Россия, которой не было. Гвардейское столетие - Александр Бушков

Семен Никитич Годунов говорил, царь верно обезумел, что выдает свою дочь за латина (latuys) и оказывает такую честь тому, кто недостоин быть в святой земле – так они называют свою землю; это слово латин – самое презрительное прозвище, каким только ругают немцев, и его нельзя перевести на немецкий язык, чтобы можно было его понять и постичь; и когда бы герцог остался жив, то Симеон Никитич и многие другие поплатились бы жизнью; но болезнь герцога все более и более усиливалась, и он опочил 28 октября; и повсюду была о нем великая печаль; в особенности сокрушался о нем царь и многие иноземцы, бывшие в Москве и надеявшиеся иметь в нем доброго господина и заступника перед царем; но я полагаю, что московиты радовались, хотя не показывали виду; тотчаc по кончине герцога царь отправил гонца в Данию – объявить королю печальное известие, и гонца звали Рейнольд Дрейер (Reynolt Dreyer), и с ним вместе Юрген Бювар (Jurgen Buvar), а также несколько человек из свиты герцога.

Меж тем делали приготовления к погребению и предполагали похоронить его в немецкой церкви за Москвой, в Немецкой слободе. Эта слобода (slaboda), селение в расстоянии одной английской мили от Москвы, расположена на реке Яузе (Jawus), впадающей в реку Москву; там жили все ливонцы, приведенные тираном Иваном Васильевичем плененными из Ливонии и получившие свободу, исключая выезда из Московии, где они могли легко себе добыть пропитание; там [в слободе] у них была лютеранская церковь, и царь дозволил похоронить там герцога, и там был устроен хороший подвал со сводом, чтобы поставить гроб или гробницу (kist oft tombe).

Набальзамированное тело герцога положили в дубовый гроб, отделанный медью, обитый большими крепкими обручами и кольцами черного цвета. И этот гроб поставили на большую черную колесницу, запряженную четырьмя вороными конями, покрытыми траурными попонами, и так повезли к помянутому селению на реке Яузе. Впереди вели восемь коней, один из них был покрыт черным бархатом, другие черным сукном, затем шли трое дворян герцога с его тремя гербами, за ними один с короною и скипетром; далее следовали двадцать дворян, каждый держал герб и зажженную свечу черного воска; затем следовало трое придворных верхом, каждый держал в руках знамя с тремя гербами; далее следовало несколько человек с трубами и барабанами; потом траурная колесница с гробом, за нею шел адмирал с большим гербом Дании, Норвегии, Виндии и Готии; за ним следовали все придворные герцога, дворяне, чиновники (officiers) и слуги герцога в траурной одежде и, наконец, все иноземцы (uutlantse natien).

Царь с сыном плача провожал усопшего две улицы по Москве и воротился, приказав всем своим боярам, дворянам и дьякам провожать тело до церкви, где оно будет погребено. И это приказание чрезвычайно удивило московитов, и они не могли забыть его; после похорон повесили все знамена и гербы в церкви, и пастор герцога, по имени Иоганн Лунд (Joannes Lundius), сказал надгробное слово, и все лифляндцы, пасторы, учителя и ученики хорошо пели, за что впоследствии были щедро пожалованы, также и церковь их; все сие происходило в присутствии московских вельмож и бояр, смотревших на это с великим изумлением и отвращением. Церковь получила сверх разных подарков две тысячи рейхсталеров.

7 мая 1603 г. Рейнольд Дрейер, отправленный в Данию с известием о смерти герцога, снова возвратился в Москву; он сказал нам, что в Дании были уверены в том, что герцог отравлен; никто не был так опечален его смертью, как его сестра, нынешняя королева Англии; то, что он якобы отравлен, недостоверно, ибо его люди постоянно были при нем и хорошо знали, какая болезнь у него была и как он умер в полном сознании и мог говорить до самого конца.

Он был юноша высокого роста, красивый, благонравный и скромный, с большим носом. Борис очень его любил и впал в глубокую печаль, так что едва мог утешиться, ибо с очевидностью убедился, что Бог всемогущий обращает в ничто все его намерения и начинания; одним словом, он не знал, что ему предпринять.

Он отправил также посольство в Грузию, страну, расположенную между Каспийским морем и Понтом Эвксинским, чтобы отыскать там княжну в невесты его сыну, но и тут не посчастливилось. Так все, что бы ни предпринимал Борис для обеспечения своего государства, расстраивалось, и никто еще не тревожил его, и собственная совесть наполняла его страхом, и он все время боялся несчастья, что можно почесть чудом.

3 июня с дозволения царя Аксель Гюльденстерн со всей свитою отъехал в Данию, после того как всех [участвовавших в посольстве] – больших и малых – щедро одарили богатыми подарками и назначили к ним много приставов (uutgeleyde), чтобы проводить их до моря.

Среди этих дворян некоторые весьма желали остаться в Москве и служить царю, но царь велел им сказать, что им надлежит сперва отъехать и предстать перед своим государем и поведать ему, как с ними обращались; затем, если кто-нибудь захочет возвратиться и служить в Московском государстве, то будет хорошо принят и награжден, ибо, если бы они теперь, после смерти герцога, остались в Москве, то в Дании могли бы подумать, что их задержали силою, поэтому они все отъехали. И впоследствии один из них, Матфей Кнутсен (Matthys Gnoetsen), возвратился из Дании, был щедро награжден, и его произвели в ротмистры, поставив над двумястами всадников, и сверх годового жалованья дали ему поместье, так что он мог жить как господин.

В то время когда происходили описанные происшествия, прибыли в Москву из Любека послы, отправленные ганзейскими городами[38], чтобы просить царя и великого князя московского о дозволении торговать по-прежнему в Новгороде, где у них до начала кровопролитных войн в Ливонии между московитами, поляками и шведами было складочное место (stapel), сверх того, просили они освободить их от пошлин, от которых они прежде были избавлены; все было им даровано царем, но пошлины они должны платить, ибо, сказал царь Борис, на них государи ведут войны и это не нарушает царской чести (en sulcx compt allen princen met ceren toe), довольно того, что ганзейские города будут пользоваться по всей стране полной свободой как в религии, так и в торговле и во всем прочем, так что для них безделица (cleyn saecke) то, что они заплатят право и пошлину (recht en tol); и, согласившись на то, что им было дозволено, они поднесли подарки, кои были следующие: прежде всего был поднесен двуглавый орел с большими крыльями, держащий в лапе золотой скипетр; затем лев, держащий в правой лапе меч, а в левой – державу; затем одноглавый орел, носорог, слон, лошадь, олень, медведь, единорог, заяц, борзая собака, лось, саламандра, дракон, змея (serpent); затем изображение веры, надежды, любви, а также Венеры и Купидона и из каждого предмета можно было пить, все из позолоченного серебра и сделано весьма искусно, потому царь принял их ради их изящества, иначе бы он их не принял, и все подарки несли на белых и красных покрывалах (ор sluyers) юноши, одетые в черное [платье]. После аудиенции послов отвели на приготовленный для них двор и к обеду пожаловали им с царского стола сто блюд с яствами; все блюда были из чистого (fynen louteren) золота, и каждое блюдо нес слуга, одетый в красное платье, кроме того множество сосудов, кубков и кружек с различными напитками; при этом был послан один дворянин верхом на лошади, который должен был держать к ним речь от имени царя, уверить их в царской милости и пожелать им всякого счастья. Далее каждодневно отпускали им, послам, и слугам их съестные припасы, также корм для их лошадей; и, получив окончательный ответ и будучи освобождены от всяких издержек (van alle oncosten), они [послы] в сопровождении приставов отъехали 11 июня.

Также прибыл 4 сентября в Москву посол из Персии[39] для поздравления и возобновления дружбы с царем Борисом, ибо Московит и Шах (Sophi) персидский были отменно добрыми друзьями. Посол привез в подарок драгоценные камни, прекрасные ковры и различные красивые камки (damasten) и парчу, также отличный бальзам в золотых сосудах и благовонные коренья; и всю зиму ему оказывали царские почести, и в начале весны отправился он в сопровождении большой свиты на больших судах по реке Москве и по великой Волге к Астрахани, а отсюда на корабле по Каспийскому морю. Этот посол также не платил издержек.

В этом месяце сентябре крепостные холопы (lyfeygene knechten), принадлежавшие различным московским боярам и господам, частию возмутились, соединились вместе и начали грабить путешественников, от них дороги в Польшу и Ливонию сделались весьма опасными, и они укрывались в пустынях и лесах близ дорог; против них царь послал отважного молодого человека, Ивана Федоровича Басманова, и с ним примерно сотню лучших стрельцов, чтобы захватить тех воров (scelmen), но те воры скоро проведали о том и подстерегли его [Басманова со стрельцами] на узкой дороге посреди леса, окружили и перестреляли почти всех бывших с ним, и царя весьма опечалило, что так случилось с таким доблестным витязем (belt), и он повелел проявить рачение, и тех разбойников (rovers) изловить, а изловив, повесить всех на деревьях на тех же самых дорогах.