Охотник - Тана Френч

— А твоя часть какая? — спрашивает Трей.

— Ай, — отвечает Джонни, постукивая себя пальцем по носу, — так тебе все и скажи. То-сё, пятое-десятое. Ты, главное, отдохни, у тебя завтра денек плотный. — Подмигивает Трей, показывает ей большой палец и удаляется.

Укладываться Трей не хочет, но после прошлой и позавчерашней ночи по-другому не в силах. Вплывает в потную дрему и выплывает из нее, вздрагивая, настораживается, улавливая звуки то ли наяву, то ли во сне — закрывается дверь, чужой голос говорит ей на ухо: «Стоп», — вспышка света, настойчивый овечий клич — и опять ее утаскивает в дрему, где все это гаснет. Мэв ворочается и горестно бормочет.

В десятый раз полупроснувшись и разглядев по краям занавесок рассвет, Трей заставляет себя сесть. В доме тихо. Когда все проснутся, быть дома она не желает — чтобы отец приобнимал ее за плечи и отдавал приказы, а Мэв дулась и ныла, чтобы он обратил на нее внимание. Трей выносит ботинки в кухню, кормит Банджо и, пока он ест, мажет себе маслом несколько ломтей хлеба. Найдет себе место в теньке, где поесть и подождать, когда проснется Арднакелти, чтоб начать оценивать ущерб.

Ее все еще не оставляет проблеск надежды, что отцу действительно удастся вернуть план в нужную колею. Как она и говорила Келу, плести небылицы он мастак, и подстегивает его отчаяние — может, у него и впрямь получится. Проблеск тусклый и делается все блеклее, стоит Трей вспомнить столп огня во дворе, но ничего другого у нее нет, а потому она его бережет.

Блеяние, что она слышала в ночи, — настоящее: несколько черномордых овец, у каждой на правой ляжке клякса красной краски, топчутся по двору, жуют что удается найти. Отара Малахи Дуайера опять нашла брешь в загоне — или проделала новую. Под счастливое завывание Банджо овцы торопеют и устремляются к деревьям. Трей пересматривает свой план. Малахи ей нравится, он всегда слал ее с поручениями, когда была мелкой, и держится правила горных жителей: не задавать вопросов. Не херней страдать она будет, пока все спят, а сходит на гору и скажет Малахи, что у него овцы разбежались. К тому времени, как поможет ему их согнать, уже будет в самый раз идти к Норин.

Она и за ворота не успевает выйти, как потеет. Солнце только-только встало, но сегодняшний горный ветерок едва шевелится, а небо такое тяжкое, что Трей чувствует, как оно давит ей на барабанные перепонки. Гроза — вот что всем необходимо, но небеса всё так же бездумно пусты, как и все последние недели напролет.

По мере того как они приближаются к развилке, где их дорога сливается с той, которая вьется вверх в гору, Банджо напрягается и тянет нос вперед. Затем скачет галопом за поворот и исчезает.

Трей слышит, как его сиренный вой — он означает, что Банджо что-то нашел, — взмывает над деревьями и паутиной солнца. Она свистит ему на тот случай, если он набрел на очередную овцу Малахи, но Банджо не возвращается. Она заворачивает за поворот — на дороге, преграждая Трей путь, лежит мертвец.

14

Мертвец лежит на развилке, где смыкаются две дороги. Он на левом боку, правая рука и нога неловко откинуты, спина выгнута к Трей. Пусть она в десяти шагах от него и лица не видит, у Трей нет сомнений: он мертв. Банджо стоит над ним и воет, широко расставив лапы и вскинув морду к кронам деревьев.

— Банджо, — говорит Трей, не приближаясь. — Хороший пес. Молодец. Ко мне.

Вой Банджо угасает до стона. Теперь на свист Трей он бросается к хозяйке и утыкается носом ей в ладонь. Она треплет его по шерсти и тихонько разговаривает с ним, а сама смотрит на мертвеца. С затылком у него что-то не так. На нем странно выгибаются тени.

Первое допущение, принимаемое без вопросов, — ее отец. Сухопар, совсем как он, и рубашка белая, свежая. И только присмотревшись, Трей теряет уверенность. С тенями от ветвей крест-накрест и низким косым рассветным солнцем не разберешь, но волосы на вид слишком светлые.

— Хороший мальчик, — повторяет Трей, оглаживая Банджо еще раз. — Сидеть. Сидеть. — Она оставляет его и по широкой дуге осторожно двигается вокруг мертвеца.

Это Рашборо. Глаза у него приоткрыты, верхняя губа приподнята, лицо такое, будто он щерится на кого-то у Трей за спиной. Перед рубашки темный и заскорузлый.

Мертвых людей Трей прежде не видела никогда. Мертвых животных — уйму, но не человека. С тех пор как узнала, чтó случилось с Бренданом, увидеть мертвеца стало ее глубокой, лютой нуждой. Не Брендана. Ей нужно найти, где он похоронен, но не для того, чтоб его увидеть, а для того, чтобы навещать это место — и пометить его, и подать знак тем, кто его там положил, им же в пику. Мертвеца она хотела увидеть в том же смысле — чтобы найти Брендану отчетливое место у себя в уме, где к нему можно будет прикасаться.

Она долго сидит на корточках рядом с телом, смотрит на него. Понимает, что отчасти в этом — обмен между нею и тем, что привело Кела, а затем Рашборо в Арднакелти. Она от сделки не отказалась, и оно в ответ подложило Трей вот это.

По мере того как день простирается все дальше, набирают силу птичьи голоса и свет. Трей кажется, что к предмету у ее ног как к человеку относиться уже не следует. Как человек, как Рашборо он немыслим, непригоден настолько, что ум едва вмещает его, не рвясь на части. Если смотреть на него как на какую-то штуку с горы, все делается просто. Чуть погодя гора его поглотит, как поглощает опавшую листву, яичную скорлупу и кроличьи кости, и превратит во всякое другое. При таком взгляде оно обретает ясный и немудрящий смысл.

Трей остается на месте, пока тело не становится для горы естественным, и ей удается смотреть на него, не вывихивая ум. Еще несколько овец Малахи, мерно жуя траву, выбредают на обочину верхней тропы.

Звонок на мобильник гремит, как пожарная сигнализация. Трей и Банджо вздрагивают. Сигнал исходит из кармана Рашборо.

Трей принимает это как предостережение. День набирает обороты, рано или поздно кто-то появится на этой тропе. Трей отдает себе полный отчет, что другие не станут относиться к мертвецу как к чему-то, что нужно предоставить горе, пускай-де сама неспешно переваривает, — и стоит Трей уйти отсюда, как не станет к этому так относиться и она сама. Трей против такого ничего не имеет. Не менее, чем сама гора, Трей вполне способна извлечь из мертвеца выгоду.

Освобождением, какое мертвец принес с собой, Трей только начинает проникаться. В измененном им пейзаже Трей не нужно больше держаться отца. Не нужно выкручиваться, встраиваясь в то, что он делает, замышляет и хочет. Он не значим и уберется отсюда достаточно скоро, а относительно целей Трей он, считай, уже убрался. Она сама по себе, чтобы все устраивать по-своему.

Трей встает, щелкает пальцами, призывая Банджо, и отправляется вниз по дороге — не бегом, но быстрым уверенным шагом, какой сможет держать, пока не доберется. Мобильник Рашборо у нее за спиной звонит опять.

Кел просыпается рано и не может уснуть. Ему не нравится, что вчера не