Африканский Кожаный чулок - Карл Фалькенгорст

Солиман поднялся со своего места и торжествующим взглядом смерил Симбу. Но последний сказал все так же невозмутимо спокойно:

— Судьба каждого человека в руках Божьих. Кого Он захочет спасти, того спасет, хотя бы тысячи врагов ополчились на него!

На это Солиман только пожал плечами и сказал:

— Ты говоришь, точно какой-нибудь факир, Симба! Благодарю тебя, что ты был настолько же откровенен со мной, как и я с тобой. А теперь мне пора вниз; нам предстоит еще обыскать долы и горы, но я уверен, что твои друзья, Вавенди, с радостью выдадут мне за пару бус этого беглого невольника! — И он пошел к воротам тэмбе, но вдруг остановился на полпути и, указав на группу негров, стоявших поодаль и отличавшихся по одежде своей от остальных жителей тэмбе, спросил:

— Это все твои люди, Симба?

Симба сразу понял, что Солиман не досчитывается Фераджи — и отвечал спокойно и небрежно:

— Да, они всё тут налицо, все до единого! Как видишь, толпа редеет, наемные слуги изменяют и бегут так же, как невольники.

— О! — воскликнул Солиман. — Если я при случае встречу их на своем пути, то прикажу связать и доставить к тебе немедленно!

— Благодарю, но я не желаю иметь у себя людей, которые раз изменили мне; таких мне совсем не надо. Пусть себе с Богом бегут на все четыре стороны!

— Как знаешь! — отозвался тот. — Я пробуду здесь еще несколько дней и, как только изловлю своего Лео, возвещу тебе о том пушечным выстрелом. А до тех пор, пока я здесь, прошу тебя, приходи, когда вздумаешь, на мое судно, и там мы на свободе поболтаем с тобой о Бахр-эль-Газале.

Вслед за тем арабы распрощались, и их проводили вниз по ущелью вплоть до долины.

Симба же вошел в свою хижину и зарядил свою двустволку; он не мог более спокойно оставаться здесь, наверху, в то время, когда Солиман там, внизу, в долинах устраивал облавы на Лео. И он не думал, так же как и арабы, охотиться за ним; быть может, он случайно наткнется на своего чернокожего друга. Как знать, ведь все может случиться!

Размышляя таким образом, он вышел за порог своей хижины и собирался крикнуть Сузи, которого хотел взять с собой, как к нему подошел Инкази. Молодой негр был, видимо, сильно взволнован; он порывисто схватил руку Симбы и сказал:

— Симба, Муциму велик и могуч! Не удивляйся тому, что я скажу! Я нашел того беглеца!

— Лео! — радостно воскликнул Симба. — Где он? Предупредил ли ты его? В надежном ли он месте?

— Да, он под надежной защитой, под защитой сильнейшего на Танганайке! Никто не посмеет тронуть волоса с его головы, потому что сам Муциму охраняет его!

— Я не понимаю тебя, Инкази, скажи мне, где же он находится теперь? Далёко отсюда? — спросил немного досадливо Симба, волнуясь еще более от темных намеков Инкази.

— Это настоящее чудо, как я нашел его! — продолжал Инкази. — Сегодня ночью я покинул Лугери, предупредив его о грозящей всем нам, а ему особенно, опасности, и направился к острову Муциму, которому должен был принести благодарность за счастливое плавание. Я успел уже давно миновать залив Лувулунгу, когда заметил при тусклом свете луны невдалеке от меня парус. Я подумал, конечно, что это суда Солимана и направил свой челнок к западу, рассчитывая таким образом обойти их, описав большой крюк. Солнце выслало уже своим предвестником утреннюю звезду, когда я достиг острова Муциму. Я пристал к священному берегу и, сойдя на остров, от всего сердца принес благодарственную жертву Могучему духу озера. Как тебе известно, мы не смеем оставаться на этом острове дольше чем необходимо, и я хотел уже вернуться к своему челноку, как услышал за собой легкий шорох, напоминавший звук тихих шагов. Вообрази же мой испуг и мое удивление, когда я, обернувшись, увидел перед собой совершенно незнакомого мне человека. Что это был чужеземец, я увидел с первого взгляда: человек этот родился не на берегах Танганайки, потому что волосы на голове его отливали при свете взошедшего уже солнца совершенно иным цветом, чем волосы людей тех племен, которые живут по берегам великого озера. Кроме того, и роста он был громадного, и сложения сильного, и голова совсем иная, чем у местных туземцев. Я даже отскочил назад, но он сделал мне знак, чтоб я остался, и я остался, а он спросил меня таким молящим голосом, который тронул меня до глубины души: «Добрый человек, не можешь ли ты мне сказать, где здесь живет Симба, белый человек с седой головой и белой бородой?»

Я взглянул на него; всякая тень сомнения исчезла из моей души, и я воскликнул радостно: «Так это ты! Тебя зовут Лео?»

Но он вместо того, чтобы обрадоваться так же, как я, отпрянул назад; я же воскликнул снова:

— Да, ты Лео, раб Солимана, Лео, которого мы ищем!

Он вдруг бросился бежать. И я, забыв, что я нахожусь на священном острове, пустился догонять его, кричал вслед:

— Да остановись же, ведь мы ищем тебя! Послушай ты! Куда ты бежишь?

Но он все продолжал бежать, пока не достиг священной рощи, а я, наскучив кричать ему вдогонку мои уверения, двумя громадными прыжками нагнал его. Он принял оборонительную позу, но было заметно, что он сильно устал и ослаб, так что я без труда выбил у него из рук нож и отбросил его в сторону. Неужели молодое солнце, только что выглянувшее из-за наших гор, должно было увидеть кровопролитие?

— Симба — мой друг, — сказал я ему, — а с проклятым Солиманом у меня нет ничего общего. С Симбой вместе мы искали тебя в Удшидши; ведь ты же Лео, сознайся!

И он сознался. Тут только я вспомнил, где я, и объяснил ему, какое это священное место, а потом повел к своему челноку. Мы сели и отчалили, а выйдя в открытое озеро, долго и много разговаривали с ним.

Инкази перевел дух, он говорил так быстро и с такой поспешностью, что совершенно задыхался. Симба схватил его за обе руки и воскликнул:

— Инкази, ты добрый и благородный юноша, не мучь же меня, скажи, где теперь Лео!

— В надежном убежище, Симба, как я уже сказал тебе! Но дай мне рассказать все по порядку!.. Итак я взял Лео к себе, в свою лодку, и мы долго разговаривали между собой. Сперва мне пришлось много рассказать ему о тебе; он часто прерывал меня, говоря что ты всегда был такой, что всегда ненавидел тех арабов, которые наезжают в негритянские деревни и селенья, чтобы уничтожить и увести в рабство несчастных жителей, что всегда и всюду делал много доброго. Он рассказал мне…

— Ну, да, — прервал его Симба, — но, вероятно, он рассказал тебе о своей судьбе.

— Да, он убежал из Удшидши вскоре после того, как господин его, Солиман, отплыл со своим племянником в первый раз на «Змее». Он бежал в маленьком челноке прямо к тебе. Путь к горам Кунгве он заранее подробно разузнал, но не осмеливался открыто плыть по Танганайке, опасаясь повстречать Солимана или кого-нибудь из его друзей. Он пробирался все время вдоль самого берега, потому, что тут всегда мог укрыться в камышах, а в крайнем случае даже бежать в леса, которыми был окаймлен весь берег. Только тогда, когда на всем необозримом пространстве озера не виднелось нигде ни одного паруса, тогда он смело перерезал бухты и заливы, минуя их на своем пути.