Как разграбили СССР. Пир мародеров - Лев Сирин

— «Капица не соответствует сложившемуся стереотипу телеведущего»... Не обидно было слышать такие вердикты?

— Да, некоторые из коллег считали меня непрофессионалом на телевидении. На телевидении надо быть немного артистом, оно учит точно выражаться и правильно говорить. Сейчас культура речи на телевидении ужасная. Раньше были специальные комиссии, следившие за нормами русского языка. Могла быть, конечно, разница между московской речью и более аристократической петербургской. Так же, как есть разница в длине ног балерин Москвы и Санкт-Петербурга. В Петербурге ноги у балерин длиннее. Волоч-кова — лучшее тому доказательство.

— Цензура мешала Вашей передаче, Сергей Петрович? И есть ли она сегодня на телевидении?

— Сейчас цензура — деньги, это гораздо хуже! Сценарии моих передач в советское время не подвергались цензуре. В общих чертах я согласовывал гостей, и только. Все было достаточно свободно, серьезных инцидентов я не помню. Единственный момент, связанный с цензурой, был скорее курьезный. Мы снимали под водой сюжет о ловле крабов, и в кадр попали плавающие крабы. В определенный период полового созревания крабы, оказывается, могут плавать. В соответствии с законом нормы вылова этих «летающих» крабов отличаются от обычных норм. Мы этого не учли. В результате нам было сделано замечание. Так я узнал про закон о половозрелых крабах. Сейчас на канале «Россия» мы даем в эфир самое интересное и важное. Политика программы совпадает с интересами канала.

— Кстати, Вы посвящали «Очевидное-невероятное» и экономическим наукам тоже. Предвосхитили, так сказать, время.

— Летом 1977 года в СССР приехал Леонтьев, известный американский экономист, лауреат Нобелевской премии. — Прим. авт.). Я решил сделать передачу в виде дискуссии с ним и Иноземцевым (советский экономист, академик АН СССР. — Прим. авт.). Иноземцев сказал: «Это надо согласовать». Пришлось звонить Лапину (в то время председатель Госкомитета по телевидению и радиовещанию. — Прим. авт.). Тот отвечает: «Я не против, действуйте». Во время передачи оба, и Леонтьев, и Иноземцев, понимали, что идут по лезвию ножа. Шаг вправо, шаг влево... Леонтьев был ведь ответственный человек. Они отстаивали свои точки зрения: Иноземцев — плановую модель экономики, Леонтьев — рыночную. Кстати, именно в той передаче впервые возник образ, сравнение рыночной экономики с кораблем, у которого сорвало паруса и он плывет неизвестно куда. Особенно актуально это сравнение стало во времена гайдаровских реформ.

— «Очевидное-невероятное» шло в записи или был прямой эфир? Я в том смысле: не случалось ли технических накладок и как Вас наказывали за них?

— Был смешной эпизод с Майей Плисецкой. Она большая хулиганка! Мы должны были, изображая беседу, подняться по лестнице Музея изобразительных искусств имени Пушкина. Потом этот проход в сопровождении музыки Моцарта должен был стать заставкой к передаче. Первый дубль пошел насмарку, потому что из-под лестницы вдруг вышла уборщица с ведром и испортила всю лирику. Стали переснимать. Плисецкая принялась рассказывать мне, как она снималась у французского режиссера в русской деревне: «На заднем плане так же, как сейчас, появляется посторонний. Я через переводчика прошу месье удалиться. Ноль внимания. Тогда переводчик берет дело в свои руки и говорит ему: «Эй ты, иди отсюда на...» Последние слова своего рассказа Майя произнесла прямо в камеру, и мы как раз вышли из кадра. Я ей сказал: «Майя, один процент наших слушателей глухонемые, они читают по губам». Для обычных людей звучала только музыка, а глухонемые прекрасно распознали, что сказала Плисецкая. Потом пошли письма: «Зачем вы разрешили Майе так выражаться?!»

— Популярность в народе свою как-то ощущали?

— Я говорю, что если бы каждый раз брал по пять долларов за то, что меня фотографируют, то стал бы богатым человеком. Просто так прогуляться по Москве, к сожалению, мне уже невозможно. На меня в 1986 году было совершено покушение. Три раза какой-то сумасшедший из Ленинграда приезжал в Москву и за мной следил. Яковлев (секретарь ЦК КПСС в 1986 — 1990 гг. — Прим. авт.), с которым я обсуждал это покушение, говорил, что использование маргиналов — типичный прием терроризма. А Савинков использовал для покушений влюбленных в него женщин.

— Насколько я знаю, на Вас набросились с топором и Вам потом долго пришлось лечиться. Вас-то за что убивать, Сергей Петрович?

— Я был «главным жидомасоном» страны. (Смеется.) Это оказалось достаточным аргументом. Хотя как можно быть масоном и евреем одновременно? Мы думали даже о том, чтобы сделать отдельную передачу на эту тему. В нашей стране есть специалисты по истории масонства.

— После крушения Советского Союза стало модно верить в Бога. Вы в Бога верите, Сергей Петрович? В физиологическом смысле Бог существует?

— Поколение моего отца было активно антирелигиозным в силу партийных принципов. А я — русский православный атеист. Это, кстати, весьма распространенная формула отношения к вере, к духовной культуре. По существу, ведь и наука выросла из религии. Я встречался со многими нашими патриархами. С Питиримом, с Кириллом... У нас с ними разница в мировоззрении не так велика, как может казаться. (Смеется.) С Алексием II я познакомился, когда он был еще епископом. Я был одним из немногих ученых, кто вообще готов был разговаривать со служителями церкви. Помню, как-то была намечена встреча ученых с богословами, но никто, кроме меня, из ученых на нее не пришел. Мое появление, конечно же, запомнилось. Патриарх меня обласкал. Но мое заявление, что в школах богословие не нужно и что я — православный атеист, его от меня несколько отторгло. Я патриарху Кириллу сказал: «Если бы вас можно было клонировать и в каждую школу отправить, я был бы за уроки богословия». Он смеялся. Необходимо ведь иметь уровень, чтобы преподавать такие вещи. Насаждение православия в дореволюционных школах России было лучшей антирелигиозной пропагандой. Марксизм тоже угробили преподаватели марксизма. Хотя в марксизме было много разумного, и полностью отсекать это явление было абсолютно неправильно!

— Какая, на Ваш взгляд, самая большая проблема у человечества, связанная с его будущим?

— По вопросу рождаемости все развитые страны зашли в тупик. В семьях рождается на одного ребенка меньше, чем надо. Должно быть минимум два ребенка в семье, а не один. Это очень серьезно! Как следствие, во Франции сейчас пять миллионов арабов, у которых нет репродуктивных проблем. Очень тяжелая ситуация на Украине, где нет той мусульманской составляющей, которая есть у нас. Кстати, там денежные компенсации за рождение ребенка, как мне рассказывали, гораздо больше, чем в России. Но ситуации это не спасает. Кстати, одной из причин Первой мировой войны явился тот факт, что население стран — участниц этой войны выросло на 2%, а экономика на 10%. Не успевали ею управлять.

Николина Гора, М.О., июнь 2009 г.

Глава вторая. ВСЯ ЖИЗНЬ - НЕ ТЕАТР. КОНЕЦ ФИЛЬМЫ

Вряд ли мне надо представлять экспертов этой главы. Это очень уважаемые мной люди, хотя и очень разные. Каждый из них выразит на страницах книги свою боль по поводу краха культуры в 1990-е годы. Речь прежде всего пойдет о театре (оперном и драматическом) и кинематографе. Не исключаю, кто-то недоуменно вскинет брови. А какой крах кинематографа был в 1990-е годы? Кинотеатры ломились. Что ни неделя, то премьера. Боюсь, вы что-то путаете, господа. Путаете возрождение отечественного кинематографа в период президентства Владимира Путина, когда действительно кинотеатры стали собирать сборы, с пустыми зрительными залами кинотеатров эпохи Ельцина.

Более того. В 1990-е годы вошло в моду, а затем и в норму сдавать кинотеатры под помещения, торгующие всякой всячиной. Автомобилями, мебелью, обувью, пуховиками и прочим ширпотребом. Порой торговое действо происходило бок о бок с таинством кино. Чаще киношников выбрасывали вон. Их бизнес прогорал, а громадные полезные площади в лучших местах города простаивать не должны.

Впрочем, на самом излете советской власти в кинотеатры народ напоследок набежал. Дело было в том, что в идеологическую воронку, оставшуюся вместо «железного занавеса», хлынул поток голливудского ремесла. Разных времен и разного качества. Но коль скоро сам воздух в позднем СССР был пропитан пиететом ко всему иностранному, воспринимались все творения американских режиссеров никак не меньше, чем настоящие шедевры мирового уровня или даже кинематографические откровения для темноватого, затюканного коммунистами советского народа.

Народ сии шедевры соответственно и воспринимал. Никак не забуду (а хочется), как сам поддался на всеобщую истерию по поводу «Унесенных ветром». «Фильм всех времен и народов», — кричали афиши на Калининском проспекте, что-то в том же духе подвывал телевизор, на дворе был конец 1990-го, поэтому, каюсь, сходил на американскую нетленку и я. Без особого, впрочем, вожделения, ибо к тому времени уже более-менее смекнул, что с нами происходит. Желая угодить будущей жене, купил, как сейчас помню, билеты с рук по 50 рублей. Каждый! Полтинник, разумеется, был уже далеко не брежневский, но цены пока еще стояли на месте, инфляция только маячила впереди. Но не стоять же, в самом деле, было в километровой очереди в кассы «Октября».