Цепные псы одинаковы - Иней Олненн

Сон не шел, да и какой сон в такой-то мокрети, а когда он кое-как задремал, Эйрик — бедовая голова — как заорет посреди темноты:

— Подействовало! Подействовало! Снадобье-то!..

Все повскакали, Оярлик от неожиданности с кочки в грязь свалился, ругаться взялся словами страшными.

— Ты чего орешь… ты… горланишь чего, шерстолапый?! Чего ты скачешь, ты ж только что мертвый лежал!

— Да снадобье из склянки помогло! — не унимается Эйрик. — Подайте сюда Горы — Горы сворочу, подайте Море — мне Море по колено!..

И вдруг замолк.

— Надо же, как долго оно тебя разбирало, — подивился Орел и тоже замолк.

— Только разобрало не вовремя, — буркнул, выбираясь из грязи, Оярлик и притих.

Ингерд медленно обернулся.

В нескольких шагах позади, в лунном свете еле видные, стоят трое — как три скалы огромные, вида богатырского; стоят, не шелохнутся, на них смотрят, будто решают — убить пришлецов иль так бросить. Ингерд поднялся во весь рост, он Медведей узнал, они и взаправду могли их убить, хоть и оружия у них с собой не было. Вместо мечей они в руках шесты держали, шест — что оглобля, и не сомневался Ингерд, что весьма ловко они с ними при надобности управляться могут. И одеты Скронгиры были не по боевому: штаны да рубахи кожаные, что не промокают долго — Ингерд в таких в Море ходил, удобно; головы непокрыты, на ногах водоступы. Словом, самая что ни на есть мирная одежда, но под этой мирной одеждой тела скрывались столь могучие, что никакого оружия им не требовалось — голыми руками заломают. Потому и не пикнул никто, даже Эйрик, которому пять минут назад Море было по колено.

Стоят, значит, друг друга разглядывают, потом один из Скронгиров говорит густым басом:

— За нами ступайте. Вы не в ту сторону завернули.

По его знаку двое других носилки, точно пушинку, подняли, два шага прошли, потом один Травника бездыханного на плечо повесил, а другой с носилок перевязь снял, Орлу отдал, а носилки закинул. Они кивнули товарищу и со своей ношей в туман подались. А товарищ их говорит:

— Идти далеко. Всю ночь. За мною — шаг в шаг.

Аарел Брандив пошел первым, за ним Оярлик, потом Эйрик и последним — Ингерд. Луна светила скудно, и надо было внимательно под ноги глядеть, чтоб успеть в нужный след наступить, пока не пропал. Скоро Ингерд потерялся во времени, весь мир для него сосредоточился в серых клочьях тумана, мутной воде и чавкающей грязи. По сторонам он не смотрел и думал только об одном: устоять. Уже много дней они на каждой версте оставляют силы, и ничем их не восполнить; оставляют свою кровь — безвозвратно, в них осталась лишь воля — и то немного, поэтому Ингерд не видел, что Оярлика Медведь уже на себе несет, а Эйрика Орел поддерживает, не видел, что вода в омутах чернее стала и чище, потом услыхал птичий перезвон, как в своих лесах, на севере, уверился, что домой пришел и упал ничком на твердую землю.

Долго ли он так лежал, коротко ли, но все ж очнулся, когда солнечный луч, как верный пес, в щеку его лизнул. Услыхал Ингерд рядом стук топора и глаза открыл. Потом сел, сна как не бывало. Он глядел куда попал.

Уж как примечательно было то место! Высокая опушка посреди леса соснового, солнечным светом залитая, и запах смоляной голову кружит, и небо над головой синее. Провел Ингерд рукой по волосам, вздохнул и улыбнулся.

— Уж больно крепко ты спал, — густой бас из-за спины, — как до сухой земли добрался, так и повалился. Мы тебя трогать не стали.

Могучий Скронгир по пояс голый на чистом песке лодку-дуплянку долбил, только щепа по сторонам летела.

— А зачем тебе лодка? — дивится Ингерд. — Неужто по болоту плавать?

Медведь, выше Ингерда на голову, глянул на него и отвечает:

— Зачем же по болоту? По широкой воде.

— Да где ж тут вода? — недоумевает Волк.

Медведь выпрямился, пот с лица утер, залюбовался Ингерд невольно — богатырь-воин, один против десяти выстоит, не гляди, что лицо спокойное, кто хоть раз от медведя удирал — поймет. А Скронгир отвечает, серые глаза щуря:

— Ты вчера еще соображал, что тут землю такую найдешь? Нет? Так отчего ж ты думаешь, что воды тут нет? Ступай, поищи, коли охота, может, еще чего сыщешь, а мне недосуг, работа ждет.

И снова застучал топором.

Ингерд пошел в гору. Одежда на солнце подсохла, и он наконец-то согрелся. Он и думать не думал, что посреди болота мрачного место такое дивное хоронится, и теперь глядел — наглядеться не мог, дышал — надышаться не мог, а душа пела.

Взобрался он по откосу — еще не лес перед ним, но прилесок, сосны вольно растут, стволы причудливо изгибая, в небо высокое могучие кроны взметнули. Ингерд обернулся последний раз на стук топора — споро трудился Скронгир, широкая спина от пота блестела, руки мускулами бугрились, длинные волосы по плечам разметались. Вспомнил Волк, что имени его не спросил, но возвращаться уже не стал.

Идет по лесу — деревья все гуще растут, а то вдруг расступятся, и вот уже дорога под ногами завилась, а по обеим сторонам да под пологом сосновым избы стоят — хорошие, добротные, из необхватных бревен сложенные, и к каждой крыльцо широкое подведено. Могучи Медведи и жилища отмахали себе под стать. Никого не встретил Ингерд, пока по дороге шел — ни старика, ни молодки, ни ребенка, зато издали голоса услыхал да звонкий стук молота о наковальню — кузней потянуло, а потом Ингерд увидел озеро. Отражая небесную синь, оно дремало в глуши безмятежно, и рыжествольные сосны, как в зеркало, в его воды гляделись. Посередине лодочка качалась, с нее двое мальчишек рыбачили, у другого берега Ингерд еще одну разглядел, там Медведь садки проверял. Стук копыт услыхал Ингерд — по дороге верховой ехал, Ингерд на коня засмотрелся, никогда столь огромного не встречал, но другой такого всадника и не поднял бы. Великан Скронгир окинул Ингерда взглядом внимательным, кивнул ему и мимо проехал, не сказал ничего. Седла под ним не было.

— Занятно, — сам себе говорит Ингерд, — если б не знал, что они нелюдимы, подумал бы, что чужаки по их становищу толпами разгуливают, а им и все равно. Однако, где же Травник? И остальные где?..

И тут Орел является, словно голос его услыхал.

— Эй, Ветер, — говорит, — есть хочешь?

Сам выглядит довольным и веселым, будто только что с пирушки, и одежда чистая.

Ингерд упер руки в бока.

— А ты сам-то как думаешь? И где Травник, где Барс с Лисом?

Веселье Орла мигом испарилось. Ингерд встревожился.

— Что? — спрашивает. — Худо дело?

— Худо, — кивнул Брандив. — Эйрик в себя никак не придет, готтары сказывают — яд на клинке был, удивляются, как Барс сразу не умер. Оярлику ногу еще раз сшивали, а Травник…