воргунов. К чертовой матери с приказаниями. Нате вот вам пятерку и немедленно уберите.

2-я уборщица. Да чего тебе так приспичило?

Воргунов. Жениться собираюсь! Понимаете?

2-я уборщица. Ну раз такое дело, мы тебе и без пятерки.

1-я уборщица. А на свадьбу позови, смотри.

Воргунов. Первые гости будете…

Ушли наверх. Вбежал и пробежал наверх Блюм. Со двора входят Торская и Григорьев.

Григорьев. У меня лишний билет.

Торская. Случайно оказался лишним?

Григорьев. Что вы, Надежда Николаевна! Не случайно. Нарочно взял.

Торская. Нарочно?

Григорьев. Я был уверен, что вы не откажетесь, ведь подумайте: Московский Художественный театр, «Федор Иоаннович», Качалов; Москвин… Я был уверен…

Торская. Товарищ Григорьев, вы сообразите: неужели бы я стала ожидать, пока у вас окажется лишний билет? Это в Московский Художественный, «Федор Иоаннович»?

Григорьев. Да. Это же замечательно…

Торская. Да я давно поручила товарищу Вальченко…

Григорьев. В таком случае извините. Выходит так, что вы ему доверяете больше.

Торская. Ничего я ему не доверяла. Он взял билет на свои деньги.

Григорьев. Надежда Николаевна!.. (Оглянулся.) Надежда Николаевна, если бы вы поняли мое положение…

На верхней площадке Блюм.

Торская. Соломон Маркович, помогите товарищу Григорьеву в его тяжелом положении. У него лишний билет на «Федора Иоанновича».

Блюм. А кто это такой — Федор Иванович?

Торская. Он не имеет никакого отношения к снабжению, но билет вы возьмите.

Блюм. Ах, я уже не знаю. Это тот самый, который зарезал царевича Дмитрия. Ну, вы же знаете, я такими людьми не не интересуюсь. Но билет я возьму. Может быть, дочка пойдет. Она все романы с убийством любит. Да, скажите, пожалуйста, вы не видели уборщиц? Это черт знает что такое…

Блюм уже внизу. На верхней площадке Воргунов.

Воргунов. Товарищ Григорьев, я не понимаю, что это такое? Вы приходите на работу в одиннадцать часов…

Григорьев. Петр Петрович, с этими трамваями…

Воргунов (кулаком по барьеру). Товарищ Григорьев, я прошу вас не молоть глупости. Мы все приезжаем трамваями. А куда вы стащили сверлильные? Что это, вредительство, черт бы вас побрал, или последний идиотизм? Когда это кончится?

Григорьев. Петр Петрович, вы могли бы при посторонних…

Воргунов. К чертовой матери посторонних. Посторонние вам мешают работать. Вас ждут в конструкторской, а вы здесь с посторонними. Пожалуйста и немедленно дайте объяснение главному инженеру.

Григорьев направляется наверх.

Блюм (к Торской). Попало, хэ-хэ-хэ! Ох, и характер!.. Петр Петрович, вы там не видели уборщиц?

Воргунов (спускается на несколько ступенек). Уборщицы убирают в конструкторской.

Блюм. Они должны убирать не в конструкторской, а здесь и в столовой.

Воргунов. А они в конструкторской. Совершенно необъяснимое явление в природе.

Блюм. Ох, как захвачу их оттуда, так с них будет шерсть сыпаться. Господи, какой я злой, какой я злой, если бы кто-нибудь знал. (Побежал наверх.)

Воргунов. Надежда Николаевна, вы простите, но из-за вас наши молодые инженеры прямо испортились.

Торская. Что же делать? Испортились?

Воргунов. Как что делать? А вы не догадываетесь?

Торская. Я немножко догадываюсь. Вы их пересыпьте нафталином…

Воргунов. Да? Это было бы хорошо… Наши люди совершенно не способны провести черту: здесь дело, а здесь любовь. У них если любовь, так непременно с гражданскими мотивами или там с политикой, а дело летит к черту, потому что любовь мешает: бросают работу и бегают на свидания.

Торская. Петр Петрович, только из уважения к вам я обещаю: разговаривать с молодыми инженерами исключительно о фрезах, болванках и об инструментальной стали.

Воргунов. Ну, вот я же и говорю. Разговаривайте о чем хотите: о слиянии душ, о соловьях, о воробьях, при чем тут инструментальная сталь? И самое главное — не в рабочее время: ведь для всей этой чепухи отведено специальное время — вечером или там по утрам…

Торская. Я постараюсь, Петр Петрович…

Входит Одарюк.

Одарюк. Уже музыку слышно.

Торская. Да ну? (Подходит к двери и слушает.)

Воргунов. Вот еще: эта музыка…

Одарюк. Вы инженер?

Воргунов. Инженер.

Одарюк. Вы будете управлять заводом?

Воргунов. Почти.

Одарюк. А почему станки стоят на дворе и упаковка сорвана? А кто виноват?

Воргунов. Папа с мамой виноваты. Им не нужно было жениться и плодить портачей. Вот. (Вышел.)

Одарюк. Что он, чудак?

Торская. Это Воргунов. Он интересный человек.

Одарюк. Он наш?

Торская. Он должен быть нашим.

Одарюк. Придется в работу брать?

Торская. Ох, трудно его брать в работу!

Вбегает Воробьев.

Воробьев. Идут. Совсем близко. Ездил встречать. Как раз возле парка встретил. Ну и идут, брат, во! В белых костюмах, черт, красота…