Порабощенная - Вирджиния Хенли

— Он убил собственную мать, я все знаю о Нероне, — уверил ее Маркус.

— Ты не знаешь, что через три года он сожжет Рим, чтобы построить новую столицу на его руинах.

— Рим сгорит? — не поверил он.

— Да, но новый Рим будет великолепен и переживет века. Нерон обвинит в пожаре христиан, но его самого будут так ненавидеть, что дело кончится восстанием, и он покончит жизнь самоубийством, не до жив до тридцати двух лет.

Маркус уставился на потолочные балки каюты и задумался: действительно ли Диана жила в будущем или просто обладает даром предвидения, на который претендуют многие? Он покрепче прижал ее к себе. Пока они вместе, ни прошлое, ни будущее их не касались.

Хотя Диана и боялась ехать в Рим, теперь, когда они уже были совсем близко, она почти забыла о своих страхах. Она решила быть рядом с Маркусом, и ей хотелось, чтобы ни он, ни она об этом не пожалели. Она полюбит его город всей душой, как и все остальное, связанное с ним. Она никогда ничего не делала наполовину. Диана будет считать Рим подарком Бога. Это же чудо — иметь возможность увидеть Древний Рим, жить в нем! Диана поклялась себе, что прогонит прочь все страхи и сожаления.

Они высадились в Остии, в устье Тибра. Знаменитая река, по которой они должны были на барке добраться до Рима, оказалась широким бурлящим желтым потоком. Маркус все время был рядом с Дианой и показывал ей достопримечательности.

Она когда-то читала, что Рим был построен на семи холмах, теперь она видела это своими собственными глазами. Город представлял собой скопление огромных зданий с позолоченными крышами и куполами, гордых мраморных колоннад и частных домов под красной черепицей. Некоторые были построены в долинах, другие — на взгорье, третьи прилепились к склонам холмов. Маркус показывал ей храмы, форумы, амфитеатры и огромную впадину Большого Цирка.

— Оливковые рощи моего отца находятся южнее, — сказал он, кивая на цепь холмов, протянувшихся под ярким солнцем к горизонту. — Наши каменоломни расположены на севере, в Апеннинах, где берет начало Тибр.

— Вы там добываете камень, как в Аква Сулис?

— Нет, там мы добываем мрамор. Как ты убедишься, в Риме очень выгодно торговать мрамором, — сказал Маркус с гордостью.

— Вилла твоего отца здесь, в городе?

— Да, на склоне Эсквилина[34]. Сейчас посыльный уже сообщил ему о нашем приезде. Когда барка причалит к пристани, нас уже будут ждать лошади, и я попросил, чтобы для тебя прислали роскошные носилки.

— О, а я-то думала, мы сможем пройтись пешком по городу! — разочарованно заметила Диана.

— Дорогая, в Городе живет около миллиона людей, улицы буквально запружены толпами народа. Мы будем двигаться так медленно, что ты увидишь больше, чем захочешь, со своих носилок. Нам придется миновать очень бедные районы, прежде чем мы достигнем холма, на котором расположены виллы патрициев. — Он заглянул ей в глаза; лицо его было серьезно. — Рим сочетает в себе все самое хорошее и самое плохое в мире. Нет другого города, где бы так смешалось божественное и низменное. Постарайся не спешить с выводами.

Когда она ему ободряюще улыбнулась, он поцеловал ее в лоб и жестом подозвал Тора:

— Найди ей местечко в тени на пристани. Потребуется время, чтобы разгрузиться и найти рабов моего отца с лошадьми и носилками. Прокуратор направится отсюда к себе домой, так что мне надо поговорить с ним и обсудить наши планы, прежде чем мы распрощаемся.

Несмотря на предупреждение Маркуса, Диана растерялась, оказавшись в толпе, заполнившей улицы, по которым ее несли в разукрашенных шелковых носилках четыре крепких раба в бледно-желтых одеждах.

Вдоль улицы тесно прижались друг к другу сотни маленьких лавок с товарами, выставленными прямо на мостовой. Пекарни, овощные ларьки, винные лавки и дешевые рестораны чередовались с магазинами, где продавали посуду и одежду. На каждом перекрестке им встречались религиозные храмы и фонтаны, где струи воды били из клюва орла, пасти теленка или груди богини. Вода, стекая из фонтанов, уносила мусор, который беспечно швыряли из дверей и окон.

Каждый дюйм оштукатуренных стен был занят каким-либо посланием или объявлением. Стену меняльной лавки украшал Меркурий — бог наживы[35], а вокруг виднелись грубые изображения охраняющих его змей. Она заметила писца объявлений, окруженного толпой, наблюдающей, как он красным мелом пишет сообщение о схватке гладиаторов. На стенах можно было прочитать что угодно — от любовных посланий до проклятий и похабных стишков. Судя по всему, стены служили народу бумагой. Если продавался раб, его имя и достоинства перечислялись на стене. Если сдавалось помещение над лавкой, об этом объявлялось здесь же.

Не понравился Диане лишь несмолкаемый гомон. Люди кричали, чтобы расслышать друг друга в шуме крупорушек, стуке молотков строителей, среди воплей учителей, дающих уроки прямо на улице, и завываний поэтов, читающих свои творения.

Внезапно раздались крики охранников-преторианцев в позолоченных нагрудниках и шлемах.

— Посторонись, посторонись! — орали они, разгоняя людей тычками своих перевернутых копий.

Даже Маркус и его сопровождающие вынуждены были спешиться, чтобы пропустить претора — мирового судью.

На другой улице им повстречалась процессия жрецов и жриц, бьющих в барабаны, дующих в трубы и размахивающих руками с кастаньетами и бронзовыми погремушками. Женщины — сирийки со смуглой кожей и развевающимися волосами — кружились в бешеном танце. Процессия направлялась в храм Кибелы[36], чтобы устроить там оргию.

Неожиданно носилки Дианы снова остановились, чтобы пропустить еще одну процессию. Чертыхаясь, Маркус подъехал к ней.

— Наверное, кто-то важный, — заметила она.

С губ Маркуса слетело грязное слово.

— Это она считает, что очень важная. Ее старик муж — миллионер. Надо законом запретить такое вульгарное бахвальство.

Диана как завороженная смотрела на шествующих мимо красивых рабов с ящиками и коробками на плечах. За ними следовала стайка хорошеньких девушек из Леванта[37] в прозрачных вуалях, потом мальчик-египтянин с ручной обезьянкой и девочка-рабыня с тявкающей собачонкой в корзинке. Затем показался оркестр, а за ним — сотня рабов и вольноотпущенников с корзинами и сундуками, полными ценных вещей и дорогих туалетов.

Наконец появились носилки Ее Великолепия, которые несли восемь одинаковых нубийцев. Она сидела, откинувшись на подушки с усталым видом, обмахиваясь веером из страусовых перьев с бриллиантами. Ее темные волосы были посыпаны золотой пудрой. Диана открыла рот, когда увидела, что на даме лишь набедренное платье и жемчуг сверху.