Поцелуй Спящего красавца - Ната Лакомка

подтвердила она. - Но почему? Зачем самой красивой девушке королевства, самой талантливой волшебнице на своём курсе, дочери уважаемого и богатого семейства кончать жизнь самоубийством? Уверяю вас, он убил ее вернее, чем если бы ударил кинжалом в сердце.

- Каким же это образом? – спросила я.

Нет, я не ждала от старухи правды, но не знала, что ещё сделать. Пока она говорит, у меня есть время что-то придумать и предпринять. Так что пусть говорит, пусть рассказывает, пусть плетёт свою паутину, паучиха. А я постараюсь в неё больше не попасться.

- Симилла была самой благородной, знатной, талантливой и красивой девушкой Швабена, - старуха сделала шаг по направлению ко мне, а я одновременно сделала шаг от неё. – Она могла бы выйти замуж за короля, но решила оставить след в этой жизни не своим статусом, а своими делами. Симилла отправилась в университет магии, блестяще выдержала вступительные экзамены, прекрасно себя зарекомендовала, и подружилась с тремя молодыми волшебниками -  Мертеном, Тедериком и Брайером Хагеботьером Розеном. Они дружили – все четверо. Но один из них решил пойти дальше.

- Брайер, - догадалась я, отступая ещё на шаг.

- Именно, - старуха пристукнула клюкой и передвинулась на полметра ко мне. – Он обольстил девушку, обещал ей жениться, но не сдержал слова. Сказал, что любит другую и всегда любил. От горя Симилла покончила с собой. Её кровь требует отмщения. И мы с вами должны проявить женскую солидарность в этом деле. Хватит мужчинам портить нам жизнь.

- Где доказательства, что ваш рассказ – правда? – спросила я.

Мы снова переместились по улице, будто связанные невидимой верёвкой. Я отступала, Карабос подбиралась ко мне ближе, и вокруг не было никого, кто мог бы прийти мне на помощь. Возможно, мне удастся применить какое-нибудь заклинание… Но на ум упорно лезло только глупое прозвище «Шпиндель» и первые строки цветочного заклинания «я розу сорвал и цветок подарил..», но его вряд ли можно было применить в оборонительных целях.

- Я предоставлю вам доказательства, - пообещала Карабос.  

- Какие? – я старалась говорить спокойно, даже с безразличием. - Прошло сто лет. Все письма можно подделать, свидетелей не осталось. Граф Мертен не в счет. Правду он не скажет. Вам я тоже не поверю, потому что вы уже обманывали меня. Вы сказали, что Брайер – ваш сын, а вы – королева Швабена.

- В тот момент я не могла сказать вам всей правды, - улыбнулась она, продемонстрировав такие ровные и белоснежные зубы, что по сравнению с лицом морщинистой черепахи это было даже неприятно. – Но вы до сих пор храните договор о покупке замка. Значит, в чем-то вы мне верите. Или вы верите только в то, что вам выгодно, Маринетта?

Они тут все прямо были психологами на полставки. И задание «обвини оппонента прежде, чем они обвинит тебя» - выполняли отлично. Но я это спускать на просто так не собиралась.

- Не передёргивайте, - ответила я старухе. – После того, как меня похитили, используют в каких-то непонятных целях для чужой выгоды, никто не смеет мне указывать, во что и кому верить. Вы-то сами? Зачем разбудили Брайера? После того, как пытались его убить сто лет назад? Легче уже было добить спящего. Хоть бы справились.

Карабос прищурилась, окинув меня долгим испытующим взглядом, а потом вскинула сухонький кулачок, ткнув воздух. Я испуганно отшатнулось, но ничего не последовало – никаких невидимых ударов. Даже щекотно не стало.

- Вот почему вы не слушаетесь меня, Маринетта, - хихикнула старуха и вцепилась в свою клюку, как в меч. – Вижу, Шпиндель чудесно поработал над вами… Давайте это исправим?

- Исправим – что? – требовательно спросила я, немного приходя в себя.

То, что фея не может лупить меня магией на расстоянии – это было хорошо. Даже очень хорошо. И это придало мне сил и смелости чтобы стрельнуть по улице, не оглядываясь. Как там говорил Шпиндель? Бежим и не дрожим?

- Маринетта! Стойте! – неслось мне вслед шипение Карабос – кричать она по каким-то причинам не стала. – Остановись, глупая девчонка!..

Но я была бы глупой, если бы остановилась.

Бежать на в туфлях на каблуках было не слишком удобно, пару раз нога у меня подворачивалась, но я умудрилась не упасть, и вскоре свернула на боковую улицу, потом на другую, потом проскользнула узким, как чулок, переулком, и выскочила на площадь, где плясали и веселились жители и гости города Найта.

На меня никто не обращал внимания, и я юркнула в толпу, посчитав, что найти меня здесь Карабасихе будет сложнее.

 - Не желаете прогулку по городу? – услышала я знакомый голос коротыша-гида, который предлагал туристам свои услуги. – Всего две серебряных монеты! Две монетки серебром – и я расскажу вам историю нашего удивительного города!..

Протолкнувшись через толпу ещё шагов десять, я оказалась у каменной прялки и лицом к лицу столкнулась с Брайером, который задумчиво смотрел на колесо, по которому змеились глубоко выбитые буквы.

- Всё закольцовано, - произнесла я, и колдун быстро оглянулся.

В тот же момент мне показалось, что злое колдовство Карабос, всё-таки, настигло меня – я ослепла и оглохла, как от внезапного удара.

Хотя, нет. Не совсем ослепла и не совсем оглохла. Я больше не слышала музыки, людских голосов, пения и смеха, не видела переливов воды в фонтане, ярких фонарей, но видела, как в глазах Брайера промелькнули удивление, изумление, растерянность, радость, надежда, и услышала, как он спросил, запинаясь, словно не веря сам себе:

- Это ты, Крошка?.. Как ты здесь?..

- Решила прогуляться, - ответила я небрежно, не желая даже себе признаваться, как взволновали меня и взгляд, и голос колдуна.

Будто я увидела самое чудесное чудо магии, настоящее волшебство. Только какое это волшебство – всего лишь взгляд, всего лишь слова…

Я даже попыталась убедить себя, что мне всё почудилось – и радость при встрече со мной, и удивление, и… и всё остальное тоже.

- Любуешься памятником? – я заговорила, чтобы Брайер не заговорил первым.

Потому что испугалась того, что услышу. Если он скажет какую-нибудь банальщину или опять начнет смеяться – это разрушит волшебство. А если скажет что-то другое – я не буду знать, что ответить. И это пугало ещё больше. Лучше держаться на расстоянии, лучше ворчать, лучше считать этого фон Розена мальчишкой, легкомысленным балбесом, поверхностным и недалеким, у которого