Отто Скорцени и секретные операции абвера - К Залесский

* Как показали дальнейшие исследования, эта оценка Июльского заговора 1944 года являлась односторонней. В заговоре участвовали представители не только враждебных Гитлеру реакционно-консервативных сил во главе с Гёрделером, но и группа истинных патриотов своей родины, руководимая полковником графом Клаусом Шенком фон Штауффенбергом. Она выступала за немедленное прекращение войны на всех фронтах, за демократический строй в Германии и за установление дружеских отношений с СССР. - Подробно см. об этом: Д. Мельников. Заговор 20 июля 1944 года в Германии. Легенда и действительность. М., 1962, а также его статью в журнале "Новая и новейшая история", 1984, №4; Курт Финкер. Заговор 20 июля 1944 года в Германии. Дело полковника Штауффенберга. М., 1974; Вилль Бертольд. 42 покушения на Адольфа Гитлера. М., 2000. - Прим. пер.

Ахиллесовой пятой эсэсовцев была малочисленность их войск в самом Берлине и вокруг него. Между тем в Ланквице и Лихтерфельде находились юнкерские училища СС, а в Саарове дислоцировался танково-гренадерский батальон СС. Зато расположенные в Ораниенбурге эсэсовские части "Мертвая голова" были скованы. Они несли охрану переполненного узниками концентрационного лагеря Заксенхаузен. Заговорщики уже наметили части вермахта, которым вменялось в обязанность разоружить соединения СС. Однако из поля зрения заговорщиков выпал подчиненный Скорцени батальон "особого назначения" во Фридентале.

План заговора сорвался по многим причинам. Случай спас Гитлера, несмотря на то что в нескольких метрах от него разорвалась безосколочная бомба, которая должна была убить его взрывной волной. Хотя Гитлер остался жив, запрет на информацию из "Волчьего логова" вступил в силу. Штауффенберг, тут же вылетевший на самолете в Берлин и твердо убежденный в том, что Гитлер убит, дал сигнал к началу операции "Валькирия". Но заговорщикам не удалось захватить радиостанцию "Дойчландсзендер". Тем временем Геббельс передал по радио сообщение, что Гитлер жив. Многие офицеры начали сомневаться, следует ли выполнять непонятный большинству из них приказ об операции "Валькирия".

В самом здании на Бендлерштрассе группа офицеров, оставшихся верными Гитлеру, выступила против заговорщиков. Исход путча все еще казался неопределенным.

Тогда Геринг вечером того же дня отдал из "Волчьего логова" приказ штурмбаннфюреру СС Отто Скорцени вместе с командиром охранного батальона "Великая Германия" майором Ремером любыми средствами сломить сопротивление заговорщиков. И снова Скорцени получил полную свободу рук. Начальник полиции безопасности и Службы безопасности Кальтенбруннер обещал ему: "Я скоро приду на помощь!" Скорцени приказал Ремеру оцепить своим батальоном здание ОКВ. Сам же он силами фридентальского батальона СС, которым командовал гауптштурмфюрер Адриан фон Фолькерсам, решил занять здание, чтобы "отсечь" его от вооруженных частей заговорщиков.

Ворвавшись во двор, эсэсовцы увидели распростертые тела графа Штауффенберга и трех его ближайших соратников, расстрелянных сторонниками Гитлера. Но мертвецы никогда не интересовали человека со шрамами, и, минуя их, он бросился с отрядом автоматчиков в хорошо знакомые ему кабинеты и коридоры здания ОКВ. Нечего и говорить, что Скорцени с присущей ему жестокостью подавил любую, даже самую малейшую оппозицию против "своего фюрера".

Путч был заранее обречен на провал. У заговорщиков не было каких-либо контактов с широкими слоями немецкого народа, у них имелись глубокие расхождения по вопросу о политике, которую следует проводить после устранения Гитлера. Кроме того, среди путчистов имелись шпики Гиммлера.

Двойная роль советника консистории*

Однако при подавлении путча произошло нечто заслуживающее теперь исключительного внимания.

Дело в том, что уцелел очевидец событий во дворе здания на Бендлерштрассе. Вот как он их описывает:

"Мы оказались отрезаны от оружия, лежавшего наготове в здании ОКВ, и в нашем распоряжении остались только пистолеты. Сразу же стало ясно, что дело проиграно. Генерал Ольбрихт и его штаб тут же направились к генерал-полковнику Беку, но по дороге подверглись нападению, были обезоружены и выведены во двор ОКВ ворвавшимися эсэсовцами. Снова раздались выстрелы; это застрелились Бек** и Вагнер. В конце концов нас осталось всего человек восемь-десять, собравшихся в кабинете Штауффенберга и еще не сдавшихся. Среди них были мой друг граф Йорк фон Вартенбург, граф фон Шуленбург, граф Шверин-Шваненфельд, граф Бертольд Штауффенберг - брат Клауса Шенка фон Штауффенберга, а кроме того, подполковник генерального штаба Бернадис и несколько других лиц, мне почти незнакомых. Вместе со Шверином и Йорком мы сожгли важные документы, а затем попытались прорваться через оцепление в вестибюле.

Во время этой попытки я был схвачен, опознан как участник заговора и передан одним из офицеров-изменников карательной команде. Пока меня конвоировали, во дворе верховного командования уже начались расстрелы. Но прежде чем меня вывели во двор, команду задержали ворвавшиеся в здание эсэсовцы и гестаповцы. После недолгих пререканий они забрали меня с собой, поскольку я был в штатском, и отвели в кабинет Штауффенберга для короткого допроса. В результате я не был расстрелян, а отправлен в кандалах в Главное управление имперской безопасности на Принц-Альбрехтштрассе"*.

Эти показания дал Карл Альбрехт Ойген Герстенмайер, занимающий ныне** пост председателя бундестага ФРГ и согласно дипломатическому протоколу являющийся вторым по значению человеком в государстве. Примечательно не то, что Герстенмайер попал 20 июля 1944 года в руки Скорцени, а то, что человек со шрамами сделал все, чтобы сохранить ему жизнь. Разумеется, Герстенмайер остерегается признавать это. Ведь из числа тех, кто называл себя противником Гитлера и в день покушения на него был схвачен эсэсовцами в Берлине в здании ОКВ, до конца войны дожили всего только двое.

Один из них - доктор Ганс Бернд Гизевиус. Доподлинно известно, что он был платным агентом абвера, возглавлявшегося адмиралом Канарисом, а позднее в качестве шпика служил Гиммлеру, одновременно запродавшись и американской разведке.

Второй - это Ойген Герстенмайер, который следующим образом описывает то, что произошло с ним после ареста благодаря вмешательству Скорцени:

"Было объявлено, что я буду повешен утром 21 июля. Однако вместо казни меня вызвали на допрос, который происходил в присутствии большого количества чинов СС и гестапо... Несмотря на бесконечные допросы, длившиеся и днем и ночью, меня не включили в число тех заговорщиков, которых повесили 8 августа, и 27 сентября гестапо передало меня имперскому обер-прокурору Народного трибунала.