Именем народа Д.В.Р. - Олег Петров

Но Филя благодушествовать не стал. Встреча и беседа с Фоменко поселили в нем повышенное чувство опасности. Где-то в глубине души клубилась до конца неосознанная паника: не переиграть ему этого гражданина начальника. Это не психованный Гадаскин и не зеленый помнач Баташев. Цупко даже себе не хотел признаться, что боится, панически боится нового начальника угро. Не хотел признаться, но ведь про этот свой страх знал. Знал!

А в тот день, когда Цупко побывал на беседе у Фоменко, он начальника угро еще раз видел. В тюрьме.

Старый Бизин не забывал о молодом пополнении войска Ленкова. Регулярно он посылал обитателям камеры, в которой посидел в начале осени, небольшие передачки с продуктами — салом, чесноком, калачами.

Чаще других таскал узелок харчей к тюремным воротам по просьбе Бизина Цупко: гоношил арестантам гостинец и завозил по дороге с постоялого на Новые места.

Обычно передачка адресовалась Бориске Багрову, уже три месяца томящемуся за решеткой без суда и вызовов к следователю. Бориска не раз поминал добрым словом старика Бизина за харчи, потому как постоянно ощущал себя голодным, несмотря на то, что кормили в тюрьме вполне сносно. Но, вот, такой уж он был проглот!

Бизин, как раз за обедом после колки Филей дров, и попросил Цупко отнесть передачу Бориске в тюрьму, а если получится, повидать мальца, узнать его настроение.

Бизин и сам дивился, насколько запал ему в душу этот паренек, не растерявший своей наивности даже после всех переделок, в которых он побывал за свою коротенькую жизнь: повоевал в партизанах и на фронте, между жизнью и смертью болтался после ранения, наконец, так глупо бухнулся за решетку, использованный втемную.

Бизин не впал в старческую маразматическую сентиментальщину. Ему, смертельно ненавидящему все эти дэвээровские порядки, устремленные в пролетарское будущее, самолюбиво захотелось — до чертиков! — перековать юного красного пулеметчика, перекрасить его в свой цвет. В этом желании Бизин наполнялся забытым азартом рулетки. А он не любил проигрывать!

После обеда у Бизина Цупко вернулся домой, а оттуда, по привычке задами, обойдя склады горбойни, направил стопы к «централу». Вот тогда-то наружка угро его и потеряла. Посчитали, что после обеденного подношения за колку дров завалился Филя дрыхнуть.

Цупко назвался надзирателю на проходной, как обычно, — мужем Борискиной тетки, спросил насчет свидания. Ему разрешили пройти в здание администрации, на прием по этому вопросу у помощника начальника тюрьмы. Им оказался среднего возраста худой мужчина, который попросил Филиппа подождать, — куда-то торопился с бумагами в картонной папке.

Филипп разглядел в полумраке коридора закуток со скамьей, прошел и сел, аккуратно поставив узелок с шаньгами себе на колени. Из закутка коридор немного просматривался, сам же Цупко был в тени.

Внезапно послышались голоса, шаги. Мимо скрытого тенью закутка Филиппа прошли трое мужчин, двое из которых были ему знакомы — Фоменко и Баташев! Третий — высокий, могучего телосложения молодой парень, улыбаясь, что-то сказал Фоменко, и они скрылись в конце коридора за обитой дерматином дверью.

Цупко заелозил на скамейке. Влипнуть из-за причуды старого Бизина он не имел ни малейшего желания. Вся печальная картинка враз перед глазами предстала:

«Ой, а что вы тут делаете Цупко? — Передачу принесли и свидания просите? — А с кем? — Племянник у вас тута? — И откуда, Цупко, у вас племянник объявился? — А расскажи-ка нам, племяш Бориска, какая тебе родня этот гражданин? — А ну-ка, поглядим, как часто он тебе передачки носит? — Поглядите-ка, да уже не впервой! — А малец-то про доброго старичка Алексея Андреевича рассказывает! — А фамилия этого доброго дедули? — Бизин! Соседушко гражданина Цупко на Новых местах! — А соседушко-то — купчина из бывших!..»

Филя закрыл глаза. Если трясти начнут, если дознаются об истинном лице Бизина — на Костю выйдут, как пить дать! И тут ему, Филе, с двух сторон — полная кайла! И сыскари по полной отвалят, и Костины хлопцы, хоть в камере острожной, хоть где достанут…

К великому облегчению Фили, появился помощник начальника и сообщил Цупко, что без разрешения следователя по делу свидания запрещены, но передачу арестованному Багрову передадут. Цупко отдал узелок с харчами и, тяжело дыша, шустро рванул от тюремных ворот. Для одного дня две встречи с начальством уголовного розыска — чересчур! Но и напуганный, нюха не потерял, пустил кругаля — домой пробрался в сумерках, опять же задами. Когда засветил лампу на кухоньке — огонек увидел агент с улицы. Проснулся, стало быть, объект наблюдения. А Филя, наоборот, пораньше на боковую залег. В общем, ничего наблюдение не дало. А потом, как уже известно, после Филиной наводки на рябцевскую шатию-братию, слежку и вовсе сняли.

Эх, кабы тогда, в тюремном коридоре, повернул Фоменко или Баташев голову на замершую темную фигуру в закутке!

Глава семнадцатая

Непростой разговор происходил в кабинете начальника тюрьмы в тот момент, когда Филя-Кабан трясся от страха в коридоре.

— Я, Дмитрий Иванович, пока вас дожидался, не только дело Харбинца изучил, но и по коридорам первого арестантского корпуса походил, в глазки понаблюдал. Но знакомых не увидел, — доложил Фоменко тот самый молодой и высокий силач, с румяными крепкими щеками и смоляной шапкой курчавых волос — Северьян Покидаев, прибывший в Читу на работу в угрозыск из Приморья.

Они с Фоменко уже года три знали друг друга, Северьян работал под началом Дмитрия Ивановича во владивостокском уголовном розыске.

— Северьян, — пояснил Фоменко Баташеву и Григорьеву, — достаточно хорошо знаком с Дмитриевым-Харбинцем. В одной камере с ним умудрился посидеть. Ты расскажи поподробнее, как познакомился с ним, — обратился он к Покидаеву.

— Когда японцы высадились во Владивостоке, меркуловцы устроили повальные аресты и облавы. Хватали всех без разбору. Вот и меня прихватили, как подозрительную личность без документов. А разделения какого-то совершенно не было! В камеры набивали всех подряд — уголовников, политических, дезертиров. В общем, и правых, и левых. И вот в нашей камере набилось десятков шесть. Теснота, духота! Известно, что в таких условиях уголовная шантрапа давай себе лучшие места отбивать, верховодить. А тут еще начали дергать на допросы и выяснять твою классовую принадлежность господа из контрразведки. Этого мне совершенно не хотелось, — улыбнулся Северьян. — Вот я и стал приловчаться к уголовной братве. Пригляделся и давай копировать их повадки. Наплел про одну шайку. Тут и познакомился с Харбинцем — шушера в камере так называла своего старшего, пахана…

— Когда ты, Миша, мне про Харбинца рассказал — вспомнил я, откуда мне эта кличка знакома! Действительно, была она у меня в Приморье на слуху, — перебил Северьяна Фоменко. — Рассказов о нем гуляло среди уголовной братии! Контрабандист высшей пробы, всю Маньчжурию исколесил вдоль и поперек. Извини, Северьян, продолжай.

— Харбинца зацапали, как и меня, случайно. В общем, получилось у меня тогда закосить под блатного. Потом нас из тюрьмы на Русский остров отправили, там жили в землянках за колючей проволокой, но Харбинец вскоре оттуда исчез. Поговаривали, что подкупили его люди охрану. А я уж потом навинтил — выдался случай!

— Вспомнит он тебя, если встретитесь? — спросил Фоменко.

— Как же не вспомнит, ежели сам мне кличку дал — Хряк! За мою комплекцию. Он меня и считал, как бы, в своей охране. Остальные-то вокруг него подобрались — шибдзики! Может, только на этом я к нему и въехал в друзья-приятели! — засмеялся Покидаев, демонстрируя свои пудовые кулачищи.

— А как ты, Северьян, смотришь на такое мое предложение… — медленно проговорил Фоменко, уперев согнутые в кулак пальцы в щеточку усов. — Выйти под видом Хряка на Старика-Харбинца и попытаться навести мосточек к ленковской компании. Не может быть, чтобы Харбинец не знал туда вход. По тому, как он ловко выкрутился, будучи взят на месте с поличным, можно предположить, что он играет в ленковской шайке заметную роль. А если и нет, то среди читинской шатии-братии вес имеет немалый. Выгородили же его двое других жуликов, значит — не простой смертный! Как думаете?

— Мог и на старом авторитете выехать, — задумчиво сказал Григорьев. — Этим многие одряхлевшие нахалы попользоваться любят. Сил уж нет, а слава еще осталась. Или ее дым…

— Дмитрий Иванович! Чего гадать? Согласен на ваше предложение! Человек я в городе новый, повадки этой публики знаю маленько, через авторитет Харбинца и пойду…

— Риск велик, Северьян.

— А где его в нашем деле нету, Дмитрий Иванович? Попробую, самому интересно в это логово проникнуть да взять их под жабры! — со злой ненавистью сказал Покидаев.