Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 4. Еще один шпион - Данил Корецкий

— Где-то здесь. Сигналка на двенадцатом сработала. Оружие в готовность! Смотреть в оба!

Леший пропустил вперед Рудина, связался по портативной рации с диспетчером:

— «Шмель», дай малый свет на 12-й участок!

Через несколько секунд загудели, налились синим молоком потолочные светильники, выхватили из темноты длинный коридор коллектора.

— Рудин! Видишь что-нибудь?

— Пусто, — лишенным индивидуальности голосом сказала горошина в ухе.

— Пыльченко?

— Никак нет, товарищ майор.

Леший был уверен, что СОС-95 сработала ошибочно. В крайнем случае ее потревожил какой-нибудь отмороженный искатель приключений, сопливый горе-диггер. Серьезные люди на сигналку не нарываются, ее даже в шутку прозвали «светофором»: в темноте белые пластиковые датчики с красными диодами хорошо заметны, на них пойдет только пьяный или сумасшедший. Хотя у Амира опыта хождений в «минус» нет, это не его родные горы… Да и Бруно мало ему поможет. Значит, пятьдесят на пятьдесят: или Амир, или не Амир… Да…

В любом случае оставить без внимания сигнал тревоги они не могли. Благо что находились рядом, в районе Волхонки.

— Я «Тролль-Второй»! — послышался в рации взволнованный голос Бородько, который вместе с Полосниковым и Зарембо прочесывал соседнюю ветку коллектора.

— Обнаружил странное тело, товарищ майор! На вид пацан лет десяти, но с бородой!

Леший сразу понял, о ком речь.

— Что значит — тело?! Труп, что ли?

— Никак нет. Дышит вроде. Но лежит, как труп…

— Мы идем к вам, — Леший коротко свистнул, подавая сигнал своей группе.

— Глаз с него не спускать. И будь осторожен — он вполне может тебе нож под ребра запустить. Или дать головой в солнечное так, что с ног слетишь!

— Он сам упал, товарищ майор. Похоже, за перемычку зацепился.

— Так уж и сам? — с сомнением спросил Леший. — А ты не помог?

— Я хотел, конечно, — признался Бородько. — Слышу — бежит, только шаг какой-то странный. Что делать? Как обычно — крюк в челюсть! Только он чуть ли не между ног у меня проскользнул, со своей челюстью, а я в камень засадил…

Боец показал разбитый в кровь кулак. В мертвенном свете ламп казалось, что с пальцев содрали кожу.

— А он сам завалился. Так и сложился на месте… — с жаром говорил Бородько. — Только он притворяется, очнулся уже, просто вставать не хочет.

— Как же он встанет, если ты ему на спину наступил?

— Так вы же предупредили, что он особо опасен, — боец убрал ногу в тяжелом ботинке.

Карлик глубоко вздохнул, но продолжал лежать на бетонном полу, поджав ноги и прикрывая голову рукой.

— Бруно! — Леший потряс его за плечо. — Это я, Леший — помнишь? Кэгэбэшный бункер, триста «зеленых», Хорь, Керченец… Слышишь меня?

— Отвали, — отозвался Бруно, не открывая глаз и не меняя позы.

Леший выпрямился.

— Встать! — сказал он негромко, но властно.

Бруно пошевелился, ощупал пальцами голову, вздохнул и сел. Неторопливо, с ленцой, поднялся на ноги.

— Вот ёшкин болт, чуть башка не лопнула, когда эта дура орать начала. — Он поднял глаза на Лешего, прищурился. — Значит, Леший, да? Хреново выглядишь, однако. Вылитый мент. Понюшкой не угостишь старого друга?

— От понюшки понос случается, — отрезал Леший. — Что здесь делаешь?

— О стену ебошусь, не видишь, что ли?

Карлик с подозрением огляделся. Приподнялся на цыпочках и воткнулся носом в черно-синий шеврон у Лешего на рукаве.

— Ни х…я ты не Леший, вот что я тебе скажу. Леший был диггер, наш человек. А вы все мусора. Я пошел. До свиданья.

Пыльченко успел схватить Бруно за куртку и, сделав подсечку, вновь аккуратно уложил на пол.

— У нас очень мало времени, — сказал Леший, присаживаясь рядом на корточки. — Я знаю, ты обещал провести Амира под Кремль. Где он?

— Кто? Кремль? — Бруно сделал непонимающее лицо.

— Позвольте, товарищ майор, я ему ума вставлю меж глаз! — вызвался Зарембо. — Руки чешутся!

Леший остановил его движением ладони.

— Запомни, Бруно: Амир собирается отправить на тот свет тысячи людей. Если хочешь ему в этом помочь — выё…вайся дальше, как муха на говнище. Только потом из этого говнища уже не выберешься, я тебе гарантирую. Своими руками утоплю. А если хочешь, чтобы этого не случилось — тогда просто поговори со мной. Ты понял?

— А чего он мне грозится ума вставить? — рявкнул Бруно, показывая пальцем на Зарембо. Сквозь маску его обычной невозмутимой наглости и бравады проглядывал испуг. — Я и так умнее него в четырнадцать раз! Я человек-звезда! Я Бруно, в конце концов! Бруно Аллегро!

— Хорошо, — сказал Леший. — Никто тебе ничего вставлять не будет. Говори быстро.

Карлик мрачно посмотрел в пол.

— Я не знаю, где они. Я им все наврал. Что подземелья знаю, ракоходы эти, все такое. Водил их, пока Амир не просек, в чем дело. Они там знаки, оказывается, оставляли зачем-то. Путь метили. Чуть не порвали меня… Но там перестрелка началась, фонари потушили сразу, Салиха ранили. А я смылся… Но я не знал, клык даю!! — вскричал он. — Амир сказал, там клад какой-то офигенный! Меня в долю обещал взять!

— Кто в вас стрелял? — спросил Леший.

— Откуда я знаю? Что я, должен был пойти спросить у них? — огрызнулся Бруно.

— Где это произошло?

Бруно опять стал рассматривать камешки на полу.

— Я ж говорю: не разбираюсь я в ваших ракоходах… Прямо бежал, потом налево, кажись… Ногти, вон, о дверь содрал…

Не поднимая головы, он продемонстрировал Лешему кривые поцарапанные пальцы.

— Потом два коридора. А потом эта дура орать начала, я чуть не спятил… Это что, та самая, из-за которой я в бункере тогда чуть голову не расшиб?

— Нет, обычная сигнализация, — сказал Леший. — Чем они путь метили?

— Ну, типа того, — Бруно изобразил в воздухе нечто волнистое. — Типа змейки. Мелом рисовали.

— Сколько людей у Амира?

— Семь… Ну, шесть с половиной. Салиха ранили…

— Бежал долго? Минуту? Десять? Двадцать?

Бруно глубокомысленно почесал бороду.

— Не знаю, — вздохнул он. — Но не двадцать, точно. Меньше.

Леший повернулся к Пыльченко.

— Это десятый или одиннадцатый участок. Набережная, канал, Знаменка. «Кабельники» и «теплаки». В канализацию Амир не сунется. Что скажешь?

— Там настоящее спагетти из коллекторов, товарищ майор, — сказал Палец. — Старые, новые, дублеры, «замороженные» участки. И перегон метро рядом. И пойти они могут в каком угодно направлении, не угадаешь. Они ведь дезориентированы… Но я хорошо знаю этот район, товарищ майор!

— Лады, поведешь группу, — кивнул Леший. Щелкнул тумблером рации.

— «Шмель», я «Тролль»! Свяжись срочно с Евсеевым. Передай, что Бруно нашелся. Сигнал тревоги — красный. Пусть объявляют общегородскую операцию, перекрывают центр по Садовому кольцу, берут под прицел все люки, все места забросов.

Он подумал и добавил:

— И метро пусть эвакуируют. Подчистую. Как понял, «Шмель»?.. Давай, действуй.

Он взял Бруно за шиворот, встряхнул как следует.

— А ты пойдешь с нами. Покажешь место, где вас обстреляли.

— А чего все я да я?.. — обиженно загудел Бруно. — Тем я нужен, вам нужен, и все бесплатно…

Но сопротивляться не стал, послушно потрусил куда-то по коридору. Тут же притормозил, остановился. Хлопнул себя по лбу: «А-а!..». Повернулся и побежал в обратную сторону, растолкав стоявших на его пути Бородько и Середова. Леший поймал карлика, развернул к себе.

— Хватит суетиться, Бруно. От тебя сейчас слишком многое зависит. Если опять начнешь бывалого из себя корчить, как с Амиром, я тебя…

Бруно рывком сбросил его руку и заорал:

— Ну, чего встали, дылды?! За мной!! Вымахали под два метра, а ни хрена без Бруно не можете!..

Место нашли быстро. И кровь, и гильзы на полу, и «змейку» на стене. Это был тепловой коллектор «Арбат-Житная», третий километр.

— Автоматы против охотничьего ружья, — сообщил Палец, перебрав гильзы. — Странный расклад…

— В какую сторону они пошли? — спросил Леший у Бруно. — Пытались догнать тебя?

— Да вроде… Не знаю, — пробормотал карлик. — Мне бы понюшку, а? Леший, не жмись! У тебя в аптечке что-то должно быть, я знаю!..

Группа разделилась. Пыльченко, Середов, Зарембо и Полосников отправились в сторону Житной. Леший, Бородько и Рудин — к Арбату. Карлика Леший взял с собой, но передал наверх, чтобы в ближайшей вентиляционной шахте его перехватил резервный наряд и доставил на Лубянку. Бруно принялся орать про свой звездный статус, строить из себя оскорбленную добродетель: я вам ценные сведения, а вы меня — на Лубянку! После того как Леший пообещал приковать его наручниками к трубе и оставить одного до прихода коллег, он заткнулся и больше хлопот не доставлял.

Огольцов перестал писать и поднял голову, над которой заходящее солнце в окне нарисовало ярко-оранжевый нимб. Взглядом начальник секретариата пронзил Евсеева насквозь, разложил на атомы, перетасовал, собрал снова. Если бы это было можно, он бы, конечно, не собирал. К утру уборщица смела бы эти атомы в совок и вынесла прочь вместе с остальным мусором и его головной болью… Евсеев ему не нравился. Евсеев, который приходил в конце субботнего дня, похороненного в рабочем кабинете, и начинал что-то нести о срочной эвакуации, не нравился ему вдвойне.