Измены - Инна Инфинити

— Так вот, — продолжаю и переключаю слайд. — В следующем году в Москве выборы в Мосгордуму. В связи с этим с 1 января парковки, скорее всего, не подорожают. Однако сохранение цен на нынешнем уровне все равно бьет по кошельку столичных жителей, поскольку последние несколько лет доходы населения в реальном выражении снижались. — Снова листаю слайд презентации. — По моим оценкам, программа по накоплению баллов и возможность тратить их на оплату парковок сможет привлечь к нам от 20 % до 30 % новых клиентов, работающих в пределах Садового кольца, а значит, получающих зарплату выше средней по Москве. Привлечение новой состоятельной аудитории даст нам возможность повысить цены на бензин. Но решение об этом можно будет принимать, только когда будут понятны первые результаты новой программы лояльности.

Их лица все еще непроницаемы, и я уже мысленно прощаюсь с повышением. В крайнем случае меня ведь просто не назначат? С нынешней должности же меня не уволят?

Если я еще и работы лишусь, то смело можно будет умирать.

— Анна Викторовна, а с чего вы взяли, что нам удастся договориться с мэрией? — прерывает молчание Сергей Борисович.

— Компании по каршерингу (почасовая аренда автомобилей. — Примечание автора) договорились с мэрией о парковках. Они платят в столичный бюджет фиксированную сумму за то, что каршеринговые автомобили стоят в центре. На самом деле не вижу причин, почему мэрия должна нам отказать. Наша программа лояльности совершенно точно снизит градус раздражения у москвичей.

Снова воцаряется тишина, а у меня по спине уже идет неприятный холодок.

Может, нужно было предложить им стандартное накопление баллов, которые можно было бы тратить на наш же бензин?

Но ведь это есть уже у всех конкурентов…

— Напишите письмо в мэрию с предложением встретиться и обсудить наше предложение, — председатель правления обращается к Сергею Борисовичу, вставая со своего места. — Письмо за моей подписью. — Затем поворачивает голову ко мне. — Анна, вы тоже примите участие в переговорах с мэрией.

Предправления стремительно покидает зал, а я смотрю на его удаляющуюся спину и не могу понять, меня повысили или нет.

— Анна Викторовна, — Сергей Борисович тоже поднимается с места. — Пришлите свою презентацию моему секретарю, чтобы она составила письмо. Проверьте его потом за ней прежде, чем она отнесет на подпись председателю правления. И начинайте уже расчеты с финансовым департаментом, сколько составят наши затраты на реализацию предложенной вами программы. Странно, что вы не просчитали их заранее, — говорит с укором.

— Я пыталась, — осторожно отвечаю в свое оправдание. — Но финансисты сказали, что делают расчеты только для одобренных у руководства проектов.

Сергей Борисович кивает головой.

— Скажите им, что концепция вашего проекта одобрена.

Это означает, что меня повысили? Почему он не говорит это прямо?

— Хорошо, Сергей Борисович… — выдавливаю улыбку.

— И я попрошу вас продолжать исполнять обязанности руководителя пресс-службы, пока мы не найдем вам замену в связи с вашим переходом на позицию директора по маркетингу, — задумчиво добавляет.

Все, на что у меня сейчас хватает сил, это просто кивнуть и схватиться рукой за кафедру, пока топ-менеджмент покидает зал совещаний.

Господи, я это сделала….

Три месяца бессонных ночей, три месяца анализа маркетинговых стратегий конкурентов, три месяца изучения проблем москвичей, три месяца попыток понять: чего хотят автомобилисты и как мы можем помочь им получить это?

Дома я откупориваю бутылку вина и сажусь отмечать свое повышение в одиночестве. Я не стала звонить с этой новостью детям: у них учеба и им не до моей работы. Родители тоже ничего не поймут. А больше звонить мне некому.

Но неожиданно телефон звонит у меня. На экране высвечивается Василиса.

— Алло, — тут же хватаю трубку.

— Мам, привет! Можно я завтра после школы у тебя останусь с ночевкой? Я устала по два часа ездить на дачу и с дачи.

— Конечно, можно! — Я аж подпрыгиваю от радости. — Ты еще спрашиваешь?

— Отлично! Тогда я завтра после школы приду.

— Хорошо, Вася. Что тебе приготовить?

Дочь задумывается.

— Сибаса в духовке сделаешь? А то у папы он сгорел в последний раз.

— Да, конечно!

— Спасибо, мам. До завтра.

— До завтра, Вася.

Я кладу трубку и понимаю: после слов дочери о том, что она завтра останется у меня с ночевкой, мое настроение улучшается куда сильнее, чем после объявления начальства о повышении.

На следующий день Василиса рассказывает, что Юра так и не купил квартиру в Москве: не получается найти подходящий вариант возле школы дочки, поэтому они продолжают жить на даче. А оттуда Васе ездить два часа в каждую сторону.

Так дочь сначала начинает жить у меня несколько дней в неделю, а потом и вовсе проводит со мной все будни, а на дачу к Юре уезжает только на выходных.

С возвращением Василисы домой я уже не чувствую себя такой одинокой. Несмотря на новую должность и довольно тяжелые переговоры с московским департаментом транспорта, я ухожу с работы вовремя, чтобы, как можно больше времени проводить с дочкой.

Иногда к нам на ужин приходит ее молодой человек Никита. Первое время я все еще настороженно к нему относилась. Все-таки внешний вид у парня, мягко говоря, не классический: пирсинги, татуировки и выкрашенные волосы. Да и его мотоцикл мне доверия не внушает.

Но в общении он оказался очень не плохим и, скрипя сердцем, мысленно я дала Василисе свое материнское благословение. В конце концов, внешность — это просто обертка, хоть по ней и встречают.

Но когда Вася приходит вечером после свидания с Никитой вся в слезах и объявляет, что его забирают в армию, я все-таки радуюсь. Не так чтобы очень, но все же. Никита — хороший парень, но ему нужно перерасти эти татуировки и пирсинги. Надеюсь, армия в этом поможет.

Я по-прежнему почти ничего не знаю о Юре. Специально я детям вопросы о нем не задаю, а сами они не рассказывают. Я лишь знаю, что он все-таки купил в Москве квартиру, но от нее Васе в школу все равно дальше, чем от меня, поэтому дочь продолжает большую часть времени жить со мной, чему я несказанно рада.

Я также ничего не знаю и об Олеге. Он звонил мне после того, как я застала его с любовницей. Я рассказала ему о том, что видела их, на что он вспылил и стал кричать, что это я довела его до измен своим безразличием. Выслушав его тираду, я просто положила трубку. У меня не было ни сил, ни желания спорить с ним.