Река смерти. Сан-Андреас - Алистер Маклин

что погода начинает меняться. Остроконечные колючие льдинки попали на его незащищенную одеждой кожу.

В госпитальной столовой он натолкнулся на Джонса и Макгигана, которые дружно заверили его, что никогда никто из них не бывал за границей.

Маккиннон прошёл в дальнюю палату, палату В, где Джанет Магнуссон сидела за своим столом, подперев подбородок руками. Глаза у неё были закрыты.

— Ага! — воскликнул Маккиннон. — Спите на посту, сиделка Магнуссон.

Она в удивлении подняла взгляд и заморгала глазами.

— Сплю? Конечно же, нет, — оскорблённым тоном произнесла она, уставившись на одежду, которую он держал в руке. — Что это, чёрт побери? Превратились в старьевщика, Арчи? Нет, нет, ничего не говорите. Это для того бедняги. Мэгги там тоже находится. Она будет недовольна.

— Что же касается вашей драгоценной Мэгги, я решил, что, если немного потревожить лейтенанта Ульбрихта, вреда не будет. По крайней мере, ни сестра Моррисон, ни лейтенант плакать не станут.

— Арчи! — Сиделка Магнуссон вскочила на ноги. — На вашем лице кровь!

— Когда дело касается меня и лейтенанта, то это должно доставить удовольствие вашей подруге. — Он стер кровь с лица. — Наверху не сладко.

— Арчи...

Она неуверенно посмотрела на него, с тревогой в уставших глазах.

— Всё нормально, Джанет.

Он коснулся её плеча и прошёл в палату А. Сестра Моррисон и лейтенант Ульбрихт бодрствовали. Оба пили чай. Сестра — за своим столом, а Ульбрихт — сидя в постели. Этот светлоглазый германский лётчик, по словам доктора Сингха, на удивление быстро выздоравливал. Джемисон, в одежде, растянулся на своей постели. Он приоткрыл глаз, когда Маккиннон проходил мимо.

— Доброе утро, боцман. Ведь уже утро, не так ли?

— Шесть тридцать, сэр.

— О боже! Это же самый настоящий эгоизм... Проспать целых семь часов. Как обстоят дела?

— Ночь наверху прошла спокойно. А здесь?

— Наверное. Никто меня не беспокоил. — Он посмотрел на узел с одеждой в руке Маккиннона, а затем на Ульбрихта. — А звёзды есть?

— Да, сейчас. По крайней мере, сейчас. Боюсь, что это долго не продлится.

— Мистер Маккиннон! — Голос у сестры Моррисон был холодным, даже резким, таким, каким она обычно разговаривала с боцманом. — Вы что же, собираетесь вытащить этого беднягу из постели в такую ночь? В него же несколько раз стреляли.

— Мне это известно, или, может быть, вы забыли, кто его вытащил из воды? — Боцман был врождённым кавалером, но это никогда не проявлялось в его взаимоотношениях с сестрой Моррисон. — Значит, он уже бедняга... Всё-таки это лучше, чем быть мерзким нацистским убийцей. А что вы подразумевали под словами «в такую ночь»?

— Конечно, погоду.

Она сжала руки в кулаки. Джемисон осматривался по сторонам, как будто ничего не замечая.

— А что вам известно о погоде? Вы же всю ночь не выходили отсюда? Если бы вы выходили, мне это сразу же стало бы известно.

Он перевёл взгляд на Ульбрихта.

— Как вы себя чувствуете, лейтенант?

— А разве у меня есть право выбора? — с улыбкой бросил Ульбрихт. — Чувствую себя довольно неплохо. Даже если б это было не так, я всё равно бы пошёл. А на нашу сестру, боцман, сердиться не надо. Она просто сквозь пальцы смотрит на эгоизм, заложённый во мне природой. Но я ведь тоже нахожусь на борту корабля.

Он с трудом поднялся с постели, с помощью Маккиннона и Джемисона стал натягивать одежду поверх пижамы. Сестра Моррисон наблюдала за всем происходящим с молчаливым неодобрением, которое в конечном итоге вылилось в постукивание кончиками пальцев по столу.

— Думаю, — наконец произнесла она, — что следовало бы сперва посоветоваться с доктором Сингхом.

Маккиннон медленно повернулся в её сторону, окинул взглядом, и, когда он заговорил, голос его был таким же бесстрастным, как и его лицо.

— То, что вы думаете, сестра, не имеет никакого значения. Я предлагаю вам побеспокоить капитана Боуэна и спросить у него, имеет ли ваше мнение какое-либо значение.

— Капитан находится под действием сильных седативных препаратов. Когда он придет в себя, я сообщу ему о вашей наглости.

— Наглости? — Маккиннон посмотрел на неё с полным безразличием. — Я думаю, от предпочтет наглость тупости — тупости человека, пытающего подвергнуть опасности не только «Сан-Андреас», но и всех, кто находится на его борту. Жаль, что на этом корабле нет наручников.

Она остолбенела, попыталась было ответить, а затем повернулась, когда в палату вошёл взъерошенный, полусонный доктор Синклер. Он с удивлением уставился на спектакль, который разворачивался перед ним.

— Доктор Синклер! Слава Богу что вы пришли! — Она быстро рассказала ему о том, что происходит. — Вот они... собираются то ли определять путь по звёздам, то ли заниматься навигацией или ещё чем-то, и, несмотря на все мои протесты, они насильственно вытаскивают из постели и тащат на мостик или куда-то там ещё тяжело больного человека...

— Я вижу, что происходит, — спокойно ответил Синклер. — Но если лейтенанта действительно насильственно тащат, то он что-то не очень сопротивляется, как вы считаете? И при самом богатом воображении вряд ли можно назвать его тяжело больным. Но вашу тревогу, сестра, я понимаю. Он должен быть под постоянным медицинским наблюдением.

— Вот и я так говорю. Спасибо вам, доктор. — Сестра Моррисон даже позволила себе выдавить из себя улыбку. — Ну что ж, больному придется опять лечь в постель.

— Ну, это не обязательно. Пожалуйста, мне пальто с капюшоном, пару теплых башмаков и сумку с инструментами. Я пойду с ними. Таким образом, лейтенант будет всё время под постоянным медицинским контролем.

Даже при помощи трёх человек лейтенанту Ульбрихту понадобилось вдвое больше времени, чем можно было бы ожидать, чтобы добраться до капитанской каюты. Едва он оказался в ней, как тяжело опустился на стул позади стола.

— Огромное вам спасибо, господа. — Он был очень бледен, быстро и прерывисто дышал. — Простите меня. Похоже, я ещё не настолько хорошо поправился, как полагал.

— Чепуха, — отрывисто бросил доктор Синклер. — Вы прекрасно поправились, просто на вас действует английская кровь, которую мы вынуждены были влить вам сегодня утром, вот и всё. — Он стал копаться в запасах капитана Боуэна. — Лучшая шотландская кровь. Эффект гарантирую.

Ульбрихт едва заметно улыбнулся.

— Там ничего такого не найдётся, чтобы поры открылись?

— Ну, не так уж долго были вы на открытом воздухе, чтобы поры ваши успели закрыться.

На мостике Маккиннон надел на Ульбрихта защитные очки, укутав его голову шарфом так, чтобы ни одного открытого места не осталось. Когда он закончил, лейтенант Ульбрихт уже не способен был чувствовать погоду: его голову защищали две вязаные шапочки, а также капюшон куртки, перевязанный тесёмкой.

Маккиннон вышел на палубу по правому борту, повесил лампу