Сборник "Круг Земель" - Александр Зорич

– Ты пленил моего брата. Пусть. Ты приволок меня сюда. Пусть. Теперь скажи мне: зачем?

Октанг Урайн прекратил расхаживать и с любопытством воззрился на Элиена. Он явно был разочарован прямолинейностью северянина.

– Харренская искренность всегда пленяла меня, Элиен. – Голос Октанга Урайна был сладок, как Мед Поэзии, и это раздражало больше всего. – Я отвечу на твои вопросы по порядку. Во-первых, я вовсе не желал, чтобы визит в Варнаг причинил тебе неудобство. Но у меня не было уверенности в том, что ты захочешь навестить меня, и потому я был вынужден проявить настойчивость. Если кто-нибудь оскорбил или задел твои чувства по дороге, обещаю тебе – двери мира живущих закроются перед ним сегодня же. Так что прошу воспринимать все, что произошло, как естественную реализацию предопределения. Нам предопределено было встретиться – и мы встретились. Забудем о мелочах. Я, например, не в обиде на тебя за жизни многих и многих своих подданных, загубленных тобой на Сагреале и у берегов Киада.

– Положим, – мрачно процедил Элиен.

– Идем далее. Ты хотел знать, отчего Шет окс Лагин пребывает здесь, в Варнаге. Он не пленник. Тот инцидент, что имел место в прошлом, давно нами позабыт. Теперь между мною и твоим Братом по Слову царят дружба и полное взаимопонимание. Он не пленник более. Он может покинуть Варнаг, когда ему заблагорассудится, но он ничуть не желает этого. А потому твой вопрос кажется мне надуманным.

Октанг Урайн смотрел на Элиена с хитрым прищуром, и сын Тремгора отметил, что лицо герверита отнюдь не было безобразным. Тонкие черты, длинный, точеный нос, гладко выбритые скулы – что вообще не в обычае у герверитов, – бескровные, но правильные губы.

– Этого не может быть, – не восклицая, не удивляясь, а утверждая, сказал Элиен. Он не верил. Он действительно не верил, поскольку нельзя верить в невозможное.

– Отчего же, Элиен? Варнаг с недавних пор – не самое скучное место на свете, и нет ничего необычного в том, что Шету здесь интересно и привольно, – ответил Урайн, описывая рукой полуокружность, которая должна была, видимо, означить привольность варанского пленника.

– Шет окс Лагин – мой брат, и я знаю его лучше, чем себя самого. Ему нечего делать здесь. К тому же если все по твоим словам и он не пленник, то отчего наши войска встретились на берегу Сагреалы? Отчего сам Шет не уладил дело миром? Не подал о себе вестей, не повидался со мной? Быть может, оттого, что был к этому моменту уже мертв?

– Мертв? – переспросил Октанг Урайн. – Неужели мой нрав видится тебе столь кровожадным и ты охотно допускаешь, что я, не имея на это никаких причин, предам смерти славного варанца?

Октанг Урайн лез из кожи вин, желая изобразить просвещенного и справедливого правителя. И нужно отдать ему должное – иногда это ему почти удавалось.

Элиен чувствовал себя неуверенно и странно. Всегда приятней видеть, что твой враг – низкая и никчемная скотина. Другие расклады всегда осложняют жизнь.

– Я не знаю твоих побуждений, – ответил Элиен, – но знаю, что тот, кто захватил мирное посольство, не постесняется и прочих беззаконий.

– Оставим в стороне эту историю с посольством. – Октанг Урайн сделал вид, что утомлен беседой, и присел на край помоста, на котором возвышался его трон.

Разумеется, он мог бы говорить с Элиеном сидя на троне. Это было бы и более сподручно – ибо за сидящим всегда преимущество, – и разумно, ведь все-таки именно он – правитель герверитов.

Но он не захотел. Урайн преследовал другую цель – расположить к себе Элиена.

– Когда ты отпустишь меня? – спросил сын Тремгора, зачарованный блеском зеленого камня в левом ухе Урайна.

– Не ранее чем через десять дней. Когда они останутся позади, ты будешь волен распоряжаться собой, как тебе заблагорассудится. Ты сможешь идти на все четыре стороны. – Урайн будто невзначай прикоснулся к своему единственному уху с серьгой, и зеленый гранат заструился таинственным и неуловимым светом.

– Я не могу ждать столь долго!

– Таковы обычаи здешних мест.

– Но я, в конце концов, не желаю быть здесь! Мне незачембыть здесь!

– Это неправда. Ты желаешь. Ты просто не знаешь об этом.

Зеленый гранат засиял немного ярче. Порождаемый камнем свет наполнил полумрак тронного зала. В нем тонуло все, кроме Урайна: и пол, и потолок, и колонны, и сам Элиен. Оставался только Урайн. Нет сил сопротивляться.

– Я хочу увидеть Шета окс Лагина, – сказал Элиен и оперся рукой о колонну. Голова его становилась все тяжелей и тяжелей.

– Ты увидишь его завтра же. Я обещаю тебе. Но за это ты должен будешь открыть мне один секрет.

Веки Элиена налились свинцом, он с трудом заставлял себя бодрствовать. Его тело уже не сопротивлялось сну. Но язык все еще ворочался.

– Я сделаю все, что ты хочешь, – пытаясь стряхнуть оковы сна, сказал Злиен – не слыша, что говорит, не зная, что говорит, и не ведая, говорит ли вообще.

– Скажи мне, зачем ты покинул Харрену и пустился в путешествие? Что ты искал на Хеофоре, что тебе нужно было у ноторов? – спросил Октанг Урайн, придерживая пальцами веки Элиена.

– Я искал, как победить тебя.

– И ты нашел?

– Нет, – ответил Элиен и погрузился в глубокий сон.

Зеленый свет, испускаемый гранатом, начал тускнеть. Октанг Урайн, удостоверившись в том, что Элиен крепко спит, снял с его пояса оружие Эллата. Он выдвинул клинок и долго любовался совершенством кузнечной работы, долго рассматривал Тиару Лутайров.

Затем Урайн придирчиво изучил ножны, покрытые харренскими узорочьями. Наконец он хлопнул в ладоши, и на пороге тронного зала появился Иогала.

– Доставьте его в северные комнаты. К нему – утроенную охрану. Шета окс Лагина сюда! Живо!

Настроение было настолько неплохим, что Элиену стало как-то даже неловко. В самом деле, реальное положение дел оставляло желать лучшего. Судьба Шета окс Лагина была по-прежнему туманна, а сказанное Урайном давало пищу для неприятных размышлений. Да, вдобавок с ним больше не было оружия Эллата – его, разумеется, прибрал к рукам Октанг Урайн.

Он находился под присмотром двух дюжин стражников, которые запрудили весь коридор. Окна его комнат, расположенные довольно высоко над землей, выходили в глухой двор, совершенно пустой и безлюдный. Высокая стена не давала видеть ничего, кроме самой себя.

Будущее было неопределенно, а прошлое – туманно. И тем не менее на душе у Элиена не скребли кошки. До того момента, пока он не вспомнил о Гаэт. О своем олененке. Но сетовать по поводу ее исчезновения означало ввергнуть себя в пучину глубокого отчаяния, которое было бы равнозначно смерти.