Поединок (сборник). Выпуск 14 - Леонид Млечин

Дочь. Отлипни! Я в твою личную жизнь не вмешиваюсь.

Мать. У меня ее нет.

Дочь. Есть. Не строй из себя (следует не слишком печатное выражение. — А. В.).

Мать. Это, по-твоему, жизнь? Божье наказание, а не жизнь. Для тебя... (следует непечатное выражение. — А. В.).

Дочь. Для меня не надо. Я сама.

Мать. У тебя не получается. Даже с этой шмакодявкой.

Дочь. Ничего, как-нибудь.

Мать. Три ха-ха!..

Дочь. Если ты не отлипнешь... И Димка, и вонючка этот... с гаремом и «мерседесом»... Я знаешь что сделаю? Всех, поняла?

Мать. Давай начинай. (Долгое молчание, стук посуды, голос диктора сменился музыкой.) Я тебе просто удивляюсь, Светлана: девка в соку, кровь с молоком, тебе мужика, чтобы жизнь понимал, а тянет на комарье. Хлопнуть, и то жалко.

Дочь. Я, кажется, сказала...

Мать. Это у тебя по отцовской линии. В нашем ролу сморчков не подбирали.

Дочь. Я, кажется, сказала... Сказала или нет? Ты русский язык понимаешь? Я сама хлопну, кого надо... (Срывается на крик.) Я для любви создана, понятно? Чтобы меня на руках носили. И будут носить, чтобы ты знала! А в Африку можешь сама. Там таких (следует полупечатное слово. — А. В.) дефицит. (В крике слышатся слезы.) Уйди! Уйди! Не трогай. Никого мне не надо. Одна буду жить.

Мать. Пять ха-ха!» (Здесь кассетник выключен.) Когда мы слушали запись, Вадим дал такой комментарий:

— Димка, жаба, шмакодявка, комарье и сморчок — это все я. Не сочтите за бахвальство. Кстати, вы писатель, у вас большой словарный запас, объясните, что такое шмакодявка? В энциклопедии я не нашел.

— Это что же, — в свою очередь, спросил я Вадима, — они всегда на таком жаргоне объяснялись?

— При мне никогда. Впрочем... Арго, просторечье, разговорный язык — это же клад для писателя. Скажите спасибо, что я дал вам возможность послушать.

Как мы помним, явившись с повинной, Светлана передала следствию письма, которые обнаружила у Бориса — в кармане его пиджака.

Вот текст этих писем, приобщенных к уголовному делу. Даты автором не проставлены, поэтому располагаю их по хронологии, вытекающей из содержания, не ручаясь за точность.

«Боря! Я все понимаю, не надо ничего объяснять. Так что напрасно ты скрываешься. Твоя мама говорит по телефону, что тебя нет дома, а я вижу, как ты вошел и как зажег в комнате свет. Я звоню из автомата напротив (ты знаешь). Твой выбор меня не удивляет, эта женщина тебе больше подходит. Желаю тебе с ней всего хорошего. Но объясниться мы все-таки можем? Или ты боишься? Мне от тебя ничего не нужно, так что можешь не бояться. Маша».

«Боря! Я сама виновата, что вызвала тебя на этот неприятный разговор. Ты все равно ничего не мог сказать. И я ничего не сказала. А я хотела сказать то, что Олеся Ивану Тимофеевичу, но не сказала. (Речь, очевидно, идет о повести Куприна. Возможно, автор имеет в виду записку, которую оставила Олеся, навсегда расставаясь со своим возлюбленным. — А. В.) Желаю тебе счастья в семейной жизни. Спасибо за то, что ты мне дал. Маша».

«Боря! Мне передали, что у тебя неприятности. Я дома по вечерам. Если могу помочь — позвони. Маша».

«Боря! В шесть часов я никак не могу, потом объясню. Если можешь, в восемь, на том же месте. Если не можешь, то завтра в любое время. Позвони. Я все тебе объясню. Маша».

«Дорогой мой, родной, любимый, не волнуйся, ни о чем не думай. Все будет в порядке. Я теперь точно знаю, что все будет в порядке. Только ты не волнуйся. Позвони, когда захочешь. Бесконечно преданная тебе Маша».

Вопреки моим ожиданиям встреча с Борисом Петрушиным оказалась самой короткой из всех, какие были у меня в этом городе. Даже короче, чем с Ермаковым. Он пришел, стыдливо пряча за спиной левую руку. Я успел, однако, заметить протез, к которому он, естественно, еще не привык, и это страшно мешало ему. Разговор не клеился, я быстро почувствовал, что любой вопрос его тяготит.

Худощавый, неловкий, застенчивый, весьма среднего, отнюдь не волейбольного роста, с тихим, почти неслышимым, голосом, он очень мало походил на того супермена, который штурмом взял неприступную «леди Макбет» — первую красавицу городского масштаба. Или таким его сделало это несчастье, а в лучшие свои времена он был совершенно иным? Узнать не составило бы труда, но — зачем? Он и так настрадался, новые «мемуары» причинили бы ему только лишнюю боль.

Не вдаваясь в подробности, он сухо заметил, что «руку назад не вернешь», что мщения он не жаждет, что «сам на все нарывался», никого не послушавшись, в том числе Тимаковых, которые знакомили его со Светланой «вовсе не для женитьбы, а для удовольствия». Узнав, что Борис намерен жениться, Леонид Тимаков сказал ему: «Ты входишь в опасную зону», но кто, на что-то решившись, принимает всерьез благоразумные предупреждения?

Эта встреча мало чем могла обогатить мои знания о деле, но документ, который мне показал Борис, существенно продвинул вперед предложенный жизнью сюжет. И внес в него новые яркие краски.

Исковое заявление (о расторжении брака и разделе имущества)

Истец: Горохова Светлана Артемовна, в настоящее время отбывающая наказание в исправительной колонии усиленного режима.

Ответчик: Петрушин Борис Валентинович, проживающий...

«Настоящим прошу расторгнуть наш брак с ответчиком... На всем протяжении семейной жизни ответчик не имел намерения жить по правилам советской семьи, унижал мое женское достоинство, уходил из дому, забирая вещи, нагло обманывал и изменял, подтверждением чего являются письма его любовницы, которые имеются в уголовном деле... Это поведение с его стороны приводило к постоянным конфликтам между нами, последний окончился для меня трагически, почему я нахожусь в колонии и оттуда вынуждена судиться со своим мужем.

Поэтому прошу брак расторгнуть по вине со стороны мужа, а меня освободить от уплаты за развод, потому что с моей стороны было желание построить семейную жизнь, и в развале семьи я совершенно не виновата.

Одновременно прошу разделить наше общее семейное имущество, оставив мне автомашину «Жигули» — ВАЗ-21011. Эта машина принадлежит мне лично по той причине, что куплена на деньги от продажи автомашины «Москвич», которая принадлежала мне лично до оформления брака с Петрушиным Б. В., поэтому, как мне объяснил мой юрист, она не является семейным имуществом, нажитым в браке, а только моей собственностью, хотя оформлена на его имя...»

Копию искового заявления, поступившего в суд, направил Петрушину судья Мастерков. К нему я и пошел — не столько за разъяснением, сколько за дополнительной информацией: в деле Светланы Гороховой открывалась как бы новая глава, сулившая самые нежданные повороты и продолжения.