Колдунья - Александр Бушков

Сидевшая рядом с ним девица с хихиканьем выскочила за дверь и тут же вернулась, обеими руками держа перед собой… в общем-то, действительно сосуд, как две капли воды похожий на бокал, но имевший столь устрашающие размеры, что уж в него-то поместилась бы не полная бутылка, а полторы. Ольга мысленно ужаснулась, представив возможные последствия.

– Извольте-с, мой юный друг! – торжествующе сказал Топорков. – Вот вам прекрасный повод и букву договора соблюсти, и потешить душу. Или вы скажете, что это не бокал?

– Ну, отчего же… – осторожно произнесла Ольга. – Он имеет полное сходство с бокалом, однако размеры…

– К черту размеры! Главное – совершеннейшее сходство. Бокал это? Бокал! Так что…

– Василий Денисыч, – сказала Ольга решительно. – Вы, конечно, можете меня считать излишне щепетильным в вопросах чести, но я ничего не могу с собой поделать… Когда мы заключали пари, молчаливо подразумевался бокал нормальных размеров. Так что, тысяча извинений, но с ним я и останусь…

– Оставь, Васюк, в самом деле, – сказал артиллерист. – Наш корнет крайне серьезно относится к делам чести, а это стоит лишь поприветствовать…

– Ну, я-то хотел как лучше, – чуть обиженно пробасил Топорков. – Ладно, унесите…

– Из него что, кто-то пьет? – спросила Ольга.

– Еще бы, корнет! – фыркнул артиллерист. – Еще бы! Это – персональный бокал полковника Чевакинского, который все сосуды, имеющие несчастье оказаться меньше, решительно презирает, в руки не возьмет даже под угрозой смерти… Ваше здоровье!

Шампанское лилось рекой, гремели тосты, смеялись раскрасневшиеся девицы, артиллерист подхватил свою, с позволения сказать, даму и пустился отплясывать с ней мазурку без музыки, Топорков взялся рассказывать довольно смешную, признаться, но совершенно непристойную историю про гусарского вахмистра, оказавшегося на постое у женатого мельника… Веселились все, один только Алексей Сергеевич держался чуточку натянуто, временами поглядывая на Ольгу с каким-то странным выражением. Ага, догадалась она, развеселившись от слегка ударившего в голову шампанского, опасается, что «корнет» ненароком проговорится кузине, какое заведение они совместно посещали. Но если его заботят такие вещи, значит… Пора удвоить усилия и пришпорить интригу, вот что это значит.

Как она ни береглась, как ни пропускала тосты, притворяясь, что пьет наравне со всеми, совсем не пить или ограничиться парой глотков оказалось невозможно – Топорков, как ни был увлечен своей девицей, все же строго относился к своим опекунским обязанностям, как он их понимал, и частенько подливал Ольге, приговаривая:

– Настоящий гусар обязан истребить все шампанское на свете… или по крайней мере сделать для этого все, что в его силах!

Как-то так само собой получилось, что Ольга оказалась в узком коридорчике – Луиза, похихикивая, вела ее под локоть, раскованно прижимаясь и играя бесстыжими глазами. Они оказались в небольшой комнатке, где клятая девица, не теряя времени, повисла у Ольги на шее и полезла целоваться, хихикая:

– Ой, господин корнет, а вы, я смотрю, и целоваться не умеете, как интересно… Как романтично… Не волнуйтесь, я вас быстренько обучу всем премудростям…

Бабушку свою поучи на плетне кукарекать, сердито подумала Ольга, решительно отстранила Луизу, нацелившуюся было расстегивать пуговицы ее доломана, села в кресло и сказала тоном, не допускающим возражений:

– Вот что… На людях я еще соблюдал, если можно так выразиться, приличия, но теперь изволь не приставать. У меня есть невеста, и я ее люблю по-настоящему, так что никогда… Ясно тебе?

На кукольном личике Луизы изобразилось искреннее изумление, она широко распахнула глаза.

– Но ведь одно другому не мешает? Знаете, сколько я повидала страстно влюбленных, счастливых молодоженов и прочих? Все к нам захаживают, а вы как думаете? Потому что одно дело – высокие чувства, а совсем другое – мужское веселье… – и она недвусмысленно нацелилась устроиться у Ольги на коленях.

– Э, нет! – Ольга решительно ее отстранила. – Мало ли как у вас в Питере принято. У нас, в провинции, нравы самые старомодные.

Луиза, по-кошачьи щурясь, шепнула ей на ухо:

– Вот и прекрасно. Давайте я вас чему-нибудь такому научу, что вам потом поможет невесту привести в совершеннейший восторг…

– Брысь! – прикрикнула Ольга уже сердито. Достала золотой империал и сунула в ладошку вившейся вокруг нее девице. – Получишь еще столько же, если не будешь приставать… и потом всем расскажешь, что господин корнет себя вел очень даже мужественно… Уяснила?

– Конечно, чего мудреного? – Луиза ловко спрятала монетку за лиф. – Дело житейское, я тут всякого насмотрелась, прихоти бывают самые разные… Но что же нам так-то сидеть, молча, как сычи? Хотите, господин корнет, я вам расскажу про свою злую судьбинушку и горькую участь, которая меня сюда загнала?

– Валяй, – сказала Ольга, откинувшись на спинку кресла. Хмель, к счастью, вроде бы понемногу выветривался.

В течение следующего получаса она выслушала пространную, невероятно душещипательную историю несчастной девицы, оказавшейся здесь не по своей развращенности, а исключительно по воле жестокого рока и коварства окружающих, ступившей на кривую стезю порока. Там был и злодей-соблазнитель, циничным образом воспользовавшийся неопытностью благонравной девицы, и суровые родители, не способные проявить сострадание к случайно оступившемуся дитяти, и завистники-интриганы, окончательно столкнувшие на кривую дорожку нуждавшееся в поддержке и сочувствии беззащитное существо. Словом, классический набор слезливых сцен, показывавших, что Луиза, безусловно, знакома с французскими авантюрными романами, откуда и черпала душещипательные сцены и замысловатые интриги – прямо-таки пригоршнями. Ольга не мешала ей увлеченно врать – все равно нужно было как-то скоротать время. Потом она еще долго выслушивала жалобы на чертову француженку мадам Изабо, тираншу, грабительницу и скопидомку. Напоследок решительно отвергла недвусмысленные намеки насчет того, что господину корнету неплохо было бы взять девицу на содержание, коли уж он намеревается вести в Санкт-Петербурге светский образ жизни.

…Вновь оказавшись в гостиной, где уже собралось общество, Ольга стоически вынесла откровенные намеки и подначки касаемо приобщения господина корнета к настоящей гусарской жизни – и, видя, что Алексей Сергеевич твердо вознамерился покинуть гостеприимное заведение мадам Изабо, тоже собралась восвояси, заявив, что у нее назначена не терпящая отлагательств встреча, касавшаяся служебных дел, из-за которых ее в Петербург и командировали.