Король гнева - Ана Хуанг

глаза, но если бы я не знала лучше, я бы сказала, что в нем был малейший намек на уважение. — Приятного аппетита.

Она повернулась, чтобы уйти, но перед этим бросила на меня последний взгляд. — А Вивиан? Я ожидаю, что это будет лучший Бал Наследия за всю историю мероприятия.

Баффи удалилась в облаке аромата Шанель № 5.

Ее уход вырвал воздух из моих легких. Я упала, больше не удерживаемая в вертикальном положении возмущением и необходимостью доказать, что она не могла обойти меня стороной.

— Отчитывать Баффи Дарлингтон. — Зеленые глаза Слоан сверкнули редким восхищением. — Впечатляет.

— Я не отчитывала ее, — опровергла я. — Я представила альтернативную точку зрения.

— Ты отчитала ее, — сказала Изабелла. — Был момент, когда я подумала, что у нее случится коронарный приступ и она рухнет прямо на твои яйца. — Баффи и Бенедикт, новое сочетание для бранча.

Мы уставились друг на друга на мгновение, ошеломленные пошлостью ее шутки, прежде чем разразиться смехом.

Может, это был алкоголь, а может, мы все были в бреду от переутомления и недосыпания, но как только начали, мы уже не могли остановиться. Слезы навернулись мне на глаза, а плечи Изабеллы тряслись так сильно, что стол дребезжал. Даже Слоан смеялась.

— Кстати, об именах Б, — сказала Изабелла, когда наше веселье, наконец, утихло до приемлемого уровня. — Я ослышалась, или она сказала, что пришла со своей подругой Банни?

— Банни Ван Хаутен, — подтвердила я с ухмылкой. — Жена голландского судоходного магната Дирка Ван Хаутена.

Ужас стер остатки веселья с лица Изабеллы.

— Кто придумывает эти имена? — потребовала она. — Существует ли правило, что чем ты богаче, тем уродливее должно быть твое имя?

— Они не так уж плохи.

— Баффи и Банни, Вив! Баффи и Банни! — Изабелла покачала головой. — Как только я получу власть, я запрещу все имена, начинающиеся на буквы Б и У. Не дай бог они добавят в свою группу Бабби.

Я не смогла сдержаться. Я снова разразилась смехом, и вскоре ко мне присоединились Изабелла и Слоан.

Боже, мне это было необходимо. Еда, напитки и веселое, глупое утро с моими друзьями, несмотря на инцидент с Баффи. Иногда именно простые вещи в жизни заставляли нас идти вперед.

Мы задержались еще на час, прежде чем уйти. Я настояла на том, чтобы оплатить еду, поскольку они потратили большую часть времени, выслушивая мои проблемы, и я только что оплатила чек, когда зажужжал мой телефон.

Мое сердце екнуло, когда я прочитала новое сообщение, но я сохранила нейтральное выражение лица, пока мы выходили из ресторана.

— На следующей неделе выходит новая романтическая комедия, — сказала Слоан. — Давайте посмотрим ее.

Изабелла посмотрела на нее с подозрением. — На этот раз ты действительно будешь смотреть фильм или просто будешь жаловаться на протяжении всего фильма?

Слоан надела солнцезащитные очки. — Я не жалуюсь, а даю критику фильма в реальном времени, применяя его в реальном мире.

— Это романтический комедийный фильм, — сказала я. — Они не должны быть реалистичными.

Некоторые люди любят расслабляться, читая или делая массаж. Слоан любила смотреть романтические комедии и писать диссертации, в которых подробно описывала каждую вещь, которая ей не нравилась в фильме.

И все же она продолжала их смотреть.

— Мы согласимся не соглашаться, — сказала она. — В следующий четверг после работы. Пойдет?

Мы пережили годы издевательств над романтическими комедиями и переживем еще одну ночь.

После того, как мы подтвердили дату похода в кино и разошлись, я направился по Четвертой улице в сторону Вашингтон-сквер-парка.

Мой пульс бился громче с каждым шагом, пока не достиг крещендо при виде знакомой высокой темной фигуры, стоящей у арки.

Парк был заполнен уличными музыкантами, фотографами и студентами в толстовках Нью-Йоркского университета, но Данте выделялся на фоне блеклого фона как яркая вспышка. Даже в простой белой футболке и джинсах его присутствие было достаточно мощным, чтобы привлечь не слишком заметные взгляды прохожих.

Наши взгляды встретились на другой стороне улицы. По позвоночнику пробежал электрический разряд, и мне потребовалось еще несколько тактов, чтобы начать идти после того, как проехала последняя машина.

Я остановилась в двух шагах от него. Звуки музыки, смех и гудки машин отступили, как будто он существовал в силовом поле, которое предотвращало любое вторжение извне.

— Привет, — сказала я, странно задыхаясь.

— Привет. — Он засунул руки в карманы, и этот жест показался мне мальчишеским по сравнению с его грубыми чертами лица и широким, мускулистым каркасом. — Как прошел поздний завтрак?

— Хорошо. — Я убрала прядь волос за ухо. — Как прошел... твой день? — Я понятия не имела, чем он занимался в то утро.

— Я выиграл у Доминика в теннис. Он был в бешенстве. — На губах Данте появилась кривая улыбка. — Хороший день.

Смех поднялся у меня в горле.

Прошло всего два дня, но я уже скучала по нему. Его сухого юмора, его улыбок, даже его хмурости.

Он был единственным человеком, который мог заставить меня скучать по каждой отдельной его части так же сильно, как и по целому — по хорошему, плохому и обыденному.

Его глаза и рот протрезвели. — Я хотел извиниться, — сказал он. — За вечер пятницы. Ты была права. Я должен был больше стараться понять, к чему ты клонишь, а не... устраивать засаду, когда мы шли домой.

Его голос был жестким, как у человека, который впервые произносит извинения, но скрытая искренность растопила все мои обиды.

— Ты тоже был прав, — призналась я. — Мне не нравится признавать это вслух, но рядом с родителями я другая. Я бы хотела, чтобы это было не так, но... — Я выдохнула. — Есть вещи, которые, возможно, уже слишком поздно менять.

Мне было двадцать восемь. Моим родителям было около пятидесяти или около шестидесяти. В какой момент наши привычки и динамика настолько укоренились, что попытка изменить их была бы сродни попытке согнуть бетонный столб?

— Для перемен никогда не поздно. — Глаза Данте смягчились еще больше. — Ты чертовски совершенна такой, какая ты есть, Вивиан. Если твои родители не видят этого, то это их упущение.

Его слова схватили мое сердце и сжали его.

К моему ужасу, знакомая колючка вскочила у меня за глазами, и мне пришлось моргнуть, прежде