Визит сдвинутой фазианки (Сборник) - Владимир Савченко

Да-да, все блестяще: вице-президент АН СССР, Герой Соцтруда, Ленинская премия, Госпремия СССР, депутат. Выдающийся специалист по физике плазмы и проблемам управляемого термоядерного синтеза. Толково, говорят, распоряжался в Чернобыле. Кандидат в члены ЦК. Несомненно, незаурядный человек. Но вот только одно: управляемого «термояда» ведь нет.

Вспомним: И. В. Курчатов получил первую Звезду Героя Соцтруда только после взрыва советской атомной бомбы в 1949 году; даже создание первого советского ядерного реактора (1946) ему не было «засчитано». С. П. Королев вообще стал академиком только после запуска первого искусственного спутника; до этого он проходил на равных с В. Н. Челомеем (а если учесть, что у Челомея работал сын Хрущева, то, может, стоял и пониже). Те свершения были ничуть не менее фантастичны ожидаемого всеми нами управляемого термоядерного синтеза. Американцы предрекали, что русские создадут свою А-бомбу лет через 20–30 после них, не раньше. И я до сих пор помню потрясение, пережитое 4 октября 1957 года, когда полетел наш «бип-бип». И вот человек, вознесенный выше Курчатова и Королева, но отличающийся от них тем, что они сделали дело, за которое брались, а этот — нет. Почему мы должны полагаться на его авторитет? Да и какой это авторитет: глубокого ученого — или пробивного парня (близость наших возрастов позволяет мне говорить о нем так)? Ведь то, что Е. П. Велихов ярый «монополист» в науке и, по свидетельству профессора А. Клесова (статья «Монополизм в науке», № 15/88 «Бюллетеня НТР»), «занимает… по меньшей мере шестнадцать ключевых постов», тоже не секрет. 16 постов, по восемь часов-по меркам обычного человека — на каждом, это у него выходит рабочий день 128 часов в сутки. Можно ли все это принимать всерьез?

Да, управляемый термоядерный синтез оказался твердым орешком, вот уже 40 лет бьются ученые во всем мире — вдвое больший срок, нежели тот, в который Ходжа Насреддин брался обучить грамоте эмирова осла… А ведь сколько всего открыто и создано за эти 40 лет! Но все же-«выдающийся специалист по управляемому термоядерному синтезу»… не слишком ли это близко к «выдающемуся специалисту по полетам к а-Центавра»?[1]

…Те, кто читал мои повести «Черные звезды», «Новое оружие», «Тупик», «Испытание истиной», не смогут заподозрить меня в неприязни к физикам. Напротив, в этих работах видно мое глубокое уважение к их сложному, порой драматическому труду и поиску, даже пиетет. Но все это не может быть препятствием, чтобы в данном вопросе, жизненно важном для всех, докапываться до сути.

Впрочем, извиняйся не извиняйся, но после того, как «лягнул» самого Велихова, ясно, что автору в глазах физиков-ядерщиков терять больше нечего. А раз так, то автор, подобно марктвеновскому янки из Коннектикута, приглашает на поединок все «ядерное рыцарство». Оружием в поединке должны служить четкие факты и точные, лучше всего количественные, доводы.

Однако, в отличие от упомянутого янки, признаю сразу, что я буду рад поражению, доказательному разоблачению моих суждений и выводов. В ножки поклонюсь.

Читатель далее поймет — почему.

Проводимые специалистами измерения с помощью контрольной аппаратуры свидетельствуют, что цепной реакции деления ядерного топлива не происходит, реактор находится в заглушенном состоянии.

И Ханс Блике, появившись тогда со своим помощником М. Розеном в зоне аварии, перво-наперво успокоил мировую общественность сообщением, что со стороны 4-го блока ЧАЭС не наблюдается проникающее нейтронное излучение, а это верный признак, что цепная реакция там прекратилась.

Именно это вызывало наибольшую тревогу, было у всех на уме. И справедливо: реактор был раскален настолько, что горели графитовые стены-экраны. Вот фраза из интервью М. Розена журналу «Шпигель» (по АиФ № 23/88): «Я полагаю, что когда загорелся графит, ядерное топливо расплавилось, но дно реактора не было пробито».

Более того, 23 февраля 1988 года в Славутиче Е. П. Велихов счел нужным подчеркнуть, что в «саркофаге» цепная реакция не идет.

Профессор Буатэ в статье в «Правде» (это изложение его доклада в Швеции) высказывается так: «Авария на Чернобыльской АЭС, где имел место неуправляемый разгон реактора, расплавление активной зоны и разрушение герметичной оболочки, — самая серьезная авария, которую только можно представить». (Подчеркнуто мной.-В. С.). А о цепной реакции-ни полслова.

Полно, так ли уж и «самая»? Вот цитата из заметки в «За рубежом» № 22/86 (т. е. лето 1986 года) «Авария на американских ядерных реакторах»: «Чрезвычайно опасная авария произошла в 1966 году на реакторе-размножителе «Ферми»… Из-за отказа предохранительной системы частично расплавилась стенка реактора… инцидент едва не привел к ядерному взрыву (Подчеркнуто мной. — В. С.).

Получается так: когда надо утешить население, что мы не одни такие лопухи с ядерными реакторами, сообщаются одни сведения. А теперь, когда надо укрепить веру в те же реакторы, — совсем другие.

…Есть поговорка: «Ты сказал-я поверил; ты повторил — я насторожился; ты еще повторил — я почувствовал сомнение». Мне тоже показалось интересным, что о возможности цепной реакции вырваться из-под контроля говорят хоть и в смысле отрицательно-успокаивающем, но как-то сквозь зубы, нехотя. И нигде я не встречал «сценария» чернобыльской или какой-то другой (тримайлайлендской, например) аварии, в которой исследовалось бы развитие событий при допущении, что цепная реакция не прекратилась. Что будет-то, как? В конце концов, мы читаем ныне «сценарии» ядерной войны и ее последствий, даже смотрим по ним фильмы — а здесь?..

Я принялся сам строить и просчитывать этот вариант. И — пришел к таким отвратительным выводам, что первой реакцией было: ну его к черту, пусть кто-то другой это исследует и об этом сообщает! Но… нельзя же все время ходить здесь вокруг да около, вопрос серьезный. Вот мои результаты — и пусть ученые противопоставят им свои.

Она круто вырвалась из управления, эта реакция. «Через 35–40 секунд после начала эксперимента» мощность превысила в 100 раз номинальную…» (Из статьи «Чернобыль — год спустя» в западногерманском журнале «Энергия», № 4/87-но РЖ Энергетика 2.50.130, 1988). «Первичная причина-конструктивные недостатки РБМК: изобилие графита, из-за чего при мощности меньше 20 % от номинала работа неустойчива; скорость ввода аварийных стержней 0,4 м/с, полное время ввода 15–20 с не поспело за выходом блока от «мигания нейтронов» на критичность» (Изложение доклада UKAEA (Великобритания) в РЖ Энергетика 12У291, № 12/87).