Далекий светлый терем (Сборник) - Юрий Никитин

Чинаева лицемерно расцеловалась с Машей, мужчины обменялись сдержанными поклонами. Чинаева с ходу затараторила:

– Мы выбирались на выходные!.. Всего два дня, а как отдохнули, как загорели! Все-таки лето проводить надо на своей даче.

– Мы выезжаем часто, – ответила Маша мило. – У Саши труд творческий, ему работать можно где угодно, был бы карандаш и бумага.

Это был ответный камешек в огород Чинаевых, которые при всем своем фантастическом окладе главы семьи тем не менее привязаны к месту службы: от и до, на дачу можно только в выходные.

– Творческий – это замечательно, – лицемерно восхитилась Чинаева. – Кстати, перед отъездом мы вот тут повстречали одного писателя… Орловский, не слыхали?

– Орловский? – удивились Ламповы в один голос.

– Он самый, – сказала Чинаева с ядом в голосе. – Красивый такой, энергичный! Только-только приехал, шел с фирмовым чемоданчиком, весь в импорте. Еще дорогу у нас спросил… Говорит, отныне будет здесь жить. Жить и творить, как он выразился.

– Вы уверены, – спросил Лампов ошарашенно, – что это был Орловский?

– Уверена, – ответила Чинаева победно. – Он же так и назвался. Современный такой, раскованный. И красивый: как глянет своими глазищами, так в дрожь бросает, а внутри бежит такое сладкое, легкое… Даже имя у него замечательное, победное – Гай Юлий!

Уже вскочив в вагон, Лампов трясся от смеха:

– Ну и дали!

– Не смейся над людьми, – заступилась жена. – Завидуют, вот и стараются чем-то ущемить, придумывают знакомства с несуществующими писателями. Видно, попалась им на глаза эта повесть. Будь к людям снисходительнее…

– Да это я так. Орловский, надо же!

У родни пробыли три дня. Больше Лампов не выдержал – умчался в город к пишущей машинке. Жена уговаривала побыть еще, клялась, что сама привезет ему «Эрику», но его тянуло в тесный кабинет. На природе много помех: сад, пасека, гостеприимная родня, домашняя живность – все это украшает жизнь, но отвлекает от работы.

Он трудился с недельку в одиночестве. В конце месяца вышли два номера с его рассказами, то бишь – Орловского, и Лампов равнодушно бросил деньги за публикации в стол, на журналы даже не взглянул.

Жена приехала загорелая, радостная, с двумя корзинами деревенской снеди. Тут же кинулась кормить его, исхудавшего, почерневшего, заговорила с завистью:

– Чинаевы нос дерут не зря… Все-таки надо иметь свою дачу.

– Тебе не нравится у твоих родителей?

– Не очень, – призналась она. – Я бы по-другому разбила сад, посадила бы цветы и клубнику, не стала бы держать кур, что так пачкают двор…

– Там еще немного пришло, – сказал он рассеянно, все еще находясь во власти белого листа. – В столе на кухне.

С этого дня жена мягко, но настойчиво урезала творческую часть дня, «чтобы не загнулся», отмыла, откормила, уже через недельку он снова выглядел сносно, а от вечерних прогулок – жена настояла! – порозовел, стал засыпать сразу.

Однажды жена вернулась из магазина веселая, рассказала с порога:

– Встретила Майку. Говорит, что Гай Юлий Орловский, писатель, раздавал автографы прямо на окружной дороге! Яркий такой, высокий и цыганистый, а глаза как маслины. Веселый.

– Опять Орловский? – удивился он.

– Да, – рассмеялась она. – Вот так-то, дорогой… Ты вкалываешь, а раздает автографы он!

– Молодец! – рассмеялся он.

– Вот, оказывается, как создаются легенды!

Он обнял ее, с удовольствием поцеловал в прохладную с улицы щеку. Что ни говори, а слухи об Орловском льстят. Слухи и сплетни говорят о популярности.

С интервалом в месяц вышли одна за другой последние две повести. Естественно, тоже Орловского. Лампов велел машинистке перепечатать заново все три: пойдут под одной обложкой в издательстве. Весомый кирпичик, штук на двадцать, как раз на новую «Волгу», а то на стареньком «Москвиче» уже как-то неловко.

Все еще нарушал режим, сидел за пишущей машинкой подолгу, «каторжанился». Жена, чтобы как-то отвлечь, назвала гостей. Лампов вынужденно задвинул машинку в стол, надел галстук, приветливо улыбался и кланялся в прихожей, а из раскрытых дверей большой комнаты тянуло ароматными запахами, там выстроились бутылки с затейливыми наклейками.

Последней пришла Изольда, новая подруга Маши. Статная, породистая, очень красивая, она и Лампову улыбалась на всякий случай обещающе: кто знает его взгляды и запросы, а дружить с милой Машей ей хотелось без помех со стороны ее мужа. А еще лучше – при тайной поддержке.

Они расцеловались с Машей, Изольда отвела ее в угол и возбужденно затараторила:

– Сегодня ко мне на «Академической» подошел один!.. Высокий такой, еще не старый, в импорте, батник тоже оттуда… Оглядел меня с головы до ног, раздел глазами, снова одел, а потом и говорит: «Такие женщины в метро не ездят…» – «Почему же?» – огрызнулась я. А он: «Я – писатель. Заметил, что ряд женщин никогда не спускается в метро. Их увидишь только на машинах, да и то не на всяких… Вы одна из таких женщин». Ну, слово за слово, познакомились. Он такой нахватанный! Только циничный и напористый. Сразу прощупывает степень податливости. Ну, у писателей, говорят, нравы вольные. Он много издается. Орловский, не слыхала?

– Гай Юлий… – сказала жена бледным голосом.

– Вот-вот, – победно подтвердила Изольда. – Вы его знаете, не так ли? Не правда ли, душка?

Они прошли в комнату. Лампов хмуро проводил их взглядом. Подумаешь, Орловский… Что в нем, кроме эффектной фамилии и нелепого имени?

Когда в желудках появилась приятная тяжесть и все чуть забалдели, естественно, пришла очередь поговорить на темы искусства. Обсудив новое платье Аллы Сычовой, попробовали вычислить нового фаворита Жестянщиковой, прошлись по молодым писателям, ибо при Лампове как-то странно не упомянуть писателей. Вспомнили и Орловского. Оказывается, один из гостей, Бабаев, прочел две его повести.

– Лихо пишет, – сообщил он. Его руки безостановочно работали, накладывая себе на тарелки из разных блюд, умело отправляли в жующий рот, но говорить не мешали. – Раскованно!

– Талант? – спросила Изольда заинтересованно.

– Еще какой, – ответил Бабаев. – Талант делать деньги. Карплюк стрижет купоны на перетягивании родни и земляков в столицу, Сипов комбинирует с автомобилями, наша Дора Михайловна что-то умеет с валютой… Каждый химичит по своим данным. Так Орловский, будучи работником интеллектуального прилавка, отыскал свою золотую жилу.

Лампов с ним не спорил. Правда, желание подтрунивать пропало, и он спокойно пробовал вина, деликатесы, а душа уже сидела за пишущей машинкой и нетерпеливо стучала по клавишам.

Когда гости разбрелись, он закрыл дверь и с усмешкой обернулся к жене: