Глазами любви - Кэтрин Довиль

– Я возвращаюсь в монастырь Сен-Сюльпис. Туда, где я прежде была воспитательницей в классах для девочек.

Все три женщины уставились на бархатное платье, в которое она была одета, и на ее оторо­ченный мехом плащ и не проронили ни слова. Но когда Идэйн выходила из комнаты, она услышала, как одна из них сказала:

– Красивая девушка, но ясно, что она ему не угодила. Я отдала бы целое пенни, чтобы узнать, почему король отослал ее от себя.

21

В меньшей и более тихой общей комнате мальчишка-поваренок обслуживал посетителей, обнося их тарелками с копченой сельдью, хлебом и сыром и подавая королевским рыцарям эль. Белоголового оруженосца, как и Асгарда, видно не было.

Идэйн хотела было присоединиться к Жиска­ру и Дени и поужинать в их обществе, но они бы­ли заняты разговором и не смотрели на нее, поэ­тому она прошла дальше. Отворив тяжелую дверь, Идэйн вышла в ночь.

Ветер стал холоднее, но в нем все еще ощущался запах влажной земли, травы и весны. Идэйн оста­новилась под дубами, росшими возле гостиницы, и смотрела, как пурпурные краски заката быстро тускнеют на горизонте и появляются над головой первые звезды. Прежде чем услышать, она почув­ствовала чье-то приближение.

– Не кричи! – сказал знакомый голос.

– Магнус! – выдохнула она. – Это ты!

Его голос, вернее, свистящий шепот, был со­всем близко от нее – в темноте она не могла его разглядеть. Его рука стремительно обвилась во­круг нее, другой рукой он отбросил с ее лица ка­пюшон.

– Я ждал хоть какой-нибудь искры света, чтобы увидеть твои волосы. – Его пальцы зары­лись в них, перебирая нежные золотые пряди. – Иисусе! Девушка, я искал тебя, как безумный, с того момента, как армия повернула на восток. Я надеялся, что тамплиер будет искать гостиницу. Два дня! Не могу поверить, что нашел тебя!

– Ты всегда меня находишь.

Идэйн скользнула под его влажный плащ, ее руки блуждали по его телу, натыкаясь на кольчу­гу. Она чувствовала запах мужского пота и лоша­дей.

На этот раз, напомнила себе Идэйн, ей не пришлось прибегать к зову, чтобы он пришел: в этом не было необходимости. Новость о его по­молвке положила всему конец. И все же Идэйн еще не решила, что сказать ему о причине своего возвращения в Сен-Сюльпис.

А он даже и не думал об этом. Он был Маг­нусом, возвышавшимся над ней, как башня – сильным, неукротимым, полным страсти и желаю­щим только того, что она могла ему дать. Он дер­жал ее лицо в своих холодных, слегка дрожащих ладонях и осыпал поцелуями ее нос, веки, губы, пока она не начала от них задыхаться.

– Бог мне судья, как ты прекрасна! – шеп­тал он. – Ах, Идэйн, ты мое сердце, моя душа, моя любовь. Как я мог отпустить тебя, не попро­щавшись? Как я мог не заняться с тобой любо­вью, чтобы запомнить на всю жизнь? Я бы умер тысячью смертей. И как ты могла покинуть Чес­тер, – сказал он, повышая голос, – оставив мне всего лишь слово, которое мне и передала эта толстая женщина, жена коменданта? Хотела, что­бы я знал, что тебя возвращают в монастырь? И ничего больше?

Идэйн прижималась к нему. Все было не так, все было неверно. Она не знала, чего ждала. Она была полна безумной радости, похожего на бред ощущения счастья, что он оказался здесь, обни­мал и целовал ее. Только Магнус был способен найти ее в местности, полной передвигающихся войск.

Но он сказал, что мчался из Честера, только чтобы заняться с нею на прощание любовью, что­бы он мог запомнить это на всю жизнь. Это его слова. Что он хотел переспать с ней в последний раз.

Она сделала попытку оттолкнуть его, но Маг­нус держал ее крепко. Рука его перебирала пряди ее волос, он нежно гладил ими себя по щеке и бормотал, что им следует уединиться куда-нибудь, где они будут одни.

Идэйн ненавидела эту лихорадку в крови, это быстро поднимавшееся в ней обжигающее желание, столь же бурное как и его собственное. Он был помолвлен, а значит, потерян для нее навсегда.

Она оттолкнула его, когда Магнус попытался расшнуровать корсаж ее платья.

– Боже милостивый, – прошептала она, – ты хочешь взять меня прямо здесь? Здесь, под деревьями, на гостиничном дворе?

– Нет, – пробормотал он, не в силах оста­новиться, его руки гладили и ласкали ее груди. – Идем со мной!

Идэйн последовала за ним на задний двор к сараям, пытаясь запахнуть расстегнутое платье.

– Здесь, сюда, – сказал он, подталкивая ее вперед, и пинком отворил дверь.

Внутри оказались горы мешков с мукой, уло­женных почти до потолка, а также бочки с сид­ром, насколько можно было судить по запаху. Магнус, пошарив по полке, нашел на ней свечу.

– Что ты сделал? – спросила Идэйн, вгля­дываясь в темноту. – Нас сюда не пускают!

Он улыбнулся ей своей ослепительной улыб­кой, потом зажег огарок свечи и поставил ее в держатель на полке. Вокруг них заплясали тени.

Магнус опустился на мешок с мукой, притя­нул Идэйн к себе и поставил между колен. При свете свечи его черты казались жесткими. Война наложила на него свой отпечаток: под глазами его и в углах красивого крупного рта появились мор­щинки.

– Когда я увидел на гостиничном дворе де ля Герша, я понял, что и ты здесь, – хрипло сказал он. – Знаешь, я не спал целые сутки и чуть не загнал коня, пришлось покупать другого. И все это, чтобы отыскать тебя!

Магнус снова принялся расшнуровывать ее корсаж, а потом уткнулся лицом в ее груди, так что она видела только его темно-рыжую голову.

– Я заплатил хозяину гостиницы за то, что­бы воспользоваться этим сараем, – сообщил он глухим голосом. – А потом ждал под деревьями, пока ты выйдешь.

Идэйн все смотрела на его склоненную голо­ву. Это был все тот же Магнус – сын графа, надменный, уверенный в себе. Судя по его мане­рам, хозяева гостиницы нипочем не решились бы отказать ему.

– А ты сказал своей нареченной, – спроси­ла она тихо, – что отправился искать меня? Что­бы в последний раз, на прощанье, как ты сам ска­зал, заняться со мной любовью? Прежде чем во­рота монастыря вновь закроются за мной?

Магнус поднял на нее затуманенные желани­ем глаза.

– Идэйн, клянусь Крестом Господним…

Она оттолкнула его. Оторвав его руки от ру­кавов своего платья, спустила его до талии, потом перешагнула через него и принялась распускать шнуровку сорочки.

– Я люблю тебя, но ты недостоин этого, Магнус фитц Джулиан. – Она вздернула подбородок. – Ты дважды спасал мне жизнь, но все же по-прежнему считаешь себя выше бедной сироты, особенно теперь, когда некоторые называют ее ведьмой. Но с самого начала именно ты вел се­бя недостойно, а не я.

– Идэйн, дорогая! – только и мог произне­сти Магнус сдавленным голосом.

Она стояла перед ним обнаженная, в слабом свете свечи тело ее сверкало и казалось золотис­тым. Она принялась распускать волосы, и они зо­лотым ливнем упали на ее плечи и спину.